Боевой путь

Рассказ по мемуарам моего папы, Ставского Виктора Григорьевича "Так вот где таилась погибель моя..." (пунктуация и орфография сохранена).

Благополучно вернувшись с очередного боевого задания, зарулили на свою стоянку. Я открыл дверь, опустил стремянку... в самолет влетает адьютант 1ой АЭ ст. л-т. Азеев и громко, очень громко (иначе, после 6ти часового полета - грохота, гула, мы бы не услышали) кричит: "Офицеры и тех. состав срочно в автобус! Остаются стрелки и стелки-радисты. В районе аэродрома немцы выбросили девирсионную группу и пока не прибыла рота охраны ОБАТО нам всем, стрелкам и стрелкам-радистам приказано не допустить фашистов до аэродрома". И тут же называя всех по именам приказал занять окопы, находящиеся в 50 метрах от стоянок самолетов.

Автобусы с летчиками, штурманами и тех. составом уехали, стало тихо, очень тихо. Мы с Гулько заняли свои ячейки, проверяя на ходу наши ТТ.

Было ещё темно, в добавок пошел мелкий снег, с ещё более мелким дождем. Мгла... скучно, по сравнению с боевыми заданиями наступила какая-то тоскливость, тупое безразличие, усталость. Глаза закрывались, но просеку, которая была передо мной и на которой мог появится враг, и враг опасный, как нам объяснил Азеев, я не только постоянно видел, но и изучил все её зиг-заги, кустарники, серые пятна травы, пни, сваленные деревья. Страха перед возможно схваткой с диверсантами не было. Не было и страха в первый боевой вылет. Страха не было, но угнетало ожидание.

И только подумалось, а не ложная ли это тревога, как старшина Шимбарев Иван, стрелок Б.8, наш сосед подал голос: "Петя- это она нашему Гулько, а это не утка?" Но Гулько ничего не успел ответить, как вдруг хлопок - это выстрел ТТ, затем второй, третий..., резкая очередь "шмайсера", протяжные выстрелы винтовок, один за одним, делает выстрел Гулько..., а где же "мои?" - и мгновенная сосредоточенность, напреженность до предела. Сразу стало тепло, жарко, снимаю краги, поднимаю пистолет, досылаю патрон в патронник, все по порядку, как в тире, расстегиваю кобуру, извлекаю запасную обойму, а в кобуру ссыпаю патроны (личный НЗ, который у меня был при себе, исходя из опыта)...

Наконец-то вижу в конце просеки тень, тени, миражи, силуэты. Силуэты двужутся, 1, 2, 3... и их выстрелы (по вспышкам), в мою сторону (не в меня - в мою сторону), они меня не видят, не могут видеть... неприятный свист пуль... до первого 50, 40, 30 метров... пора - "ТТ" - оружие ближнего боя, очень ближнего. За 50-40 можно не стрелять, а за 30 - надо... спокойно... надо использовать ситуацию... и бить... почти в упор.

До них уже 25 метров, ближе, ещё ближе - пора! Выстрел, второй, третий, дальше не считаю... первая обойма закончилась - "так быстро" - вот когда я вздрогнул, но это для меня ещё не конец, не конец боя... меняю обойму... выстрел, второй... свои выстрелы не только не считаю - не слышу... Вдруг не выстрел, щелчек, "клац". Вместо надежного, ободряющего выстрела щелчок. Тем временем хватаю из НЗ патроны... практически на брове окопа делаю выстрел в того фрица, который правее, он по инерции делает шаг вперед и падает... вижу... блестящий штык-кинжал (палаш, как его называли), которы сверху вниз движется на меня.

В упор делаю второй выстрел, а штык задевая воротник, пробил левое плечо комбинезона и пригвоздил меня к тыльной стороне окопа... но безжизненная туша наваливается на меня и на окоп... Вверху, около окопа, возбужденные знакомые голоса, из окопа вытаскивают тушу "бюргера", карабин с блестящим штыком, Иванов - бывший учитель (в то время ещё старшина), возмущенно кричит: "Ну и подлецы! На штыке-то гравировка "Gott mit uns", и переводит, импровизируя по-своему: "А Бог-то с нами, а не с ..." (не для печати).

К тому времени прибыла рота охраны. Вечером того же дня, после получения очередного боевого задания, к-р корабля, ст. л-т Фурсов П.И. построив экипаж, обращаясь к Гулько и ко мне сказал: "Молодцы", а наш штурман л-т Руденко И. спрашивает, улыбаясь: "Ну-с, как в пехоте?", и обращаясь к к-ру говорит: "А как экипаж думает: Рожденные ползать, летать смогут?!"

Война продолжалась...

И было ему 19 лет.