Две встречи в Берлине

Степан Бурков с Алексеем Сусловым (стоит).

Необходимое предисловие

Виктор Степанович Бурков живет в подмосковном поселке Щапово. В начале апреля он побывал в редакции «Липецкой газеты» и оставил нам рассказ, написанный по воспоминаниям отца-фронтовика, уроженца Княжей Байгоры Грязинского района. С помощью газеты Виктор Степанович надеется отыскать родственников Михаила Буркова, двоюродного брата отца. Надеемся, что публикация поможет ему в этом.

Весна 1945 года... Кругом зелено, цветут сады, ярко светит солнце, поют птицы, а в Берлине, в логове врага, войска Красной Армии бьются насмерть. Каждый, кто ступил ногой на землю фашистского зверя, стремился к тому, чтобы быстрее закончить войну.

«Рядовые и сержанты, офицеры и генералы, командующие войсками и маршалы — каждый рвался в бой, — рассказывал мой отец Степан Дмитриевич Бурков. — Опытные воины старались не пустить молодое поколение в пекло сражений, оставить подальше от передовой. Но удержать удаль молодецкую было трудно. Предвидя конец войне, все вместе шли вперед.

Вечер. Небо черно, кругом пожар, горит все, стоит удушливый дым вперемешку с пылью. Штурмовые группы, которые дрались весь день, отводятся в тыл на переформирование и пополнение, а отдохнувшие занимают их места. Сражение не прекращается ни на минуту. Вот и нашу 161-ю стрелковую дивизию, прошедшую путь от Воронежа до Берлина, выводят из боя и направляют в тыл. Идем по развалинам Берлина. Там, где нет фашистов, жители уже расчищают улицы, над нашими головами летят снаряды в сторону рейхстага. Навстречу движется новое соединение, и вдруг я слышу крик:

— Кум, Степан Дмитриевич, оглянись!

Повертев головой, иду дальше. Через три-четыре шага слышу вновь:

— Кум Степан, оглянись, это я, Алексей!

Остановился. Голос знакомый и родной. Гляжу, а из движущейся массы бойцов выбегает солдат и ко мне. Я навстречу. Оказалось, что это муж моей сестры Алексей Кузьмич Суслов. Подбежали друг к другу, обнялись, расцеловались. Видя это, командиры обоих соединений дали нам 10 минут и велели до¬гонять своих. Сколько было радости, не пере-сказать, а вопросов еще больше. Эти минуты в дыму и пыли, грохоте и стоне пролетели мгновенно, и мы расстались. Больше я Алексея не встречал вплоть до демобилизации.

За сутки до Дня Победы после очередной схватки с фашиста¬ми в каком-то подвале при выводе пленных наверх я неожиданно столкнулся нос к носу с двоюродным братом Михаилом Павловичем Бурковым (по уличному прозвищу Корохиным), сотрудником «СМЕРШа». Радость была неописуемая, да и немцы стали кругом выбрасывать белые флаги. Расстались мы быстро и договорились встретиться вечером. Но увиделись только 11 мая у Бранденбургских ворот. Я добрался туда пешком, а Михаил на маленьком газике без верха. Вспоминали пройденный путь. Оказалось, что воевали в одной армейской группе, дрались под Воронежем, бились на Курской дуге, освобождали Польшу и брали Берлин — были вроде рядом, а не знали друг о друге ничего.

Стало вечереть. Голубоватое небо по¬чернело. Кругом развалины. Радость встречи переполняла душу, а воспоминаниям не было конца. Тогда Михаил предложил поехать в нашу часть. Голос был тихий и спокойный, лицо улыбающееся. Я кивнул головой, и мы сели в автомашину. Мы не могли наговориться, столько всего накопилось за четыре года вой¬ны. Проезжая по разбитым дорогам Берлина, оба вспоминали, что и у нас в России столько всего разрушено.

— Ничего, кум, вернемся домой, все воcстановим и заживем еще лучше, чем было до войны, — тихо проговорил Михаил.

— Да, — согласился я, — главное то, что мы прошли через пекло и остались живы. — Пока ехали по разбитым улицам, стало совсем темно. Освещения никакого, и только прочищенная полоса напоминала дорогу. Ехали не быстро. Вдруг в свете фар на пути появились двое мужчин в длинных плащах. Брат приказал водителю остановить машину.

— Сейчас проверю документы, и поедем дальше, — тихо проговорил Михаил и стал вылезать из автомашины. Я предложил ему взять автомат.

— Зачем, — удивился он, — ведь война кончилась уже три дня назад, так что все будет хорошо.

Сделав несколько шагов в их сторону, он приказал незнакомцам остановиться и предъявить документы. В ответ на это из-под полы плащей полыхнуло пламя, и гул выстрелов прокатился по мирному Берлину. Секунды, и неизвестные растворились в темноте, а брат стал тихо оседать на землю. Мы полыхнули из автоматов в переулок. Я кинулся в нему, подхватил под мышки и приподнял голову. По его взгляду понял, что это конец. Слезы полились у меня из глаз, крик вырвался из горла. Прижимая Михаила к себе и плача навзрыд, я понес брата к машине. Руки его свесились беспомощно, глаза остановились, он тихо прошептал: «Надо же такому случиться, прошел всю войну, и так нелепо погибнуть...»

Вдруг он открыл глаза и еле слышно произнёс: «Расскажи моим, как я погиб...», — по-тянулся, и прощальная слеза покатилась по его щекам. Это были его последние слова, которые я слышал и запомнил на всю оставшуюся жизнь».

Несколько лет подряд к нам в дом приходила Анастасия Михайловна, жена Михаила Павловича, и каждый раз расспрашивала отца о том, как погиб ее муж. После очередного рассказа она всегда говорила:

— Не верю, что погиб. Неужели это правда? — и, заплакав, уходила домой. Отец подолгу сидел на лавке в углу комнаты и ни с кем не разговаривал. Иногда я видел, как из его глаз катились слезы, но он старался это не показывать нам.

Каждый год 9 мая у нас или в доме Сусловых собирались родные, и Алексей Кузьмич (муж сестры отца) делился своими впечатлениями о встрече с маршалом Победы Георгием Константиновичем Жуковым. Когда после Победы маршал проверял части, он просил солдат сплясать русскую «Барыню» с выхо¬дом, вот и он, Алексей Кузьмич, под гармошку выдал такие коленца, что в конце пляски маршал поблагодарил его и угостил сигаретой с золотым ободком, чем Алексей Кузьмич гор¬дился всю свою жизнь.

Но самое главное в их беседах всегда было то, как они встречались, и тоже в Берлине, с погибшим двоюродным братом Михаилом. Этот рассказ я слышал много раз. Слышал о том, как Алексей Кузьмич Суслов узнал отца в группе солдат, шагающих по Берлину...