НОВОСТИ ДВИЖЕНИЯ

В народной летописи на сайте Бессмертного полка опубликованы рассказы жителей поселка Сазоново Вологодской области – тех, кого называют «дети войны».

«Я росла в большой семье, была четвёртым ребёнком. Отец погиб в первые же годы войны, в трагические дни войны под Москвой. Мама осталась одна с пятью детьми на руках…». Примерно так начинается каждый второй рассказ сазоновских «детей войны». Их многое объединяет – отцы на фронте, матери, в одиночку спасающие своих детей, недетская, порой непосильная работа, страх и, главное – голод.

Началось все c подготовки к областному конкурсу творческих работ «Один день из жизни ребёнка войны» ученицы 10 класса Сазоновской школы Лизы Мозгиной. Помогала девочке учитель русского языка и литературы Людмила Киселёва. Записали один рассказ, а потом возникла идея – сделать целый сборник. Начали с педагогов школы и их родных, потом свои записи стали приносить другие жители поселка. Помогли собирать материал и сотрудники районной газеты «Искра».

В небольшую книжку, которую назвали «Военное детство», вошло 50 рассказов. Редакторской работой занимались Людмила Киселёва вместе с Лизой, а обложку оформила другая ученица Сазоновской школы – пятиклассница Ира Рыжова. Издать сборник помогла глава поселковой администрации Ольга Леонтьева и местный предприниматель.

«Сборник «Военное детство» - это не справочное издание, написанное холодным канцелярским языком, а живые свидетельства реальных очевидцев войны, пропитанные страхом, горечью и болью. Это рассказы людей, живущих с нами по соседству. Они видели войну не «из окопов», их детским глазам предстала её другая, не менее страшная, сторона», - так представляют свой сборник издатели.

Презентация книги состоялась накануне 9 мая. А сейчас истории «детей войны» внесли на сайт «Бессмертного полка» координаторы движения в поселке Сазоново. Прочитать их можно на странице региона в Народной летописи - moypolk.ru/sazonovo/soldiers

Мы публикуем лишь небольшие выдержки из этих рассказов. 

Михайлова Инна Николаевна, 1932 г.р.:

«В 1940 году отец закончил Академию Связи. Его направляют на работу в Бессарабию… В 1941 году началась Великая Отечественная война. А Бессарабия на границе с Германией. 22 июня мы долго не спали: отца со службы долго не было. И мама его ждала - всё в окошко смотрела. Она обратила внимание, что на горизонте частые световые вспышки…Мы думали, что далеко идёт гроза, видно молнию, а грома не слышно. Только нас мама уложила, наконец-то, спать, прибегает отец, уже раненный в руку (тогда диверсанты сразу развернули свою деятельность), и сказал, что началась война, и что собрать только чемодан с бельём, и утром нас эвакуируют...

…бабушка нас встретила, уступила нам одну комнату. И, как эвакуированным, нам давали месяц паёк хороший (там и масло, и консервы, и рыба, и колбаса). Но через месяц мы стали голодать. Хлеба кусочек - норма. Мама, когда хлеб резала, - крошечки делила по очерёдности: сегодня – брату, завтра – маме и так далее. Чтобы не умереть с голода, ходили за город, на поля, собирать кочерыжки от капусты. Принесём, и мама целый вечер чистит, а мы едим. А какие были вкусные оладьи из мороженой картошки, да ещё сковородку свечкой подмажешь!»

Попова (Голубева) Валентина Федоровна, 1934 г.р.:

«Многие мои воспоминания связаны именно с едой, а чему удивляться - время было голодное. Я помню, как на постой в наш дом определили летчиков, человек семь. Лейтенант, пожалев голодных детей, сказал: «Мамаша, там есть макароны, сварите детям». Для нас вкуснее этих серых макарон ничего не было. В один миг на столе их не оказалось. «Мамаша, наверное, ваши дети не наелись, возьмите еще», - дополнил он.

… Каждому у мамы был приготовлен мешочек с вещами на тот случай, если дети и мать потеряют друг друга, то в ближайших деревнях можно было обменять вещи на еду».

Романчук Людмила Михайловна, 1937 г.р.:

«Война как-то коснулась и Чагоды, хотя это был глубокий тыл. Я, помню, как ночью недалеко от дома раздался страшный взрыв. Немецкий самолёт сбросил бомбу, видимо, целью был стекольный завод, производивший листовое стекло, но вместо него - жилой дом, были жертвы, осталась огромная воронка. Мы, дети, её видели: конечно, было очень страшно, позднее стали заклеивать стёкла в окнах полосками бумаги, крест-накрест.

В первый класс в школу я пошла с холщовой сумкой, портфелей не было. За партой 6 человек. На партах чернильницы, которые приносили из дома, не дай Бог прольёшь чернила. Тетрадей не было, их сшивали из газет. Никаких буфетов, столовых. С собой брали морковку, если повезёт, сухарик».

Проничева (Шестихина) Нина Васильевна, 1942 г.р.:

«Что я помню о войне, так это о наших раненых солдатах, которые проходили по деревне. Наверное, спрашивали у местных еду. Ничего плохого никому они не делали, но для меня они были очень страшные, одноногие, на костылях».

Пожилова Галина Александровна, 1938 г.р.:

«На улицах города стали появляться колонны немецких пленных. Их сопровождали на работу наши солдаты. А мы, малыши, бегали вдоль колонны и дразнили пленных: «Немчура… немчура!» Нас охранники не ругали и не прогоняли. А пленные шли, опустив головы.

В нашем доме пленные (немцы) делали ремонт у соседей. Утром у нас топилась печка, мы с сестрой сидели у печки и пекли картошку. К нам пришёл пленный немец. Руки его были все в крови, он держал большой, острый нож. Мы очень испугались. На ломаном русском языке он попросил у нашей мамы картошки в обмен на нож. Мама дала ему печёной картошки, и он тут же с жадностью начал ее есть. Потом рассказал, что скоро едет домой в Германию, так как у него кончается срок плена. После этого случая он ещё несколько раз заходил к нам».

Ильина Валентина Сергеевна, 1937 г.р.:

«… в деревне появились заключенные (штрафники) с конвоиром, они работали в лесу. Жена конвоира Лиза с двумя детьми (Витя четырех и Толя двух лет) жили в нашем доме. Это был конец декабря 1941 года, Новый год. Помню, чтобы как-то скрасить наше уныние, однообразную жизнь, она принесла из леса елочку и украсила стеклянными блестящими игрушками, поставила у нас в горнице. И мы ходили вокруг елочки и любовались игрушками и что-то пели. Мальчики, измученные переездами и полуголодные, были слабенькие, особенно маленький Толя. Моя мама плакала, когда Толик во время ужина схватил со стола нечищеную картофелину и с жадностью принялся есть. Жили у нас около месяца. Потом заключённых перебросили на другое место, а за ними уехала и Лиза с детьми. Мама узнала от знакомых, что Толя вскоре умер. У меня и сейчас стоит в глазах этот мальчик, с кривыми ножками и с большим животиком, больной рахитом, он ещё и не умел ходить».

Теплякова Анна Васильевна, 1932 г.р.:

«Брат пахал, а я лошадей гоняла. Мерин упал, и меня под него придавило. Брата взяли на войну в 1942 или в 1943 году. Пришлось лошадей с сестрой гонять: она за плугом, а я помогаю. В колхозе лён пололи, огород содержали. Когда настал сенокос, мы слепней сгоняли с лошадей. Затем лён таскали. Сахара, конфет не видели. Натаскаем кучу льна – дадут конфетину. Когда подросла, мне быка дали. Возили на ригу лён сушить, колотить, то зерно молотить. Насеем плантацию и хоботим (трудимся). Потом солому убирали, зерно, на веялке вертели, провевали зерно и отвозили в склад. Зимой на быках сено возили, а они упадут - лозинкой шлёпнем, быки встанут и дальше везём.

Запомнился случай, как бабка-соседка задавилась. Пошла на поле колосков порвать. Ей кто-то сказал, что заявят на неё, она и побоялась, так на пне и задавилась».

Маслова Градислава Степановна, 1931 г.р.:

«Мой отец до войны построил дом и большой двор, где потом держали колхозных лошадей, и мне приходилось помогать отцу кормить их и гонять на водопой. После трудового дня нас, детей, сажали на лошадей, и мы гнали их за 3 километра от деревни, а рано утром шли за ними и провожали домой, запрягали и ехали возить навоз, пахать или боронить пашню. В 1942 году лошадей отправили на фронт, остались 3 старые клячи и маленькие жеребята, которые через год подросли, и этих отправили на войну. Пришлось работать на быках, которых нужно было приучать ходит в упряжке. Женщины и дети не отлынивали ни от какой работы. Все поля были засеяны...

В те годы основная рабочая обувь в наших краях у северян – лапти, их плели наши деды из бересты. Эта обувь спасала и выручала людей во все времена года. Дети и в школу ходили в лаптях, с холщовой сушкой за плечами, а в сумке лежали тетради, сшитые из газет, а то из бересты, и 2 варёные картофелины на обед.

Зимой в темное время свет давала лучина, насушим берёзы, нащиплем её, и она нам заменяла керосиновую лампу (керосина просто не было в продаже). В зимние вечера я с сестрой и с мамой чистила картошку, морковь, лук, резали это и сушили в русской печи, потом всё это сдавали государству и отправляли на фронт. Кто держал корову, кто хозяйство имел, нужно было отдать государству 400 литров молока, 40 килограммов мяса, яйца, картошку».

Козлова Антонина Валисьевна, 1932 г.р.:

«Из деревни почти все мужчины ушли на войну и многие не вернулись. Отец в войну служил под Архангельском в трудармии.  Когда пришёл домой, моя сестра его не узнала: «Дедушка, а у нас и дома никого нет». Отец после возвращения прожил один год: застудился». 

Горюнова (Гудина) Людмила Михайловна, 1941 г.р.:

«Когда закончилась война, мне исполнилось пять лет. Отец возвратился домой в 1946 году. Когда он вошёл в дом, я сразу поняла, что это отец – мужчина в форме и с орденами на груди. Он был незнакомый и в то же время родной. Сколько радости в семье! Отец в подарок привёз мне розовое шёлковое платье и губную гармошку. Нарядившись в это розовое платье, вышла на улицу. Платье и гармошка! Детей было очень много в деревне, в каждом доме по 3-5 человек. Всем моим сверстникам хотелось поиграть на гармошке. Какой у меня тогда был авторитет! Да и наград на груди отца много: «За боевые заслуги», «За отвагу», «Орден Великой Отечественной войны».