Отец.

Наш отец –Соловьев Александр Петрович родился 22 апреля 1910 года в деревне (селе) Соловьева Заполица Кировской области. Отец его Петр был сапожником, мать Евдокия Васильевна вела домашнее хозяйство. В семье было четверо детей: сыновья : Сергей, Александр и Константин
и дочь Екатерина. К сожалению, я ничего не знаю о детских и юношеских годах нашего отца. Не знаю даже о том учавствовал ли он в Финской войне. Но снимков его в юности сохранилось довольно много на них он в военной форме.
Я начинаю свой рассказ об отце с того времени как я его помню .Возможно впоследствии удастся разузнать о его детстве и юности больше.
В 1937 году отец окончил школу пилотов – инструкторов. После окончания школы, работал инструктором ОСОВИАХИМА, учил летать молодых пилотов.
Женился в 1938 году на Шмаковой Александре Васильевне, нашей маме. Мама работала учительницей, директором вечерней школы.
До войны в семье родились двое детей: в 1938 году – дочь Нина и в 1940 году – сын Юра.
Когда началась война молодая семья жила в поселке Ис, отец был партийным работником. Отец, мама и мы, двое «довоенных» детей жили в отдельной квартире в двухтажном деревянном доме. Когда началась война и отец ушел на фронт, мама с нами, детьми, переехала жить в квартиру к бабушке, своей маме Шмаковой Марии Михайловне.
Во время войны отец тоже был летчиком. Летал он на маленьких самолетах ПО-2 и У-2. На фронт он попал уже офицером, младшим лейтенантом.
Из раскрытых архивов Министерства обороны мы узнали, что подразделение, в котором служил отец занималось воздушной разведкой. В архивах сохранились сведения о наградах отца и даже его личные донесения в воинскую часть о результатах разведки.
За боевые заслуги его дважды за время войны отпускали домой на побывку, как тогда говорили. Он приезжал, и это было такое счастье для всех. Нам с Юрой он привозил конфеты, такие маленькие шарики (драже в шоколаде), других конфет мы не знали. Эти конфеты (витаминные драже) летчикам давали в полеты. Он их хранил для нас. Он дарил нам старые свои военные шлемы, плексигласовые очки. Все это было потертое и пахло совершенно необычно. Это были наши игрушки, мы постоянно играли в летчиков.
Уже в конце войны отец на фронте был контужен. Произошло это так: самолет возвращался с задания и был сбит немецким истребителем. Экипаж самолета состоял из 2-х человек: командир корабля – это был наш отец Соловьев А.П. и 2-ой пилот. Парашют в самолете был один и 2-ой пилот им воспользовался. Отец же с самолетом падал вниз, но его спасло то, что самолет упал на лес. При ударе о деревья отца выбросило из самолета и он потерял сознание. Постепенно он пришел в себя, сориентировался на местности и стал ползти в сторону своей воинской части. До части он добирался две недели. Когда он добрался, то увидел свежевырытую могилу. Спросил: «Кого хоронят?». Получил ответ, что погиб Сашка Соловьев, но тела еще не нашли, вот могила и ждет. Видимо, он выглядел так, что его не узнали. После госпиталя его и отпустили на побывку. Я узнала эту историю много лет спустя после войны.
Отец за годы войны был награжден боевыми наградами – орденом Красной звезды, медалями «За отвагу», «За оборону Москвы», «За взятие Кенигсберга», «За победу над Германией», «За боевые заслуги». В боях он находился с 1941 по 1945 г.г., воевал на Западном и III-м Белорусском фронтах.
Самыми яркими событиями для нас было возвращение нашего отца с фронта. Объятия, рассказы, застолья, гости. Отца наградили трофейным мотоциклом, он привез его упакованным в палас из морской травы. Все это было не по нашему ярким, красивым. Отец тут же принялся гонять на мотоцикле, возил маму. Мотоцикл очень скоро исчез из поля зрения наверное, он его разбил. А потертый ковер из морской травы еще много лет служил нам.
Как коммунист отец должен был явиться в Райком КПСС (такая тогда была дисциплина) и его направили работать секретарем ВКПБ (так называлась должность) строительства Нижне Туринской ГРЭС.
Наша семья переехала в Нижнюю Туру, постепенно туда перебрались все родственники, т.к. там началась большая стройка, район бурно развивался. Нижнее –Туринскую ГРЭС строили для того, чтобы в дальнейшем снабжать электроэнергией большой ядерный комплекс, который должен был быть возведен около г. Нижняя Тура. Это была часть будущего атомного проекта страны.
Когда наша семья переехала в Нижнюю Туру, родители сняли второй этаж небольшого дома на улице Ленина. Я пошла в школу. Юра был еще в детсаду и он на год остался у бабушки на Ису. Мы на выходной ездили к бабушке и Юре на Ис. У отца была служебная машина, грузовик, прав у него, я уверена, не было, но он говорил, что если он управлялся с самолетом то и с машиной справится. Поэтому нам с мамой частенько приходилось сидеть на обочине и ждать пока он с машину наладит.
Старинная, купеческая в недавнем прошлом, Тура очень отличаласьот нашего социалистического районного поселка Ис. НА Ису все было , в основном, новое, деревянные кодтеджи, деревянные дома,возведенные перед войной. В нашей квартире не было икон, бабушка была членом партии, все,кроме мамы ,были коммунистами. Мебель в квартире была светлая, простая, деревянная. Украшения – мамины вышивки, половики, мамой выстроченныезанавески.
В Туре все было иное, в каждом доме –много икон, мебель старинная, дорогая, резная. Купеческие дома украшенные резьбой. Школа и детский сад тоже располагались в старинных красивых особняках.
В 1947 году родился брат Борис, в 1950году – Сергей.
В это время родители сняли второй этаж в двухэтажном доме бывшего церковного дьякона Овчинникова Семена Ивановича не улице Свободы. Прекрасную церковь в Нижней Туре взорвали уже в 1945 году.
В этом доме мы жили до той поры пока не обзавелись своим домом по улице Пролетарской .
Отец собирал библиотеку. Детство его прошло в деревне и он всю жизнь «добирал» образование. Много читал.Благодаря ему я всю классику, русскую и значителую часть иностранной перечитала в школьные годы. Так, например , берешь и читаешь всего Шекспира , полное собрание сочинений, от корки до корки.
У отца не было высшего специального образования, но он был опытным организатором, как теперь говорят – харизматичным лидером и ответственным человеком. Работал там, куда партия пошлет. Отец все время учился, доучивался на ходу, выписывали читал журналы и книги по тому производству, на каком работал. В послевоенные годы работал он , где надо было и сколько надо. Дома мы его видели мало. Такое было время. Я помню, что его послали как-то в Тугулымский район строить МТС на несколько месяцев. Никаких скидок на то, что в семье было четверо малых детей и здоровье войной было подорвано, не было. Как – то мне пришлось на комсомольской городской конференции услышать выступление отца, я была потрясена, он был прекрасным оратором, мог вести за собой людей.
По натуре отец был аккуратист, даже педант, он хотел, чтобы его вещи лежали всегда на своих местах и в полном порядке, но при трех мальчиках в доме это удавалось не всегда. Отец был хорош собой, высокий, с широкими плечами, стройный, он долго после войны ходил в в гимнастерке , стянутой широким желтым «офицерским» ремнем.Он был щеголь. Одежда сидела на нем безупречно, всегда подтянутый, он любил одежду, сшитую на заказ, по нему, насколько это было тогда возможно. Я помню, у него даже приятель был местный портной, интеллигентный , красивый старик, шил прекрасно, но был горький пьянница, как многие портные.
Когда отец носил бурки- они были идеально белыми. Однажды он где-то купил старинную бекешу на бобровом меху, крытую старинным темнозеленным сукном, носить ее а наших условиях было негде, но любоваться было можно.
Отец никогда не курил. Пил он тоже редко, по праздникам , в компании.
После партийной работы отец руководил разными участками строительства НТГЭС:, работал директором кирпичного завода, директором автобазы, начальником лесромхоза ( лесоучастка).Этот период я уже помню довольно хорошо.
Задача лесоучастка состояла в том, чтобы снабжать лесом строительство электростанции.
Работать было сложно. Рабочими были или заключенные или так называемые «вербованные». Вербовали крестьян, бывших колхозников в тех областях средней России, где войной были разрушено хозяйство и жилье, работы не было.Вербовались люди семьями, приезжали на Урал по крайней нужде, часто не имея специальности. Так было в леспрмхозе, которым руководил отец.В лесу сами построили себе бараки, баню, школу.Один дом был двухэтажный, на первом этаже – контора, на втором- жилье для начальника участка. Проложили так называемую «лежневку», дорогу из бревен в две колеи для лесовозов, пробросили ее прямо по прорубленной просеке, поднимая над болотыми и речкой. Никакой другой транспорт по такой дороге ходить не мог. Зимой дорога проходила по замерзшему пруду, по зимнику.
Рабочие с семьями получали в бараках на семью одну комнату. И работа эта и жилье было временным, когда строительство НТГРЭС было закончено, лесоучасток и поселение перестали существовать.
Где-то в 1053-54 году отец ездил на родину, в Вятку, в свое село.Он взял с собой Сережу. Там он встретил своего однокласника, тот был священником. Сережу окрестили. Отец был крещен при рождении.
Отец сагитировал несколько семей переехать к нам в Нижнюю Туру на постоянное жительство, потому что в селе не было работы. И потянулись к нам многочисленные деревенские Соловьевы, жили у нас подолгу, пока не получали жилье по месту работы. Маме это создавало дополнительные заботы по дому.
К этому времени уже требовались рабочие руки в строительстве ядерного завода, нового города, так что переселенные люди остались в наших местах навсегда.
А пока валили лес, производили трелевочные ратоты и вывозили его на строительство НТГРЭС.
Отец в это время жил на лесоучастке и только на выходной, а тогда выходной был один, приезжал домой.
В годы его работы на лесоучастке семья на лето паребиралась туда же. Для меня это были прекрасные годы жизни в лесу, контролировать меня было некому, родители были заняты по горло и я бродила одна. Как-то раз тонула в речке Пановке, расчитывать можно было только на себя. До сих пор я вижу эти лесные поляны с душистыми зонтичными цветами, нагретыми июльским солнцем, через них я, маленькая, пробираюсь, гудят шмели. мне всречаются кусты черной смородины, поникшие от тяжести черный , крупных, сладких ягод. Над речкой склоняются черемухи, тоже усыпанные крупными , сладкими ягодами.
Мне часто жаль своих городских внуков, которые никогда не увидят этой воли, этих не тронутых человеком лесов, полян, речек и болот.
Рядом с лесоучастком располагался пионерский лагерь строительства НТГРЭС, лагель тоже был временный, простенькие деревянные домики, рядом речка, прекрасное было место и житье, хотя без каких-либо удобств .Дежурный отряд вместо тихого часа отправлялся в лес и набирал несколько ведер ягод, на ужин из них уже был готов кисель. Мы с Юрой в этом лагере проводили часть лета. Мама работала в лагере завхозом.
Где- то в1950 году отец купил в умирающей деревне Кабаны пустующий магазин и перевез разобранный дом в Туру. На улице Пролетарской отец взял участок 40 соток и стал строить пятистенный дом. Мама была против, она очень хотела чтобы дом был обрезан, уменьшен на половину, но отец был непреклонен. Строили дом несколько лет, отстроили одну половину, в нее переехали, а вторую достраивали несколько лет .Получился пятикомнатный дом с отдельной столовой, несколько бестолковый, но в нем была отдельная столовая и у меня была своя комната.
Когда строили дом,работали все, посильно. На крупные работы отец нанимал себе в помощь мужиков с лесоучастка, плотника. Мы с Юрой, я помню, прибивали дранку на крыше, обивали рейкой под штукатурку стены внутри дома.
На Новый год отец всегда привозил огромную (самую красивую в лесу) елку. Правда,когда нашу красавицу устанавливали в большой комнате, то пройти можно было только боком вдоль стен. Однажды вместе с елкой отец привез и посадил под елкой двух огромных белоснежных зайцев. Они попали в силки и замерзли сидя.
Натура у отца была широкая, он все делал крупной мерой. У меня день рождения в октябре и мне всегда отец покупал на день рождения ящик винограду.Теперь этим мало кого удивишь, нотогда…
Я помню, как ему пришла в голову вести всех детей в баню в свой леспромхоз на лошади за 14 км. Лошадь была запряжена в сани, на санях – плетенный короб с сеном и мы , дети, закутанные в тулупы.Прекрасно, по снегу, но где- то на повороте мы все вылетели в сугроб, так как отец гнал лошадь. Ну,это не беда, развлечение.
Практически не работая на огороде - некогда ему было, запасы на зиму он закупал.В подполье у нас кроме картошки, зимой стояли бочки с моченой брусникой, солеными грибами, квашенной капустой, мешки с кедровыми орехами. В ту пору в лесах было изобилие дичи, ягод, грибов, кедровых орехов. Я в нашем дома не помню другого мяса, все, в основном , были отцовские трофеи: касачи, тетерева, рябчики, зайцы. На стенах в доме в виде украшения висели невыделанные шкурки рыжих лис, куниц.
Мне отец как-то привез большого живого филина, его поместили в недостроенной еще тогда половине дома и он ухал по ночам. Потом его отдали в школьный живой уголок.
Поскольку наш дед Петр Соловьев был сапожником, отец тоже владел этим ремеслом. У него в комнате всегда хранился деревянный ящик с сапожным инструментом:шила, дратва, сапожные колодки,иглы и т.д. Он сам нам подшивал валенки, чинил обувь, а однажды даже сшил маме настоящие модельные туфли.Но времени на это у него не было.

Работы по дому, хозяйству было много. Держали корову, садили огород, картошку садили еще и в поле, летом – сенокос. Воду приходилось носить (зимой – возить в бочке на санках) из пруда.Воды нужно было много:на семью, корову, баню, огород.
На огороде работали мы: мама, Юра и я, в основном.Огород был большой, не менее 30 соток. Корова. Баня. Дрова.Все это хозяйство было на маме. Если она сетовала отцу на трудности своей жизни, он неизменно ей возражал: «А ребята –то у тебя на что?». При этом мама тоже все годы нашего детства работала. Ей совершенно некогда было заниматься собой.
Отношения его с детьми были разными. Он ушел на фронт когда мы с Юрой были младенцами. А вернулся – мне уже было 7 лет, Юре – шесть. Мы в какой-то степени сформировались баз него. И с нами было иногда сложно, он как-то нас немного стеснялся, не знал как нас наказывать, например. Командовала нами мама.. Борис и Сергей росли при нем, но его никогда не было дома. Мы все были всегда с мамой. Но отец примером своей жизни оказал на нас огромное влияние. Ну и ,конечно, кровь – этого никуда не денешь.Мы четко знаем кто из нас в какую родню пошел. Когда мама меня ругала, она называла меня «это соловьевское отродье».
Ко мне в школу отец пошел в первый раз на выпускной вечер. Ну со мной особых проблем не было, вот с тремя братиками – мама не успевала бегать в школу, озорники были изрядные, хотя и не хулиганы.
Я помню, что как-то все же отцу пришлось меня ругать из-за школы, это выглядело так: « В то время как вся страна напряженно работает, восстанавливая хозяйство, а ты…».
Когда окончено было строительство НТГРЭС отцу пришлось устраиваться на работу в закрытом городе, в Свердловске 45.
В 1956 году я поступила в институт и уехала из дома, поэтому не очень хорошо знаю этот период жизни семьи.Я была первой из семьи поступившей в институт и отец мной гордился.
Знаю, что отец работал директором бытового комбината города. В комбинат входили предприятия обслуживающие город: пошивочное ателье, сапожная мастерская, фотография и т.д. Потом был период когда он работал слесарем в цехе №26 комбината ЭХП, его сразу выбрали там председателем профбюро цеха. Я думаю, что ему было трудно подчиняться «мальчишкам», которые руководили цехом и он поступил как когда-то после войны. Он обратился в Обком партии и его направили начальником строительно-монтажного управления (СМУ) в Хантымансийск. Он снова был начальником, организатором и , хотя и скучал по семье, занимался делом которое его удовлетворяло.
Домой он вернулся уже в гробу.
Нашему отцу было суждено сгореть в самолете. Только произошло это через 20 лет после его первой аварии с самолетом. В 1965 г. он сгорел в самолете, возвращаясь из командировки, с областной партийной конференции.
Самолет с городской партийной делегацией загорелся в воздухе и сгорел при посадке. Погибла вся делегация. Это случилось 20 марта 1965 года. Моему отцу было 54 года, он не дожил до пенсии. Незадолго до гибели он перенес инфаркт. Из разговоров в семье я помню, что он собирался в 55 лет выйти на пенсию и приехать к нам в Свердловск – 45. Право выйти на пенсию у него было потому, что у него был выработан стаж на горных работах. Но где это было я не знаю.
Отец погиб мучительной смертью, сгорел заживо, но судьба все же подарила ему 20 лет жизни после войны, и он почти успел вырастить нас, детей.
Мама уже без отца поднимала младших братьев.Я уже кончила институт, работала экономистом на комбинате, моей дочке было 2 года. Братьям: Юре было 25 лет, он тоже роботал на комбинате, Борису было 17 лет, Сергею – 15, они учились в школе.
В тот год мы жили уже отдельно: мама с Юрой, Борей и Сережей в своей трехкомнатной квартире, мы (мой муж Юра Никитин, я и наша дочь Наташа) в полученной нами комнате.
Телеграмму о гибели отца получили мальчики, мама была в командировке.Мы думали,что с отцом что-то случилось на стройке.
В Хантымансийск за телом отца поехали мой муж Юрий Никитин и мамин брат Александр Васильевич Шмаков. Тела сильно обгорели , были запеленаны как мумии и различали их по косвенным признакам.Отца опознали по высокому росту и ботинку, у него были ботинки сшитые на заказ.Пока привезли тело прошла неделя. Похороны затягивались. Подготовкой к похоронам занимались, в основном тетя Поля и я. Ночами я не спала. Похудела за несколько дней на 10 кг. И вот в ту ночь, когда я , наконец , заснула, приснился мне такой сон. Будто приходит человек весь забинтованный,как куколка, лица не видно, но я знаю что это папа, я так обрадовалась и спрашиваю его: так ты жив? И он мне отвечает: не волнуйся, я жив. С тех пор я всю жизнь уверена, что это душа отца приходила ко мне, чтобы меня утешить.
Многих близких людей пришлось мне хоронить за долгие годы жизни, но смерть отца, да еще такая ужасная, была для меня самым сильным потрясением. Прошло больше полвека, но о его смерти я думаю часто.
Похороны были грандиозные (по меркам наших мест). История его гибели потрясла наш городок, тогда еще гибель в авиакатастрофах была редкостью. Похоронили отца на Нижнетуринском кладбище.
Он всегда со мной, я чувствую в себе его кровь .