Всюду продолжались ожесточенные бои, а в это же время в глубоком тылу, в Харькове, начал свою службу совсем молодой паренек - Николай Свистун. Здесь, в запасном полку, что расположился на Павловом поле, армейская жизнь казалась ему чрезмерно спокойной, а потому он несколько раз обращался к командиру роты с просьбой, чтобы его отправили на фронт. И всегда слышал в ответ категоричное «нет». А потом старший лейтенант добавлял как будто заученные наизусть слова: «Будем здесь готовить кадры!»
И
ВОТ когда этот настырный невысокого роста парень вновь сделал подход к офицеру и снова настойчиво заговорил на ту же тему, нервы того не выдержали. Ротный без промедления отправил его, с молящими глазами, вовсе не на фронт, а... на гауптвахту. Чтобы не пререкался, чтобы уважал старших по званию. Удивительно, но факт: попав на «губу», Николай тем самым вплотную приблизился к своей цели.
По воле случая именно тог¬да командир полка заглянул туда, где коротали время наказанные. Обратил внимание и на младшего сержанта Н. Свистун. Уж очень он был молодой.
- За что попал сюда? - спросил командир суровым голосом.
- На фронт не пускают...
Собеседник сменил тон и за-говорил совсем не так, как того требует устав: «Сынок, на фронте ведь убивают». В ответ услышал протяжное: «Я знаю». Не успел начальник опомнить-ся, как этот, в не поношенной гимнастерке, упал к его ногам и заплакал. Трудно понять, что тогда сломило командира пол¬ка, но он, недолго думая, отдал приказание: «Включить в маршевую роту».
«Кто говорит, что на войне не страшно, тот о войне не знает ничего». Кто не знает этих строчек из стихотворения? В них очень точно автор подметил то внутреннее состояние человека, который постоянно подвергает себя смертельной опасности. И ему присуще чувство страха. Восемнадцатилетний Николай Свистун еще не сражался с врагом лицом к лицу, но в свои молодые годы он уже знал, что та-кое ужасы войны. Наверное, потому в нем пробудилось еще одно чувство, которое превыше страха.

...Воскресенье. Не по-осеннему солнечный день. Тишина.
Не слышны были автоматные очереди или пушечная канонада, когда в деревню Голубиновка вошли немцы, однако только присутствие рядом тех, кто уже своими сапогами истоптал пол- Европы, угнетало каждого деревенского. В одночасье холеные солдаты порубили все сады для маскировки, перерезали всю Скотину и птицу. Никто, особенно женщины, не хотел попадаться на глаза оккупантам. Каждый тогда затаился в каком-нибудь укромном местечке, терпеливо ожидая, что настанет такая минута, когда наконец фашисты успокоятся и перестанут демонстрировать свое господство.
Что значит - жить на оккупированной территории, Николай Григорьевич Свистун знает не понаслышке. На себе он испытал все тяготы этого периода. Два года скитался туда-сюда, но ехать в Германию работать на Гитлера не хотел. И что он только ни делал, чтобы не попасть в набор. Пил настой табака, умышленно приживил лишай на своем теле. Словом, симулировал, как мог. И даже убегал из-под охраны.

ЭТО ОСОБАЯ история. Не в меру шустрого и хитрого юношу все-таки задумали приструнить. И нашли для этого самый простой и надежный способ. Сказали так: увильнешь в очередной раз от поездки, расстреляем всю семью... Кроме него, самого старшего, у родителей было еще трое. И сердце защемило от боли у Николая при одной только мысли, что фашисты сдержат свое слово.

У него, как и у многих других, тогда выбора не было. Покорно, с опущенной головой они покидали родину и отправлялись в неволю. Туда, откуда обратных дорог не бывает. Удивительно, но и в этой, казалось бы, безвыходной ситуации Николай нашел лазейку. Сообразил, что нужно бежать во что бы то ни стало, но не из родного Солонянского района. Иначе об этом сразу же узнают в селе. Бежать надо подальше от родного дома и лишь тогда, когда наверняка. Такая возможность им была использована. Днепропетровск попал под бомбежку. Перепуганные немцы попрятались кто куда. И в это же время незаметно для конвоя Николай бежал перед самой посадкой в эшелон.

Он еще долго будет скитаться по украинским степям. Из-мученный, голодный, холодный долго будет ждать освобо-дителей. А они придут совсем неожиданно для него. С его по-мощью небольшая группа советских солдат проложит дорогу для последующего наступления...

В родной Голубиновке уже не будет его ровесников. Всех постепенно угнали в Германию. А у Николая Свистуна, как оказалось, своя судьба. Через военкомат призовут его на службу... в запасной полк, что дислоцируется в Харькове. Изо всех сил он рвется на фронт.

В искреннее желание молодого бойца поверил тогда командир полка. В свои годы довелось повидать Николаю многое, и в душе появилось действительно какое-то чувство, которое превыше страха, столь присущего человеку.

Он сразу же попал в разведку вместе с некоторыми другими новичками, которые оказались подо Львом после Харькова. Уж как-то приметили, что кулачок у Николая вроде бы маленький, да рука тяжелая. Тактическую подготовку он усвоил хорошо. Оставалось только в совершенстве изучить все огнестрельное оружие, приноровиться метко бросать финку, читать топографическую карту и прочее, прочее, без чего в разведке делать нечего. Николай и эту науку прошел успешно. А потом на его долю выпало немало тяжелых дней и ночей. Часто приходилось ходить в тыл врага за «языком». Преодолевали вместе большие и малые реки, а их только в Германии, ох, как много. А сколько боев за населенные пункты, один не похожий на другой...

ОРДЕН Славы, например, Н. Свистун получил после выполнения необычного задания. Кстати, об этом потом будет написано и в военной газете «Чапаевец». А случилось вот что. Одно наше подразделение попало в такую ситуацию, что хуже, можно сказать, не бывает. Прижали его с двух сторон. С одной - пулеметчики, с другой - снайперы. Да так крепко, что и шевельнуться невозможно. Один майор и решил бросить на выручку разведчиков. Можно, конечно, было помедлить пару часов, дождаться, пока стемнеет, но командир настаивал - взять деревню сейчас же. Пообещал даже артиллерийскую поддержку, однако все получилось совсем не так, как планировали.
Метров 150 разведчики вместе с Н. Свистуном бежали по пахоте, а потом попадали на землю после первых же выстрелов. Немцы подпустили их на пол дистанции, а теперь намеревались расправиться с каждым прицельным огнем. По закону подлости никто не поддержал солдат. И прежде всего артиллеристы, на которых так надеялись.
А в деревню разведчики все- таки вошли и забросали врага гранатами...
Таких боев, когда до смерти вовсе не четыре шага, а гораздо меньше бывало немало 

Однажды он приметил, что на его сапоге нет каблука. Его снесла какая-то неведомая сила. Но порой удавалось определить причину. Ведь вовсе не трудно понять, что противогаз посекло именно осколками. Ими же «лимонку» раскололо на две части, как яблоко, граната, закрепленная на поясе, не взорвалась.

Тяжко вспоминать, но были ситуации и по круче. У самых ног взорвалась то ли мина, то ли граната, да так, что повредила лицо и шею. Трудно предположить, что могло бы случиться, если бы всю силу взрыва не принял на себя автомат. И контузии были у Николая Григорьевича, да еще какие. В таком состоянии не поймешь, что тебе говорят, да и сам слова не вымолвишь. И все-таки ему опять повезло. Остался жив, да и командир под свою ответственность не стал спешить отправлять своего подчиненного в госпиталь. Николай Григорьевич и поныне благодарен ему за это. Ведь оттуда сержант вряд ли попал бы в свою часть, а так хотелось войти в Берлин вместе с теми, с кем воевал плечом к плечу.
Были ранения и в полном смысле курьезные. По военным дорогам Н. Свистун ездил на запряженных лошадях, машинах и даже на велосипеде, как это ни странно. Как-то пришлось ему ехать на большой скорости и на мотоцикле. Он получил ушибы и переломы костей после того, как на нем с разгона влетел в глубокую яму.

Тяжко на войне пехотинцу. Вдвойне тяжело разведчику. Ведь он близко к врагу, Как никто другой. Хотя со временем ходить за линию фронта тоже становится привычным. После войны прочитал Николай Григорьевич книги Эммануила Казакевича о разведчиках, посмотрел и фильмы, снятые по тем же мотивам. И они невольно пробудили в нем воспоминания о прошлом. Поразило не только но то, с каким почтением Эммануил Генрихович рассказывал о тех, кого принято называть глазами и ушами армии, но и то, что он описывал события столь знакомые ему, происходившие у реки Нэйсы перед самым наступлением на Берлин. В собирательном образе лейтенанта Травкина Н. Свистун увидел большое сходство со своим командиром распространенной 
русской фамилией Леонов. 

И не случайно. Э. Казакевич в годы войны был в должности начальника разведки третьей гвардейской армии, где служил Н. Свистун со своими товарищами.

ЧТО ТАКОЕ весна на Одере в 1945 году, Николай Григорьевич знает не по кино и книжкам. Ему довелось участвовать и в Висло-Одерской, и в Берлинской операциях, впрочем, как и во многих других. Только перед разведкой ставились свои задачи. Конечно, порой приходилось ходить в атаку под шквалом пуль. Однако согласитесь, что нужно не меньше умения, воли, выдержки, чтобы бесшумно забраться в тыл врага, незаметно взять «языка» и вернуться живым и здоровым к своим. Таких блестяще выполненных заданий было немало. В том числе и у самого Берлина.

Привели как-то «языка». Немец оказался знающий и раз-говорчивый. И полученная от него информация была очень ценной. На радостях командование позволило даже поощрить одного из разведчиков - соратника Свистуна по фамилии Егоров - краткосрочным отпуском. Десять дней без учета дороги. А дорога-то ведет в... Алма-Ату. Понятно, что для Егорова на этом война по сути и закончилась. А другим еще предстояло брать Берлин.

Судьба предоставит Николаю Григорьевичу Свистуну возможность побывать и у стен поверженного рейхстага. Как и многие другие, он расписался на его стенах. Не помнит дословно, что он написал, но примерно так:

«Мы пришли сюда, чтобы больше не было войны». И поставил он не только свою фамилию, но и фамилии тех своих родственников, которые не вернулись с фронтов...

Отец его, артиллерист, весь израненный возвратился домой после войны, а вот братья его погибли. Один прошел финскую войну, выжил в блокадном Ленинграде, но не смог себя защитить от бандеровцев. Второй был убит в боях под Москвой. Третий - под Сталинградом. Еще один пал смертью храбрых под Одессой. В память о каждом своем дядьке он расписался. Места хватило на всех.
Победили! Было столько радости и слез. Все поняли, что война уже закончилась. Однако, как оказалось, не для всех. Николаю Григорьевичу с оружием в руках пришлось освобождать «злату Прагу», сражаться с польскими бандитами. Но и на этом его военная служба не закончилась. И лишь спустя десятки лет он уйдет в запас и отставку в звании под-полковника. Он свяжет прочно свою жизнь с военным училищем связи имени Ф. Дзержинского, но в душе навсегда станется разведчиком.