Детские воспоминания самые яркие и красочные, они остаются с нами на всю жизнь. Но иногда они связаны с болью.  Растерянность и боль, самое большое горе в жизни маленького человека – это то, что испытала я, узнав о смерти деда. Он ушёл из жизни, когда я училась во втором классе, ушёл тихо, во сне, в доме, в котором родился, помирившись со всеми и завершив все свои земные дела.

А до этого была жизнь… Жизнь человека, прошедшего через несколько эпох, испытавшего и вынесшего так много, что хватило бы на несколько судеб, но до конца своих дней сохранившего в себе внутренний стержень, достоинство, и, теперь я знаю, надежду.

А в далёком 1907 году, счастливая мать, разглядывая новорожденного сына, и не предполагала, какая судьба ждёт её маленького Георгия, Жоржика, как ласково называли малыша. Всё, что успела она ему дать – несколько слов на французском и икону Божьей матери, которой благословила его перед смертью. С 5 лет малыш остался без матери, почти сразу и без отца, со взрослыми братом и сестрами, у которых была своя жизнь, и с малышкой младшей, которой было всего два года.  А на страну уже надвигалась Первая мировая…

До сих пор в Острогожске располагается воинская часть, так было со времени основания города, ведь он и строился как оборонительный рубеж; казаки, гусары, военных на улицах всегда хватало, а дом стоял недалеко от казарм, вот и приноровился маленький Жоржик зарабатывать: ходить по казармам и петь. У многих солдат дома остались свои дети, часто после его импровизированных концертов суровые мужчины вытирали слёзы, и бросали монетки в маленький заварочный чайник, подаренный таким же знакомым солдатом.  А ещё мальчуган писал письма домой тем, кто сам этого не мог. Вот так и появилась дома корова, позже спасшая семью от жестокого голода. А ещё была церковно-приходская школа с косичками одноклассниц и пеньем в церкви на клиросе. Дед вспоминал, что за это ему прощались многие проказы.

А потом пришла революция, жёсткое время, где перемалывались судьбы, рушились семьи, близкие, родные люди оказывались на противоположных сторонах. Не стала исключением и наша семья, но это, как принято говорить, «совсем другая история».  Я не знаю, что было тогда с дедом, слишком мала была для серьёзного разговора и понимания, и следующее воспоминание связано с его фотографией в будёновке,  на которой с обратной стороны красивым каллиграфическим почерком написано «Ленинград, 1933год». Да в чудом сохранившемся документе осталась   запись: «Служил с 3.11.1929г. по 4.07.1934г. в Отдельной сап. роте 48 с.д. и ОВИКШ г. Ленинграда».  Наступил новый период в жизни уже не Жоржика, а Георгия Антоновича, инженера-строителя. И пошли стройки тогдашней молодой страны: МТС, строительство дорог, переезды, жизнь «на чемоданах». Вместе с молодым специалистом уже ездила его семья: жена и маленькая дочь, моя мама. Мама и родилась в тамбовской глубинке, на очередном месте работы деда.

К началу Великой Отечественной деду было 34 года. Военное строительное образование, опыт работы, вот и призвали Зуева Георгия Антоновича в первый день войны . В отцифрованных архивах совсем недавно появилась информация: 3-я Армия, 77 дорожно-эксплуатационный полк, командир отделения. И рядом - отстал от части. Причиной было первое ранение, и после упоминание о деде нашла уже в 1942 году, под Сталинградом, где в декабре шли бои, от исхода которых зависело так много! Там дед получил медали «За отвагу», и там же получил страшное ранение, из-за которого в 1943 году был признан полностью негодным к несению воинской службы. И снова началась новая жизнь, трудная, как у всей страны, но с надеждой и верой, без которых не было бы нашей Победы! Работа, стройки, дороги, страна оправлялась от страшных ран, опыт и знания были востребованы. Коммунистом он так и не стал, ну не выбросил он из дома ту самую икону, доставшуюся ему от матери, и только ранения и инвалидность спасли от слишком ретивых активистов. А после выхода на пенсию по болезни, вернулся в родной город, но ещё очень долго приезжали к нему с просьбой рассчитать смету, сделать чертежи, а строительные справочники так и лежали на столе.

Дед не любил рассказывать о войне.  Помню, с каким трудом и слезами мне удалось затащить его к нам в класс на урок памяти перед  Днём победы, я так гордилась им, так хотелось, чтоб моим дедом восхищались и одноклассники, а он как-то неловко пытался отказаться, говорил, что есть более достойные. Только став взрослой, я поняла, какой болью лежала в нём память о войне, о друзьях и родных, так и не вернувшихся с полей,  да и не считал он героизмом  Родину защищать, для него это просто был ДОЛГ, по-другому и не представлял он своей жизни.

А ещё дед пел. Пел, когда накатывал очередной приступ астмы, пел свои любимые романсы, пытаясь так облегчить свою боль. Романсы он пел такие, что можно было услышать с пластинок полузабытых Петра Лещенко, Аллы Бояновой. Выходил в сад, садился под грушу, и, кажется, в звуке мягкого, но сильного голоса звучала его душа. Как-то к соседу приехал высокий гость из Москвы, и, услышав деда, поинтересовался, откуда в провинциальном городке такой исполнитель. Узнав, что романсы поёт больной фронтовик для того, чтоб хоть немного снять убивающую его боль, сразу пришёл и долго разговаривал о чём-то.  Жаловаться, стонать, требовать к себе внимания, было совсем не в характере деда, поэтому о том, что Антонычу плохо, соседи узнавали только по этим концертам.

Мой рассказ о фронтовике отличается от многих других, нет в нём  героизма, убитых врагов, храбрости и смелости. Я сознательно не стала описывать подвиги, за которые наградили деда. Да, есть уже в интернете информация об одном из них, дальше, уверена, придёт черёд и других, наград было много, но ведь воевала вся страна и сразу отцифровать такой объём просто не возможно. Да и эти документы появились совсем недавно, как подарок к дате, или закладка, чтобы помнили. Не стала, потому что кажется поняла своего деда, его нелюбовь к парадным нарядам, рассказам о войне,  всякому официозу: для него всё, что он делал, не было подвигом, он просто жил, как считал правильным, выполнял ДОЛГ, любил РОДИНУ, и отдал всё, что мог, для ПОБЕДЫ.