С ним был еще один чеченец, которому было очень плохо. Гапур рассказывает: «Он попросил у меня воды, я пошел на улицу, набрал снега, подождал пока он растает. Попив воды, он спросил: «Можно, Гапур, я к тебе наклонюсь?», я обнял его… через некоторое время он умер на моих руках. Когда уже утром приходили люди забрать тела умерших солдат, я вызвался помочь похоронить своего сотоварища. Так я потерял своего единственного земляка».
За отличную службу перед Отечеством мне дали месяц времени, чтобы я смог навестить своих родных. И я, счастливый, в предвкушении встречи с близкими, накупив им подарков, собрался в путь. На вокзале ко мне подошла русская женщина. Мы разговорились с ней, узнав, что я чеченец, она заплакала. Она рассказала мне, что в 1944 году на территории Чечено-Ингушетии началась депортация народов, что все жители, в том числе и мои близкие, были депортированы в Казахстан. Но я решил сам в этом убедиться. Приехав в Чечню, мое сердце вздрогнуло от увиденного. Вместо зданий я увидел руины, пустые дома, не было никаких автобусов. Когда я спросил у пожилой женщины, что здесь случилось и откуда ездит автобус до Шатоя, она мне сказала, что там больше никто не живет. И все же на второй день я добрался до родного села, не найдя ни одной живой души, переночевал в стенах своего дома без крыши. Затем я направился в военком, чтобы узнать, почему на свои письма не получал ответы. На что военачальник ответил мне: «А что я должен был писать вам, когда ваш народ был депортирован, чем я должен был вас обрадовать?!» По доброте своей он приютил меня на неделю. Следующим поездом я вернулся в Москву. Прожив в съемной квартире еще 13 дней своего отпуска, я досрочно вернулся в воинскую часть, откуда был направлен в Берлин. Там я воевал еще один год.