Соколов Виталий Васильевич родился 5 мая 1910 года в деревне Овиново Вичужского района Ивановской области в богатой многодетной крестьянской семье (две девочки и пять сыновей). Получил хорошее образование, писал каллиграфическим почерком. Семья была трудолюбивая, работали все: мужчины в поле, женщины по хозяйству. В двадцатые годы были раскулачены, потеряли дом, скот, землю, мельницу. Перебираются в город Вичуга, где у папиного деда был двухэтажный дом. В городе папин отец становится лучшим портным. Папу пытались тоже обучать портняжному мастерству, но ничего не получилось. Через некоторое время отбирают дом, и семья оказывается в малюсенькой квартире в полуподвальном этаже. Но к этому времени почти все дети создали свои семьи и отделились. В начале тридцатых годов женился и папа. Мама была из простой рабочей семьи. Работали все на прядильно-ткацкой фабрике.
Брак был удивительно странным. Папа из богатых, довольно образованный, с интеллигентными манерами, с хорошим вкусоми очень скромный. Мама – полная противоположность – из бедных, малообразованная, боевая, весёлая, любила петь и плясать, за словом в карман не полезет. Да и фамилия её была Баранова, звали Клавдией Фёдоровной. Но, несмотря на все различия в происхождении и воспитании, а также противоположность характеров, прожили они дружно всю свою жизнь, родили четырёх детей. Выжила я одна.
Из довоенного детства помню только, как папа водил меня в цирк. Хорошо помню, как провожали папу на фронт. Папа готовился в конце июня 1941года на кадровую подготовку, поэтому оказался на фронте в первые дни войны. Отправляли мужчин в вагонах-«теплушках». Папа стоял в вагоне у перекладины и был одет в синюю рубашку с тёмным галстуком. С тех пор, почему-то, когда слышала марш «СЛАВЯНКА», всегда вспоминала эту картину и плакала.
В квартире у нас оставалось много политических журналов с подчёркнутыми предложениями и фразами. Видимо, папа был и политически грамотным.
Однажды пришла похоронка. Мама всё куда-то с ней бегала и плакала. Но всё обошлось. Папа оказался в госпитале. Ранен был четыре раза. Один раз в голову, пуля оставила на темени след в виде канавки глубиной в сантиметр.
Что писал в письмах – не помню. Я научилась писать, конечно, печатными буквами ещё до школы и писала папе письма. Он их сберёг и привёз домой.
Вернулся папа летом 1946 года. Где воевал – не знаю. Он очень не любил говорить о войне. Никогда ничего не рассказывал. Лишь однажды что-то говорил о том, как хорошо их встречали в Польше. Люди плакали и целовали их.
Последний год папа служил в Риге. Оттуда присылал очень красивые открытки, которые я долго хранила.
После войны папа работал начальником пожарной охраны. Его все уважали. Он много не говорил, к людям относился с уважением, всех выслушивал, ни с кем не ссорился. Когда шла с ним по городу, удивлялась - со всеми раскланивался, приподнимая шляпу. Он был большой чистюля, любил хорошо быть одетым, всегда в шляпе. Летом носил только белые брюки. Всегда одежда отутюжена. Чистил одежду утром и в обед. Всё у него было в порядке. Научил меня красиво обтачивать карандаши. Я до сих пор обтачиваю их так, как он учил. К порядку меня он приучал всегда.
Ласков не был, но был добрый. Ни разу на меня не накричал, ни единого раза не ругал. Даже когда я не выполняла того, что должна была сделать. За всю жизнь я не слышала ни единого плохого слова от него. Однажды в школе мальчишки разбили окно и убежали, а я стояла около окна. Подошёл директор и сказал, чтобы я привела папу. Я пыталась объяснить директору, что не разбивала окно, но он и слушать не стал. Дома всё рассказала. Вечером папа спокойно говорит: «Я стекло вставил, можешь ещё бить».
Училась я хорошо, но получить тройку для меня было невыносимо. Когда папа проверял дневник и видел тройку, обвинял себя и маму, что они что-то мне не додали. Уж лучше бы меня отпороли.
Умер папа 20 марта 1976 года. Был страшный гололёд. Папины друзья несли его на руках до самого кладбища. Так они выразили свою любовь и уважение к нему.

Дедушка никогда не рассказывал про войну. Ни про награды, ни про ранения говорить не хотел. Но толстый офицерский ремень, спасший ему жизнь, всегда висел на видном месте. В ремне несколько дырок от пуль автоматной очереди. Однажды я увидела эти дырки и спросила – зачем тебе дырявый ремень? Дедушка только коротко ответил – если б не этот ремень, мы бы с тобой сейчас не разговаривали. И всё. Он был очень закрытый человек, болтать не любил, предпочитал что-то делать. А делать он умел практически всё – от приготовления еды до изготовления мебели, не говоря уже о ремонте чего угодно. Обувь бабушка в ремонт не отдавала, дед сам чинил.
Однажды, когда он гостил у нас (они с бабушкой жили в другом городе), смастерил очень красивый и удобный стеллаж. Такой стеллаж в те далёкие советские времена в магазине было не купить. И я спросила его как бы в шутку – деда, а ты печь смог бы сложить? Ответ меня просто сразил. Дед сказал – надо будет, смогу. И добавил тихо – культурный человек обязан уметь делать всё необходимое в жизни сам. На всякий случай.
Несмотря на то, что дедушка не делился с нами воспоминаниями о войне, они были с ним всю жизнь, каждый день. Это я поняла позже, когда выросла. Он никогда не пользовался обычными столовыми приборами, всегда ел своим фронтовым набором – стальные ложка, вилка, нож, которые компактно пристёгивались друг к другу. Никому другому не разрешалось пользоваться этим прибором, и в любую поездку дед брал его с собой.
К сожалению, дедушка довольно рано ушёл от нас. Его не стало, когда я заканчивала школу. Но он научил меня самому важному - стремлению делать многое самостоятельно. Потому, что «культурный человек должен уметь делать всё необходимое в жизни сам. На всякий случай».