Начало войны застало Максима Александровича Волошина в Александровске-Сахалинском, уже на следующий день он отбыл к месту службы - военный аэродром Зональное около японской границы - Сахалин южнее 50-й параллели принадлежал тогда Японской империи. Через некоторое время его перевели в Хабаровск, в Политотдел Штаба Дальневосточного фронта, где он и прослужил до конца войны.Закончил он войну капитаном-инструктором Политотдела тыла 2-го Дальневосточного фронта, бабуся говорила – я специально уточнял у неё этот вопрос, – дед был в Маньчжурии в августе 1945-го – сам бегал с автоматом, не отсиделся в своём штабе в Хабаровске.

Вот его наградной лист от 28 августа 1945 года: «Тов. ВОЛОШИН – пропагандист. Политически подготовлен, с массами связан, выступает с докладами и раз”яснением решений партии и правительства. Пользуется авторитетом, дисциплинированный товарищ. В дни войны с Японией обеспечил бесперебойное снабжение газетами, сводками информбюро и организовал культобслуживание тыловых частей.

ВЫВОД: Тов. ВОЛОШИН своей пропагандистской работой по раз”яснению решений нашей партии и правительства личному составу частей тыла мобилизовал личный состав на повышение боеготовности и достоин награждения медалью «ЗА БОЕВЫЕ ЗАСЛУГИ».

Складывается такое ощущение, что тыловой вояка при штабе сделал себе медаль, да ещё и за боевые заслуги, – сразу хочу расставить точки. Мой дед не скрывался от войны в тайге или подполье и не писал рапортов, обосновывающих его нужность и незаменимость в тылу. Война прошла мимо нашего Дальнего Востока, но можно ли это ставить в вину тем солдатам, офицерам, что все 4 года провели под дамокловым мечом Квантунской армии? Ведь на другом берегу Уссури от Хабаровска находилась полностью отмобилизованная, боеспособная, более чем миллионная японская группировка, только и ждущая благоприятного момента для начала открытой вооружённой агрессии против Советского Союза? Сейчас мы знаем, что Япония отказалась от нападения на советский Дальний Восток только в 1943 году, после Сталинграда, а тогда? Ведь соотношение сил здесь тогда было таково, что вступи в войну Япония, ОКДВО был бы полностью уничтожен за несколько дней.

И войска Забайкальского, Дальневосточного военных округов (они были развёрнуты во фронты), хоть и не воевали, но с минуты на минуту ожидали, что придётся вступить в неравный бой и погибнуть – всем.

И про политических работников. Ни одна армия не может победить, если она не знает, за что сражается, и цели войны не видятся ей справедливыми и благородными. Вспомнить сейчас первую чеченскую войну, когда вся Российская, бывшая Советская (!) Армия не могла раздавить маленькую Чечню, и как закономерный результат – позорнейший и унизительнейший Хасавюртовский мир. В 1918 году великий вождь В.И. Ульянов-Ленин назвал Брестский мир, к которому он же последовательно Россию и привёл,  похабным. Но тогда Россия подписала мир с Германской империей. А перед кем Россия капитулировала 31 августа 1996 года?!

Чечены знали, за что умирали – за родину. Мы – не знали. Сражаться за демократию, неолиберальные ценности (едва ли не первым изменением в Уголовном Кодексе демократической России была отмена в 1993 году статьи за педерастию!) и свободу для Ходорковского, Березовского, Смоленского, Гусинского, Фридмана, Виноградова, Потанина (великая семёрка, «семибанкирщина», «выбравшая» нам в 1996 году президентом человека с рейтингом 2%), в доле с великим приватизатором Чубайсом, грабить Россию, – желающие в очередь не выстраивались. Плохой, очень плохой народ достался Ельцину, не вдохновляли его такие милые и приятные лозунги!

Так вот, антирусский и антихристианский Октябрьский переворот 1917 года отнял у русского народа символ и залог его исторических побед - православную веру. Совсем не случайно антихристианский (точнее в определении было бы антихристовый) и вызывающе инородческий большевистский режим с первых дней, наряду с русской национальной интеллигенцией и русским же офицерским корпусом, физически уничтожал и русское православное духовенство. Кому могли стать поперёк дороги священнослужители, которым уже даже самый сан их прямо запрещает брать в руки оружие? Значит, стали. И ещё как стали, судя по беспрецедентным масштабам и зверским способам их уничтожения. Что получилось – Рабоче-Крестьянская Красная Армия в 1941– 1942 году отступала от немцев аж до Волги. Русская императорская армия такого позора не видела, даже в тяжелейший 1915 год, когда Германия сосредоточила на русском фронте до 80% своей артиллерии и заставляла нас отступать силой одного артиллерийского огня, и тогда русская армия не допустила ни одного окружения, и не отдала ни метра собственно русской земли. Ригу, Киев и Минск немцам подарила революция.

А возвращаясь к 1942 году, надо констатировать, что старые лозунги интернационализма и пролетарской солидарности более не работали и никого не убеждали. Мы смогли найти новую «идентичность», свой образ веры в победу, он выразился в известном «За Родину, за Сталина!»[1] – и с ним мы сломали и немцев, и японцев, и американцев бы сломали, если б потребовалось! И именно политработники Красной Армии – и мой дед в их числе, своей работой создавали и поддерживали этот образ, образ Сталина не как человека, а как символ надежды и веры народа в высшую справедливость, нашу правоту, нашу победу. Своими газетами, политинформациями и заботой о культурном обслуживании советского солдата.

И не его вина, что всю войну он провёл за 10 тысяч километров от войны, в штабе. Я совершенно убеждён, если бы довелось воевать, мой дед – капитан Красной Армии Максим Александрович Волошин ни на секунду бы не задумался, и бил бы немцев так же доблестно, как и другой мой дед, гвардии капитан Красной Армии Пётр Гаврилович Конченков, как и моя бабушка гвардии старший лейтенант Красной Армии Валентина Петровна Владыко. Как и все русские люди.    

[1]В перестроечное время, когда нас уже успели «просветить» о «культе личности», выписываемый бабусей журнал «Огонёк», как и почти все остальные, из номера в номер был заполнен разоблачениями преступлений Сталина. И бабуся читала их достаточно сочувственно, признаю. Но на мой неоднократный вопрос плакала ли она, когда сообщили о смерти Сталина, она всегда отвечала: «конечно, плакала». И все, все вокруг плакали. Понимаешь – плакали, настоящими слезами. Не проклинали и не желали гореть в аду, как Ельцину, а – плакали.