Разговаривать с фронтовиком Федором Антоновичем Тимашковым одно удовольствие. Говорит простым языком, немногословно и четко. Каждый эпизод его боевой биографии достоин отдельного рассказа — захватывающего, интригующего. Четыре года на передовой, четыре раза горел в танке, несколько раз был ранен, три боевых ордена на груди. Единицы в районе имеют  подобный послужной список. А начинался он в 1939 году, под Ельней.

МНЕ ПОВЕЗЛО С КОМАНДИРОМ

— Не спрашивали меня после окончания школы, кем хочу стать, — пожимает ветеран плечами. — Военком бегло просмотрел мой аттестат и сунул в руки список военных училищ…

— Выбирай, — сказал кратко. —  Родине нужны грамотные командиры.

Техника меня всегда тянула к себе. Я подумал и указал на Полтавское танковое училище. Два года в его стенах пролетели как один день. Учили нас тогда очень сурово, по 12 часов в день. Материальную часть танков Т-25, Т-27 разбирали с закрытыми глазами. Да и  водить боевые машины научились неплохо.  9 июня 1941 года состоялся выпуск. Зачитали нам приказ наркома обороны о присвоении воинских званий, переодели и  вручили предписания — к месту службы убыть  немедленно. Было мне тогда  19…

Прибыл в 9-й корпус, дислоцирующийся в Крыму.  Едва успел принять танк Т-27, познакомиться с его экипажем, как началась война. Завязались тяжелые бои с немецко-румынскими войсками за Одессу, Мелитополь, а потом и  Севастополь. Потери мы несли  очень большие. Но до поры до времени мне везло. Спасали  умение хорошо ориентироваться в бою и быстро принимать решения.  Повезло мне и с командиром  батальона. Капитан Ларионов, будущий Герой Советского Союза (погиб в 1943 году), был человек умный, волевой и самостоятельный. Перед начальством не гнулся, людей берег, воевал с умом. Как-то в Керчи придали нам стрелковую роту и приказали: поселок Ленино взять немедленно. Комбат произвел рекогносцировку и убедился, что бросить людей в атаку сейчас — самоубийство. И хладнокровно доложил в штаб дивизии: поселок взят. Мы опешили! Расстреляют перед строем за обман! Тот цыкнул на нас и… “с мясом” выдрал все  провода из телефонов. А сам до вечера тщательно готовил атаку. Ночью мы взяли Ленино практически без потерь. Узнай начальство о подобном самоуправстве, не сносить бы ему головы. На Крымском фронте свирепствовал начальник Главного политического управления Красной Армии Лев Мехлис. Людей не жалел. После войны я узнал, что по сути дела он дезорганизовал управление фронтом  и привел его к катастрофе.

Кстати, о моем родном Полтавском  училище. Его эвакуировали в Пятигорск. Когда летом 1942 года немцы рвались на Кавказ, сводный полк курсантов был направлен на фронт и несколько месяцев защищал  перевалы.  Слышал, почти все  ребята погибли, но горных егерей к Главному кавказскому хребту не пропустили.

“В ТУМАННОЙ ДАЛИ НЕ ВИДНО ЗЕМЛИ…”

— Как вы выбрались из мясорубки, которую учинили вам летом 1942 года немцы на Керченском полуострове?

— Вплавь. Танк мы взорвали, а сами, вместе с механиком Леней Царевым, вцепились в автомобильную камеру и поплыли через пролив. От немецких самолетов, расстреливавших людей прямо в воде, под ней прятались. Эвакуировать тысячи солдат с полуострова командование  не сумело. Многие остались на берегу и попали в плен. Кто смог, прорвался через кольцо окружения и ушел в каменоломни. Правда, немцы их и там достали. Затравили газами и пожгли огнеметами.

— После войны писали, что многих уцелевших солдат и командиров разгромленного Крымского фронта направляли в штрафные роты..

Это неправда. В 1942 году армейское начальство поумнело. Бойцами и командирами, прошедшими огонь, воду и медные трубы,  не разбрасывалось. Мы же из настоящего ада выбрались. О каком штрафбате может идти речь! Нас  проверили на скорую руку и отправили на пополнение других частей и соединений. Я попал в 318-ю  дивизию, основу которой составляли морские пехотинцы.

— А почему вам танк снова не дали?

— Не было танков. Пришлось воевать в пехоте. В составе сводного десанта нас высадили  под Новороссийском. На небольшом плацдарме, который позднее назовут “Малой землей”, я воевал с  будущим руководителем Советского Союза Леонидом Ильичем Брежневым. Именно он вручил мне  на этом пятачке орден Красной Звезды. А в 1943 году пришел приказ всех танкистов, сражавшихся в пехоте, немедленно направить в распоряжение Главного бронетанкового управления Красной Армии. Так я снова оказался за рычагами боевой машины. И угодил прямиком под Курск.

“И ДОЛЬШЕ ВЕКА ДЛИЛСЯ ДЕНЬ”

— 7 июля 1943 года наш танковый корпус на южном фасе Курской дуги был введен в сражение  против  механизированных частей СС.  Впервые мне довелось столкнуться с немецкими “тиграми” и “пантерами”. Плохо нам  пришлось в тот день. Немцы зарылись в землю и расстреливали наши машины с дистанции в 2 километра. Мы, в свою очередь, могли эффективно бороться с ними, сблизившись на 300 — 400 метров. Тяжелые снаряды   крошили наши “тридцатьчетверки”. Но те, что прорвались сквозь завесу огня, дрались отчаянно. Подтверждаю как очевидец, танковый таран — не выдумка. В подобном неравном бою он, иногда, решал участь схватки. Удастся навалиться всей массой на немца, считай, дело сделано — сгорит или взорвется вместе с тобой. Мой танк  удачно проскочил в мертвую зону двух “тигров”, зарытых в землю.  И, обрушившись сверху,  раздавил их орудия.

Остатки корпуса вывели из боя на следующий день. Дали нам поспать пару часов, потом построили в жидкую шеренгу и каждому вручили орден Отечественной войны второй степени.

— Управлять танком в подобном бою тяжело?

— Очень. Обзор ограничен, грохот в машине невероятный, объяснялись жестами. Ноги командира на плечах механика. Толчок левой — поворачивай влево, толчок правой — вправо, обеими — стой. Да и сам механик не дремлет, все чувства в бою  обостряются невероятно. Иголку на земле заметишь, не то что орудие, заглядывающее тебе прямо в глаза….

Еще раз мне пришлось сойтись в бою с отборным немецким “зверинцем” в марте 1945 года. Для меня  он закончился очень  печально. В Венгрии, возле озера Балатон, батальон в атаке напоролся на мины, сдвоенные со снарядами. Чудовищной силы удар под днищем — и темнота… Очнулся в госпитале. Там и узнал, что из  экипажа уцелел я один. Спасибо ребятам из похоронной команды. Вытаскивая трупы из развороченного танка, обратили внимание — один   вроде бы  дышит. Оттащили в сторону. Зрение, слух, подвижность восстанавливались  несколько месяцев. Там, на койке, меня и “догнал” третий орден — Отечественной войны  первой степени.

А об армии пришлось забыть. Медкомиссия списала меня вчистую. Уволился, стал шоферить, завербовался на Север, Там встретил свою будущую жену, Зинаиду Ивановну. Приехали вместе на ее родину, в деревню Старая Будовка. До пенсии работал в местном совхозе. Теперь вот доживаю свой век рядом с детьми и внуками.

А в День Победы обязательно выпью сто граммов. Рюмку вина иногда еще себе позволяю.