«СТРАШНО БЫЛО, НО МНЕ ВСЕГДА КАК-ТО ВЕЗЛО...»

Великая ПобедаСтрогий, но в тоже время улыбчивый. Серьез-ный и одновременно обладающий удивитель-ным чувством юмора. Таким запомнился мнемой дедушка. В детстве я его немного побаива-лась, и всегда был необъяснимый трепет перед его большими седыми бровями, глубокими грустными глазами. Чем становилась старше, тем больше понимала, откуда такие глубина и грусть. И замечала их все чаще в глазах каждого, кто пережил ту страшную войну.Как и большинство ветеранов Великой Оте-чественной, мой дедушка — Сорокин Иван Ильич, уже ушел из жизни. В мирное время он был счастлив — заботливая жена, трое детей, шестеро внуков. О войне всем нам рассказывал очень мало. Но однажды нашей семье довелось услышать историю о том пути, который прошел мой де-душка в военные годы. Мы собрались все за одним столом, мама включила диктофон, и дед начал рассказывать. Говорил медленно, спокойно. Среди страшных жестоких историй находили место и те, которые заставляли улыбнуться — в годы войны наши солдаты не теряли способность шутить. «Когда приехали ближе к фронту, меня поразило —там кавалеристы! Война, танки кругом! А там кавалеристы! Бегают с шашками, бренчат шпорами. Мы говорим: «Сейчас рубить будем шашками немецкие танки».Когда началась война,деда отправили вучилище, в Красноярск, а через несколько месяцев он стал связистом. «Готовили нас 9 ме-сяцев. Это очень долго. Пехотинцев готовили 3 месяца, артиллеристов — 6, а нас 9. Мы изу-чали телефонные аппараты, рации, разбирали их, экзамены сдавали. Потом нас построили, присвоили звание лейтенант войск связи».После училища ребят отправляли на фронт в разные места. Как говорил дедушка, ему повезло — его и еще 10 человек отправили на Северный Кавказ, в Закавказский военный округ. Повезло, во-первых, потому что там теплее, а во-вторых, в тех местах не было таких ожесточенных боев, как везде.Так мой дедушка попал в Тбилиси. А оттуда получил направление в Кировабад. «Тогда впоезде мне дали взвод, прямо на ходу. И я сталкомандиром взвода связи в стрелковом баталь-оне. Прямо на ходу! Только через какое-то время познакомились уже с солдатами. Под-ходили друг к другу и знакомились. А потом мы поехали в Махачкалу ближе к фронту. Там простояли около месяца — держали оборону и учились, так как еще ничего не знали. Нас немецкие самолеты беспокоили — их развед-чики делали облет, обстреливали».На Кавказе мой дед получил свои первые медали — за оборону Кавказа и за отвагу, когда форсировали Кубань. «Наступление было, амы давали связь через Кубань — провод тяну-ли. Наш кабель был резиновый с тканевой оп-леткой, через воду не шел. Поэтому мы соби-рали трофейный немецкий кабель — у них он был покрыт пластмассой. Мы его собирали, изолировали, заваривали смолой, чтоб пустить под воду — таким образом давали связь. А кругом была вода. Мы от немцев укрывались в дамбе. У них дамб не было и они были в преимуществе — мы выглянуть из-за дамбы не могли, чуть появимся, немецкий наблюдатель сразу стреляет, убивает. Они по нам бьют, а нашу дамбу качает в раз-ные стороны от снарядов, вода ведь везде. Было ощущение, что это последний бой. Но нет, мне снова повезло.Пока мы прятались в дамбе от снарядов, мой товарищ — тоже Иван, тоже связист — пере-правился на ту сторону реки, нашел блиндаж немецкий и держал с нами связь. Потом нас немцы как ударили, да как поперли оттуда, захватили. А Иван остался на том берегу. Но я продолжал поддерживать с ним связь: — Лейтенант, как мне выбраться отсюда?!— Сиди тихо пока, молчи.— Тут кругом немцы!— Замри и молчи.Он там весь день просидел. А когда стемнело, я ему говорю: «Ну все, пора, аппарат отключи и уходи тихонько». Он выбрался. Пришел со словами: «Вот перетрусил!» И его наградили. Тогда и меня наградили за то, что держал с ним связь».Было ли страшно? На этот вопрос дед от-ветил честно: «Когда попал на фронт первый раз и увидел убитых солдат — вот тогда я стал бояться. До этого ничего не боялся. Потом, когда тихо, спокойно было — не страшно, акак обстрел начинается — очень страшно становилось. Мы боялись артиллерийских снарядов. Немцы на нас часто неожиданно нападали. А однажды, когда враг отступил, мы по-строились и пошли маршем. И тут — откуда взялся, непонятно — снаряд! Прямо в нашу колонну. Он разорвался в передней ее части. Меня только волной ударило. Я упал, потом поднялся, смотрю, впереди страшная картина: один солдат лежит и кричит, второй солдат лежит и кричит... Снаряд прямо на них пришелся».Я слушала дедушку и не могла поверить, что он был свидетелем таких жестокостей. Рассказывал дед и о том, как врагом были перебиты шпалы на железных дорогах, взорваны все мельницы (из-за чего не было муки); и о том, как варили кашу из пшеницы, которой, наоборот, было очень много; о том, как отставали наши тылы; и о том, как много было «чернорубашечников» — так называли людей, которые получали винтовки без обмундирования и воевали в своих обычных одеждах. К«чернорубашечникам» относился и тот Иван, который переговаривался через реку с моим дедом. «Страшно было, но мне всегда как-то везло» — так дедушка закончил свою историю. «Повезло и всем нам, — подумала я в тот момент, — ведь иначе мы бы не собрались сейчас все вместе за одним столом».