Первый бой помню прекрасно, в деталях. Я в тот день был в дежурном звене, в готовности № 1. Ночи были уже прохладные, а я заступил на дежурство с рассветом, в одной гимнастёрке. Поэтому, забравшись в кабину, закрыл фонарь, пригрелся и задремал. Разбудил меня стуком кулака по фонарю дед Щукарь ( так отец звал своего техника самолёта ):

- Командир, смотри !

Над аэродромом, на высоте 600 - 800 метров кружила пара Ме-109. Они не могли видеть мой самолёт, который стоял в капонире, замаскированный сверху срубленными молодыми деревцами и ветками. Кроме того, наша эскадрилья имела целью перехват бомбардировщиков и разведчиков, которые шли на Москву, а это были фронтовые истребители. Поэтому я с интересом, но спокойно наблюдал за ними.

Внезапно, чуть не бегом, рядом с кабиной моего самолёта появился Шокун, который зло бросил:

- Ты что сидишь, не видишь ?

- Так это не наши цели !

- Взлететь и отогнать. Это приказ !

Он развернулся и, не оглядываясь, пошёл в сторону КП, откуда сигнал на вылет дежурному лётчику обычно давался ракетой. А тут командир, видимо, чтобы не демаскировать себя ракетой, сам прибежал на стоянку. Я повернулся к Щукарю. Лицо его побелело от ярости.

- Командир, если, что случится, я ему этого не прощу, под трибунал пойду, но рожу начищу !

- Спасибо, утешил. Давай к запуску.

Дело в том, что этот приказ, по существу, был приговором. У меня не было ни одного шанса взлететь. Для этого надо было выкатиться из капонира, по рулёжной дорожке вырулить на старт, а затем - разбег по прямой. После отрыва, пока нет высоты и скорости, я не мог маневрировать и какое-то время также должен лететь прямолинейно. Для немцев всего этого было более, чем достаточно, чтобы спокойно и гарантировано меня расстрелять...

Щукарь ещё затемно, перед дежурством хорошо прогрел двигатель, поэтому он запустился "с полуоборота" и я, зажав тормоза, двинул ручку сектора газа вперёд до упора. Пропеллер взревел, маскировочные ветки и деревья, пыль и даже щебень из капонира полетели вверх столбом. Теперь мой "МиГ" был у немцев как на ладони. Я отпустил тормоза и бедный МиГ-3 не выкатился, как обычно, а буквально выпрыгнул из капонира и я напрямую, не сворачивая на рулёжную дорожку, поперёк взлётной полосы начал разбег по целине. Поэтому даже на секунду не мог оторваться от управления самолётом, чтобы оглянуться - где немцы ?

Я себе ясно представлял, как они с разворота заходят ко мне сзади и берут в прицел. Я втянул голову в плечи и весь сжался за бронеспинкой, хотя понимал, что её 9 миллиметров не спасут меня от 20-мм пушечных снарядов "Мессеров". Однако ничего не произошло и "МиГ" оторвался от земли. Чтобы быстрее набрать скорость и иметь возможность маневрировать, я, в нарушение правил пилотирования, не стал брать ручку на себя, а сразу убрал шасси.

Только, когда скорость увеличилась, я плавно пошёл в набор высоты и смог оглянуться: Ме-109 по-прежнему кружили над аэродромом. Испытывая огромное чувство облегчения, и не спуская глаз с немцев, я продолжал набор высоты. Когда сравнялся с "Мессерами" по высоте, их двигатели задымили - значит, немцы дали полный газ, и развернулись в мою сторону. Следующие 40 минут мы гонялись друг за другом, ведя огонь. Затем у немцев, видимо, горючее подошло к концу, они вышли из боя и скрылись. Приземлившись, я зарулил на стоянку и с трудом, с помощью Щукаря вылез из кабины. Гимнастёрка на мне была мокрой от пота.

Почему немцы не расстреляли меня во время взлёта, объяснил вымпел, который они сбросили уходя. В нём была записка о том, что на следующий день они вновь вызывают нас на поединок и не будут атаковать на взлёте.

В тот день в 34-й ИАП прилетел на своём новеньком МиГ-3 заместитель командира 6-го ИАК П. М. Стефановский, который направился в штаб полка. В это время высоко над аэродромом появился немецкий двухмоторный самолёт. Отец только что вернулся из боевого вылета и ждал на стоянке, когда его "МиГ" подготовят к следующему вылету. Командир эскадрильи бросился к отцу:

- Давай, в воздух, на перехват !

- Мой самолёт ещё заправляют.

- А это, чей ?

- Стефановского.

- Садись в него и взлетай !

"Немец" уже уходил. Как рассказывал отец, он догнал самолёт противника на высоте 6000 метров. Затем попытался скрытно подойти к нему сзади из нижней полусферы, но всё-таки нарвался на очередь немецкого стрелка и сам открыл огонь. Он видел, что попадает, но Ме-110 шёл как заговорённый. Тогда отец нажал гашетку пулемётов и не отпускал её, пока не кончились патроны, а "немец" загорелся и рухнул на землю.
Приземлившись, отец поставил "МиГ" на прежнее место. Однако после длительного полёта на максимальном режиме и непрерывной стрельбы вид самолёта был ужасен: залитый маслом, в копоти и пулевых пробоинах, стволы пулемётов деформированы и в окалине. Появившийся Стефановский оторопел:

- Какой варвар летал на моём самолёте ?!

Ему показали варвара и доложили, для какой надобности был использован его самолёт.

- Немца-то сбил ?

- Сбил, товарищ Полковник.

- Ну, и забирай эту машину себе, сам на ней летай.

Взял в полку У-2 и улетел, куда ему было надо.

Много лет спустя, Герой Советского Союза, Генерал - майор авиации и известный лётчик - испытатель П. М. Стефановский подарил отцу свою книгу "Триста неизвестных" с надписью: "Георгию Николаевичу Урвачёву. Помощнику командира 34-го ИАП по воздушно - стрелковой службе в то памятное время. На память о легендарных событиях отражения Октябрьского наступления немцев под Москвой в грозном 1941 году с аэродрома Ржев. И о сбитом Вами немецком бомбардировщике Ju-88, пилотируя моим счастливым истребителем МиГ-3. Стефановский. 4.09.1970". Немного запамятовал Пётр Михайлович. Был сбит не Ju-88, а Ме-110.