Деревня, где я родилась, находится в 10 километрах от города Устюжны Вологодской области. Деревня большая, около 70 домов. Почти в каждом доме были мужчины, работали в колхозе.

Когда началась война, мне было 3,5 года. Многое ещё не понимала и не могла запомнить. Дни казались серыми и одинаковыми. В разговорах взрослых чувствовалась тревога, всё чаще звучало слово «война». Начали забирать мужчин, берут и моего отца, недавно пришедшего с Финской войны, берут и дядю Ивана, папиного младшего брата, сестра их, тётя Маня, в блокадном Ленинграде работает санитаркой в больнице.

Прямо со срочной службы в рядах Красной Армии попадает на фронт мамин брат, мой двадцатилетний дядя Коля.

В деревне остались только женщины, старики и дети. Мама осталась с двумя детьми – погодками (я и брат). Маму почти не вижу. Она от темна до темна на работе. Мы дома с бабушкой.

Война лишила нас детства. Дети в войну рано взрослели. Вместо игрушек у нас в руках оказались лопаты, грабли, молоток, топор, пила. Мы, как могли, помогали маме в домашних делах: работали на огороде (40 соток), мололи на домашних жерновах зерно. Из зерна наполовину с картошкой мама пекла хлеб в русской печке (хлебных карточек у колхозников не было). Понимали, что если на огороде не вырастет, то нечего будет есть. А выращенное женщинами в колхозе почти всё шло на фронт. Работали под девизом: «Всё для фронта! Всё для Победы!» И это придавало труженикам тыла силы. Люди научились сострадать, помогать друг другу. Деревня принимала беженцев (жили несколько семей из Новгородской области), подавала милостыню страждущим. Помню, мама сушила на противне в печке нарезанную кружочками картошку, а вечером вязала из шерсти носки. Готовили посылки для отправки на фронт.

Фронт до нас не дошёл, но приближался. Ожесточённые бои шли в Новгородской и Ленинградской областях. В лесу, со стороны Новгородской области, была сброшена бомба. Тревога усилилась, маскировали окна: завешивали, заклеивали полосками газет. Помню, как я, четырёхлетняя девчушка, в страхе пряталась под стол при шуме пролетающего самолёта. О положении на фронтах узнавали из сводок совинформбюро, передаваемых диктором Левитаном по радио. Слушали, затаив дыхание. Плакали, когда слышали, что наша Красная Армия с огромными потерями оставила город Тихвин. В это время (ноябрь 1941 года) в нашу деревню прибывает воинская часть на оборонительные работы: строили землянки, аэропорт, рыли котлованы.  Восемь солдат в течение двух недель жили в нашем доме. Днем работали, приходили только переночевать. А потом им был дан приказ: переселиться в землянки. Жалко было. Мы уже привыкли к ним, как к родным. На прощание брату подарили использованные гильзы и кошелечек, правда, без денег.

После их отбытия в деревне появились заключенные (штрафники) с конвоиром, они работали в лесу. Жена конвоира Лиза с двумя детьми (Витя четырех и Толя двух лет) жили в нашем доме. Это был конец декабря 1941 года, Новый год. Помню, чтобы как-то скрасить наше уныние, однообразную жизнь, она принесла из леса елочку и украсила стеклянными блестящими игрушками, поставила у нас в горнице. И мы ходили вокруг елочки и любовались игрушками и что-то пели. Мальчики, измученные переездами и полуголодные, были слабенькие, особенно маленький Толя. Моя мама плакала, когда Толик во время ужина схватил со стола нечищеную картофелину и с жадностью принялся есть. Жили у нас около месяца. Потом заключённых перебросили на другое место, а за ними уехала и Лиза с детьми.

Мама узнала от знакомых, что Толя вскоре умер. У меня и сейчас стоит в глазах этот мальчик, с кривыми ножками и с большим животиком, больной рахитом, он ещё и не умел ходить.

Стали приходить с фронта похоронки. Пришла она и моей тёте Груне, маминой младшей сестре: «Ваш муж Капитанов Фёдор Николаевич пропал без вести!» И до сих пор внуки о нём ничего не знают. А детей его, моих двоюродных, Толи и Нины уже давно нет в живых. Стали возвращаться калеки: без рук, без ног. В нашем доме, по-моему, в 1943 году размешалась колхозная контора. В горнице стоял шкаф с колхозными документами. А счетоводом (бухгалтером) был Яков Мальков, недавно демобилизованный с фронта, без ноги, ходил на костылях.

В сентябре 1944 года вернулся с фронта мой отец Владимиров Сергей Владимирович. Не узнали его мы с братом, не узнала его и мать, бабушка Катя. Весь израненный, с перебитой рукой, контуженный; с тремя осколками в голове, с больным желудком. Все три года был на передовой.

В 1943 году по «дороге жизни» из блокадного Ленинграда выбралась тётя Маня (Владимирова Мария Владимировна). Дошёл до Берлина дядя Ваня (Владимиров Иван Владимирович) - посмертно признан полным Кавалером трёх орденов Славы. Вернулся домой молодой дядя Скворцов Николай Михайлович, прошедший всю грязь войны, артиллерийский разведчик, встречался с маршалом Жуковым, был в восторге от него. Слава Богу, родственники вернулись домой, но после войны их жизнь была недолгой. Страшное слово «война».