О войне дед вспоминать не любит. Клещами из него не вытащить ни слова, а если что и прорывается временами, то понимаешь, что каждый такой рассказ - это старые раны, которые и бередить лишний раз не стоит. Как тот осколок, что так и остался в голове со второго ранения, требует покоя и уважения к себе, так и эти скупые воспоминания - лучше бы их и не было совсем.

Но дети того времени выбирать особо не могли. В 1933 году, когда деду было 5 лет, умерла его мать. Отец женился во второй раз, но заниматься семьей ему не пришлось - был призван на фронт, где и отдал последний долг Родине. После смерти отца мачеха Ивана оставила, и ухаживала за мальчиком местная учительница. Голод, бедность и разруха были постоянными спутниками ребенка, так что когда в 1941-м через деревню прошли партизаны, парнишка попросился к ним в отряд.

– Меня привели в лесную землянку к старшине, – вспоминает боец, – услышав мою историю, дали согласие. Так я и оказался в армии.

Партизанский отряд, где оказался Иван входил в состав соединения Сидора Ковпака, про знаменитые рейды которого все весьма наслышаны. Несмотря на юный возраст (меньше 14 лет!) он оказался способен на самые отчаянные операции. "Снимал" часовых во время вылазок, обеспечивая тихий подход основой части диверсионной группы. Это близкий, контактный бой, короткий, как удар ножа. Что там творилось в голове у практически еще ребенка - трудно себе представить. После войны, по воспоминаниям деда, зачастую самой сложной задачей, которую приходилось решать в жизни - это не перейти ту грань в противостоянии, в конфликте, в драке, из-за которой уже не возвращаются.

Война есть война. Приходится убивать тебе, убивают и тебя. Во время одной из вылазок Иван получил ранение от разорвавшейся гранаты. Осколками посекло ногу до бедра. Первую помощь в полевых условиях оказывали чем придется. Анестезии не было, хирургических приборов - тоже.

– Я отключился. На второй день очухался. Помню сквозь бред, мне говорили: «Ваня, плачь, не терпи». Но я не плакал. Шесть осколков вытащили. Думал, что детей не будет, хотел с жизнью покончить. Но все уладилось, раны затянулись.

Ветеран участвовал и в битве под Курской дугой с регулярной армией. Стояло лето, солдаты ждали немцев, знали, что скоро нападут. 15-тилетний Иван стоял на наблюдательном пункте. Видел и знал, что происходит на вражеской территории.

– Сами не нападали, потому как нечем было. Только защищаться могли. Ранним утром пятого июня меня насторожили передвижения немцев. Я пришел к старшине и объясняю: они кастрюлями гремят, никак завтракают. На улице четыре утра, вроде бы, какой завтрак? Я домысливаю – либо они к наступлению готовятся, либо ночью к ним еще войска подошли. А в поле все лесом накрыто, понятно, что танки прячут. Так и началась битва. Страшно было.

В составе регулярной армии освобождал земли Украины, дошли до Житомира.

– Я там в бою был снова ранен в голову во второй раз, не мог прийти в себя. Меня нашли под палаткой. Услышали, что кто-то просит: «Пить, пить», – глаза ветерана увлажнились от воспоминаний. – Достали меня, привезли к ветеринару. Он перевязал голову. Говорил, что скоро русские придут, и заберут меня с собой. Но увезли меня полицаи…

Так Иван Антонович оказался среди пленных бойцов из Советского союза в Житомирском лагере. Ранение давало о себе знать, в лагере помогали делать перевязки. Когда двери вагона поезда, увозящего в неизвестность нашего героя, раскрылись, то перед глазами предстала Восточная Пруссия. В местном бараке для пленных его нашла одна немка, которая купила его и еще семерых человек для работ на участке.

– Что мы только ни делали. Садили картошку, убирали поля, косили, рубили и пилили, – продолжает Иван Таран историю, похожую больше на фильм. – Голова от ран болела. Когда пилю дрова, еще ничего, а вот рубить не мог. Сознание терял. Напарник сам делал кое-какую работу. Но это пришлось не по душе надсмотрщику. Он с акцентом кричал: «Симулянт! Коммунист!», бил по голове. Обедали мы, сидели на траве, чашками звенели, начальник выбил из рук миску и заставил работать топором. Я подождал до вечера, и когда разожгли костер, ударил по голове немца, забрал оружие.

Все пленники перепугались гнева «хозяйки». Лишь один из них – тоже Иван, вызвался бежать. Уже не вспомнит И. Таран, сколько же они прошли вдвоем. Помнит лишь, что снег сменялся дождем. Мокро и сыро вокруг. Силы кончались, рана тревожила все больше и больше.

– Мы не боялись разоблачения. Оружие было, да и вечер, а немцы собак не держали, – вспоминает он. – Ванька в подвалы спускался, набирал «ужин» из немецких запасов, и мы шли в лес.

Так и дошли до железной дороги.

– Было без разницы, куда поезд нас везет. Дня четыре ехали. А потом к американцам попали. Они хорошо нас встретили. Меня сразу в госпиталь положили, – говорит Иван Антонович. – Одели в свою форму, а то на меня смотреть страшно было. Однажды спросили: «Кто на Родину хочет?». Я сразу же попросился. Кто-то остался. Но я домой хотел, поэтому с конвоем двинулись за границу.

Самое страшное было позади. В госпитале, где долечивался Иван, решили осколок в голове не трогать. Рана затянулась, а подвергать опасности жизнь при сложной операции не рискнули. Но больше тела болела душа. 25 человек, – говорит, – на моем счету. Вспоминая это, не сдерживает сердечных переживаний. С годами боль лишь притупилась, но забыть годы войны он не сможет никогда.

Где только ни работал наш герой после войны. Девять лет отдал труду в шахте связистом. В это время встретил свою первую жену, и на свет появился единственный сын Виктор, который пошел по стопам отца – летчик военных войск, сейчас уже в отставке. А тогда собирали целинников в Северный Казахстан.

– Я поехал целину поднимать. Нас 70 вагонов везли. Ой, чем я только ни занимался. И трактористом был, и завскладом, потом базу механизированную построили на 500 коров. Стал слесарем-машинистом механизированной дойки, – улыбнулся пенсионер. – Потом решил к знакомому в Усть-Каменогорск приехать. Как в городе оказался, сразу себе дом в Мирном купил. И сейчас здесь живу.

В столице Восточного Казахстана до пенсии проработал на «Востокмашзаводе» слесарем-машинистом 6 разряда. Порядок навел в своем втором цехе, даже добился повышения зарплаты персонала. Женился второй раз.

Иван Антонович и сейчас такой же жесткий и несгибаемый человек, каким научила его быть жизнь. Ведет хозяйство, свой дом. Схоронил жену, страшно переживал ее потерю. Наотрез отказался переезжать к сыну Виктору, сказал, дома родные стены поддерживают. Так и живет.

Для меня дед — образец могучей силы воли и жажды жизни. Спасибо тебе!