Однажды в июньский день старшие девушки-комсомолки пошли на кладбище на могилу своей подруги – она была учительницей.
Мы, девочки 9-10 лет увязались за ними. Шли по своей улице. Дошли до поворота к больнице и из окна последнего дома, мать двух девушек, которые пошли на кладбище, сказала: «Девушки! Война!» - «С кем? С Германией?» - «Да». С лиц исчезли улыбки, смолкли разговоры. На кладбище мы сходили, но как возвращались, о чем говорили – не помню. Село было взволновано. Все вокруг помрачнело. Женщины плакали, мужчины курили, понимая, что надо идти воевать. Я в тот день потеряла поясок от зеленого шелкового платья.
Начались темные, горькие, холодные и голодные военные годы: первая мобилизация мужчин, первые извещения-повестки об отправке на войну. Трудно забыть день, когда повестку на войну принесли и тяте. Специальный человек от военкомата развозил повестки на лошади, что б все делать быстро, без промедления. Отца дома не было, он с бригадой убирал урожай на поле. Связной поехал туда и вручил повестку тогда, когда вся бригада, в основном женщины, собралась на обед под березами. Вручили повестку. «Ну, женщины, пан - так пан, а пал – так пал. Или грудь в крестах, или голова в кустах. Не ревите. Скоро справимся с немцем». Это было в конце августа. 3 сентября – отправка.
У военкомата на Садовой улице людей видимо-невидимо: и старые родители, и женщины с малолетними детьми, с подростками. Провожающие, в основном женщины, жёны – плачут навзрыд, мужчины дают последние наказы женам и детям. Жуткая картина. Мы поняли – уже всё! Подошла машина, мужчины с вещмешками забирались в кузов, женщины хватались за них, желая задержать, оставить дома. Но нет. Машина тронулась, за ней толпа провожающих. И пока было видно машину, за ней бежали дети. А рыдания разносились по всему селу. Тогда на прощание тятя подарил мне брошку овальной формы – на черном фоне голова красавицы-женщины. А когда я вернулась с мамой домой – брошки не оказалось; где, как, когда могла я её потерять. И теперь понимаю, что и потеря пояска от платья, и потеря брошки (зато нашла перочинный ножик), и ножик были предзнаменованием самого горестного, несчастного – утери самого дорогого. 3 сентября тятю проводили, ждали письмо, их было 3, последнее – 10 октября 1941 года.