Привожу отрывок из записок деда, посвященный войне.

Кончилась война для меня в год 50 летия со дня по­беды вот чем:

14 июня 1995 г. (день Троицы)  на Казачьем Круге Уфимского зем­лячества казаков меня утвердили казаком. Дал клятву под знаменем зем­лячества быть верным казачьим традициям и обычаям.  Даже получил «благословение» по казачьему обычаю в церкви (бывший кинотеатр «Йондоз» в Уфе.) с целованием библии креста и руки священника. Во­обще то, говоря, я атеист, но раз так положено русскому, крещенному в православие человеку,  проделал всё как положено.

Почему стало возможным моё казачество, будет ясно из следую­щего:

Воина застала меня на полевой практике в Горьковской экспеди­ции. Узнали мы о ней, спустя 3 дня, когда на нашу буровую приехал ст. коллектор для ликвидации работ. Вернувшись в Казань в университете, я встретил Владимира Корнилова, (он учился на почвенном отделении на­шего факультета). Оба мы кончили 3й курс, только я был на геологиче­ском отделении.

Решив, что война закончится нашей победой очень скоро, а мы не успеем повоевать, мы с Вовкой пошли в военкомат и попросились добро­вольно направить нас в военное училище. В первых числах августа 1941 г. мы с ним прибыли в г. Чкалов (Оренбург) в военные лагеря, где нам объявили, что будем учиться в кавалерийском военном училище. Наши возражения, так мы ехали с направлением в зенитно-артиллерийское учи­лище, конечно, не были приняты (Родина требует!) Учиться было не трудно. Образование (3 курса КГУ) и занятия гимнастикой в школе и университете, да и возраст – 20 лет. Коня мне не досталось и мне при­шлось учиться конному делу на кобылице  командира взвода, а потом на жеребце политрука. Но все пошло не плохо и конем я овладел успешно и быстро (рубка, вольтижировка, джигитовка, строй и проч.). Через 6 меся­цев голодной курсантской казарменной жизни в январе 1942 г. в звании лейтенанта я в эшелоне выпускников, сопливых лейтенантов попал во 2й – Гвардейский корпус командиром, которого до своей гибели в конце 1941 года был известный в истории войны генерал Доватор. Назначили меня командиром сабельного взвода 11 кавал. полка 4й дивизии (в полку после боёв оставалось около десятка человек). Полк стоял в деревнях за Москвой (где-то в районе Волоколамска). Вскоре стало поступать попол­нение. Полк получил бойцов и конское поголовье, оружие. Появились ав­томаты ППШ. Так как полк считался (и весь корпус) казачьим нас обмун­дировали в казачью донскую форму – синие штаны с алым лампасом, офицерам бурки. Седла были драгунские и казачьи.

В конце весны 1942 года корпус стал двигаться в сторону фронта и все почти лето полк маневрировал вдоль передовой туда и сюда, сильных боев не было, были стычки и бомбёжки. В начале августа 1942 года в районе реки Гжать километрах в 30 западнее ст. Погорелое Городище корпус пошел на прорыв в тыл к немцам и вот 21 августа (не точно) при минометном обстреле колонны в конном строю полка, меня ранило ос­колком мины в голень правой ноги и оглушило. Очнулся я, еще было светло, понял, что ранен в ногу. Когда стемнело, меня подобрали сани­тары и отвели на повозку. В полевом госпитале транспорта не было, немцы бомбили. Кто мог, направили пешком дальше в тыл. Я с палкой, нога не сгибалась, пошел тоже. Два дня шел 30 км до ст. Погорелое Горо­дище. Там залезли в пустой, после выгрузки снарядов ж.д. состав и под бомбежкой вырвались в сторону Москвы. Из Москвы санитарным поез­дом повезли в Сибирь, но в Казани мои родители смогли меня снять с са­нитарного поезда и положить в госпиталь против нашего дома (школа). Там мне сделали операцию и вынули из ноги осколок. В Казани я хромой щеголял в казачьей форме. В декабре 1942 г. из госпиталя меня напра­вили в г. Ковров в запасной кавалерийский полк, а вскоре маршевым эс­кадроном в район Сталинграда в 3й гвардейский кавалерийский корпус 15 дивизия 17 полк. В этом полку я познакомился с А.В. Клочихиным, он работал писарем в штабе из геологов в этом полку был, как и Клочихин еще Гришин Н.В., но он уже после моего второго ранения. И как совпадение в этом же полку встретился с лейтенантом Евсеевым бывшим моим ком. Взвода в училище в Оренбурге. Я продолжал носить казачью форму, и это не запрещалось. Казаков в полку было достаточно. Можно много писать о движениях полка по Дону и его притокам. Это очень много. В конце концов нас перебросили на Центральный фронт , сначала по г. Белвей (?) затем на Смоленское направление, где полк был в боях и маршах. В сентябре 1942 г. корпус ушел в рейд в тыл к немцам к югу от Смоленска. 21 сентября наш полк прорвался к железной дороге Смоленск – Рославль и в бою у ст. Починок меня ранило, мина упала в 2 – 3 метрах, но я успел от её визга нырнуть в канаву. Осколки попали в спину, левую ягодицу и руку. Отделался довольно легко. Затем долгий ночной путь в повозке ночью (?) через линию фронта, а он был видимо, уже сильно разорван нашей армией. Опять госпиталь в Москве, затем госпиталь в г. Выксе (под Муромом) и по вызову из Казанского госпиталя (добились родители) опять госпиталь в школе против дома (ул. Глади­лова, аптека № 2).

В феврале 1943 г. после излечения в госпитале направлен в г. Ца­рицин (на Волге) в 6-ю кавалерийскую бригаду в 12 кавалерийский за­пасной полк. Форму продалжал носить казачью – кубанка с синим верхом синий башлык, шинель (бурка осталась в боевом полку), алые лампасы на синих штанах. Больше я на фронт не попал. Был комсоргом эскадрона, писал расписание и конспекты за полуграмотного ком. Эскадрона (быв­ший ординарец Котовского) и он меня держал, не пускал. Это было уже в г. Острогожске (Воронежской обл.). В конце войны (9 мая 1945 г. я попал в Москву) меня командировали на учебу в Калининскую Военно-хозяй­ственную академию, что мне очень не хотелось и в конце лета я нарочно завалив экзамены добился откомандирования.

Из офицерского резерва (под Москвой) меня взял адьютантом гене­рал-майор Изотов Михаил Иванович и с ним я вылетел в Германию, где он приказом Сталина был назначен начальником военной базы порта Штеттин. У него я работал с сентября 1945 г. по май 1946 г. Я все время просился у генерала, чтобы меня демобилизовали, так как я хотел закон­чить геофак университета. Он не пускал, говорил, что в России голодно, отпущу осенью к учебе. Но он человек был очень хороший внял моим мольбам и приказал в мае 1946 нач. штаба оформить документы на демо­билизацию, как студента университета. После тягот с писарями (которых пришлось угощать) документы ушли в Берлин к командованию Совет­ских Оккупационных войск в Германии для утверждения.

18 мая 1946 г. уже гражданским лицом я возвратился домой в Ка­зань и открыл дверь своим ключом, который возил с собой всю войну.

На следующий день восстановлен студентом 4го курса геологиче­ского факультета Казанского университета.

Из написанного понятно, почему меня Казачий круг Уфимского землячества казаков утвердил казаком. Я единственный в его составе, ко­торый воевал казаком и махал шашкой. Своими ранениями и кровью за­служил быть казаком и передать это звание (зачеркнуто) достоинство своим детям и внукам и далее.