Эти свои воспоминания о прожитом и пережитом я написал в мае 1980 года, можно сказать, в один присест. Всё написано без какой-либо лакировки фактов и событий, написано так, как оно было на самом деле, без субъективного домысла.

Черновой набросок воспоминаний прочитала моя жена. Она сказала, что всё вроде бы соответствует действительности, но написано большей частью в серых тонах. Складывается впечатление, что у меня не было никаких радостей. Вся жизнь состояла из одних прозаических будней. Написанным я только лишний раз подтверждаю свою заурядность...

Мне показалось, что в чем-то жена права. Но потом подумал: уже написано. Выбросить – жалко труда. А если написать заново, то, что я смогу написать о себе, чтобы оно отличалось от уже написанного? Ничего! Я могу сто раз писать о себе, и все разы будет одно и то же. Какая бы ни была правда, она всегда себя утвердит, ибо она правда. Мою жизнь складывали, направляли и регламентировали объективные условия. Внести в неё что-либо существенное субъективное я не мог. Какой бы моя жизнь кому-то ни показалась, я ею обязан быть доволен. Даже в самых тяжелых обстоятельствах человек должен утешать себя тем, что могло быть и хуже...

Что же касается отсутствия мажорности в написанном, то, конечно, действительно радостного в моей жизни было не густо. Все мои, как говорится, лучшие годы выпали на армейскую жизнь и войны, которые и наложили отпечаток на мою жизнь в целом, тем более, что перед этим мне также было не сладко.

Пусть всё вышесказанное сколько-нибудь оградит меня от строгого суда читающего всё ниже написанное. Заранее с уважением, автор.

Мемуары моего отца закончились на 1981 году. Моя задача дать краткое описание остатка его жизни вплоть до ее окончания 14 декабря 1991 г.

Итак, в то время наша семья состояла из папы, мамы, Виталика, который к этому периоду жил вместе со своей семьей отдельно на Седова, д.100, кв. 28., и меня. Т.е. мы втроем жили на ул. Шелгунова, д.19, кв.66.

Я уже окончила университет и работала в Зоологическом институте АН СССР, а родители находились на заслуженном отдыхе. Вскоре я вышла замуж за Белокобыльского Сергея Александровича (05.11.1982), и наша семья стала подрастать численностью – 11.05.1983 г. родился наш первенец Ванюша, а через три года и Машенька (28.06.1986). Все мы продолжали проживать в двухкомнатной квартире на Шелгунова, где, конечно на 26 кв. м впятером было тесновато. Но, как гласит народная мудрость, в тесноте - да не в обиде! Действительно жили дружно в полном согласии и взаимопонимании. Сначала мы с Серёжей занимали маленькую комнату (немного меньше 9 кв.м), а родители жили в большой 17-ти метровой. Потом, когда родился Ваня, он, понятно находился с нами в маленькой комнате, но потом после рождения Маши Ваня «переехал» в комнату к бабушке и дедушке, и спал вместе с ними посередине на сдвинутых вместе полуторных тахтах. К тому времени мы встали на очередь в исполкоме на расширение жилплощади, т.к. нам явно недоставало квадратных метров на душу населения по санитарным нормам. Ежегодно отмечаясь в этой очереди, нам стало ясно, что получить от государства необходимую расширенную жилплощадь почти практически невозможно… Увы далекие тысячи таких же нуждающихся очередников перед нами в этой очереди не сулили ничего обнадеживающего. И родители решили улучшить наши жилищные условия самостоятельно, купив кооперативную квартиру, которую также можно было купить не сразу, а записавшись уже в другом месте (на пер. Антоненко) в очередь для вступления в кооператив. Так и были собраны и предоставлены необходимые документы для ЖСК. И тут надо сказать, произошла интересная ситуация. Дело в том, желающих приобрести однокомнатную квартиру было всегда намного больше, чем 2-3-х комнатные, и, соответственно, ждать пришлось бы однокомнатную неизмеримо дольше, чем 2-х комнатную. И мои родители, используя льготу папы-ветерана ВОВ для первоочередного вступления, решили встать на очередь на 2-х комнатную (хотя надо сказать, что этот вариант был довольно авантюрный, т.к. при нашем скромном общем семейном бюджете трудно было представить - где найти всю необходимую сумму на всю квартиру). Были накоплены только необходимые деньги (примерно треть от всей стоимости квартиры) на первичный взнос. Но в связи со срочностью покупки квартиры ЖСК документы чиновниками были положены в папку с надписью «На 2-комнатную квартиру». Но через некоторое время мои мама с папой более трезво оценили свои финансовые возможности и написали новое заявление с просьбой перевести их документы на 1-комнатный вариант. Заявление приняли, положили в их папку.., но надпись на папке по ошибке не поменяли. А когда подошла более быстрая очередь для вступления в ЖСК с 2-х комнатной квартирой, нам пришла бумага о предоставлении таковой на озере Долгом в новом доме (на ул. Сизова). Опять начались сомнения, что же делать – есть квартира, а денег не хватало… Но хватало только на первичный взнос. И тут родители пошли ва-банк, и мы согласились на этот двухкомнатный вариант. Выбрали этаж (5-й), и сама квартира была неплохой, уютной. Короче, я по возможности привела ее в надлежащий порядок (после строительства всегда много мелочей-недоделок). И туда никто в тот момент еще не въезжал. А на семейном совете мы решили, что из-за плохого самочувствия обоих родителей им так далеко от Шелгунова (часа 1,5 в одну строну) у меня с малолетними Ваней и Машей (4 и 1 год) будет не слишком много возможностей навещать и помогать им по хозяйству. В итоге удалось найти очень удачный вариант обмена. Недалеко от нас (без дорог!) обменивалась однокомнатная квартира на Седова, 128. Тем прошлым хозяевам крайне срочно требовалась двухкомнатная квартира (там на Седова проживали весьма обеспеченные дед-еврей и его беременная внучка), и наш вариант на Сизова их очень устраивал. А нам досталась их квартира с 16-метровой комнатой в хрущевке и вернулся наш первичный взнос за квартиру ЖСК! Весной 1988 г.(осенью 1987 г.?) мама с папой переехали в эту новую (государственную) квартиру окончательно (переезд=перенос вещей продолжался довольно долго, благо недалеко!). Все устроилось самым лучшим образом: мы могли все время видеться, и я помогала им по хозяйству. В декабре 1987 г. я после 1,5 годового декретного отпуска по уходу за ребенком (Машей) вышла на работу и почти ежедневно, возвращаясь с работы, выходила на 1 остановку раньше, чтобы навестить родителей. К сожалению, такое счастье длилось недолго. Мамино самочувствие становилось все хуже и хуже. В итоге в ноябре 1988 г. маму по скорой положили в больницу скорой помощи им. Джанелидзе, в декабре ей сделали операцию, а светлым утром Рождества Христова 7 января 1989 г. мама покинула нас…

Вскоре после похорон мамы остро встал вопрос о необходимости съехаться вместе с папой из-за того, что в случае смерти папы государству уйдет эта новая однокомнатная квартира. Надо сказать, что серьёзные основания к подобным мыслям были – у папы на новой квартире уже случался обширный инфаркт миокарда. Причем в первый раз он сам довольно долго – несколько дней не понимал, что именно с ним происходило. Но как бывалый солдат-вояка, да еще и интроверт по психологическому типу, папа терпел свою боль дома, почти не жалуясь… И даже врачи скорой помощи сразу недостаточно точно оценили всю тяжесть состояния папы и увезли его на «сидячей» машине, а в больнице – сразу в реанимацию! А мы все, как могли, участвовали в жизни родителей – навещали папу и в больнице и реабилитационном центре в Пушкине. Не могу вспомнить, когда именно у папы был и второй инфаркт миокарда, но точно до нашего совместного проживания после смерти мамы.

Итак, мы плотно занялись вопросом подыскивания варианта обмена для съезда двух имеющихся наших квартир – двухкомнатной и однокомнатной. Надо отдать должное именно папе – он посвятил все свое свободное время поискам вариантов по разным каналам – бюро обмена, объявления в газетах и просто на столбах ... Хотелось бы отметить такой момент в поиске новой квартиры как просьбу папы найти вариант не в центре Ленинграда, а где-нибудь на окраине. Дело в том, что из 60-летнего проживания в Ленинграде (первые 10 лет папа жил с матерью в Белоруссии) он пол срока жил в центре на Петроградке (ул. Яблочкова), а другую половину на окраине в Невском районе. Так вот, из его взгляда на качество проживания в центре, где превалирует старый жилой фонд, дворы-колодцы, теснота застроек и мало зелени, и в противовес этому на окраине широкие улицы, много зелени и воздуха, близость все к той же Сортировке, откуда он так часто ездил в свои любимые леса, вытекала единственная просьба: найти вариант обмена в спальных районах. В процессе поиска мы с ним вдвоем выезжали и смотрели несколько предлагаемых вариантов, а остановились на нашей нынешней четырехкомнатной квартире в Весёлом посёлке площадью 52 кв. м на ул. Евдокима Огнева, д. 10, кв. 11, причем довольно быстро. Мы были уже прописаны там 14 февраля 1989 г., т.е. через месяц с неделей после смерти мамы. Папа очень спешил все оформить, т.к. боялся опоздать… Правда, окончательно туда переехали мы лишь в июне того года (это была просьба партнеров по обмену подождать конца учебного года – там учились в школе 2 дочки), а этот период с февраля до июня папа опять жил с нами на Шелгунова, т.к. в его квартиру на Седова сразу переехали с Огнева муж с женой - они же бабушка с дедушкой для остававшейся до конца учебного года молодой семьи. Старые хозяева (6 человек) разъезжались – трудно им было старым с молодыми с детьми…

И вот мы дружно зажили в новой 4-комнатной квартире на 4 этаже. Одну 10-метровую отдельную комнату с балконом предоставили деду. Тут чаще буду писать «дед», т.к. дома стало звучать именно такое обращение. Ване к моменту переезда исполнилось 6 лет, а Маше 3 года. Ваня в тот год пошел в школу недалеко (№ 458 – к ней был приписан наш дом), а Маша в д/с № 8 – прямо под нашими окнами! Дедушка по мере сил старался принимать участие в жизни внуков – встречал из школы и детского сада. Мы с Серёжей работали в Зоологическом институте. В общем и целом, дома у нас все было дружно и участливо: дух взаимовыручки царил в нашей семье. Тем более что наступали и углублялись тяжелые времена в нашей стране. Перестройка плавно перешла в пору голодных 90-х с их карточной системой. И тут папа как мог старался быть наиболее полезным в нашей жизни. Дело в том, что для отоваривания карточек приходилось отстаивать громадные часовые очереди в магазинах и зачастую спозаранку… Здесь папа с его готовностью помочь был как никогда кстати. Даже покупка разливного молока из бочек (их привозили к определенным точкам рано утром) представляла проблему. Дед же с его чертой характера «жаворонка» (он всегда вставал очень рано) был незаменим. Бывало, встанет часов в 5, а к 6 уже на улице поджидает бочку с молоком в числе таких же ждущих покупателей. И к нашему подъему на работу уже успеет вскипятить молоко, чтобы я сварила на завтрак кашу. В летний сезон дед все так же старался по возможности почаще съездить в лес. И дома у нас всегда были в достаточном количестве и грибы, и лесные ягоды. Причем грибы дед полностью брал на себя ​ и собирал, и чистил, и заготавливал. У нас дома всегда не переводились его соленые грибы отменного качества! А уж грибной суп из сушеных грибов не переводился у нас круглый год – можно сказать, что это блюдо до сих пор является визитной карточкой нашего дома. Да и ягоды-дикоросы, как правило, в виде варенья были в большом разнообразии – морошка, черника, земляника, малина, брусника и клюква. Отдельную страсть его умелых рук составляло корзиноплетение. И надо сказать, что выполненные его руками замечательные корзины отличались в различные годы в основном разными размерами при одном фасоне и одном материале – корнями сосны. А в конце жизни папа задался творческой мыслью усовершенствовать фасон корзины. После некоторых проб и ошибок папа сплел совершенно необычную корзину на 12-15 литров с одной выпуклой стороной, а другой – плоской, чтобы плоская сторона в рюкзаке плотно и удобно прилегала к спине. Она и сейчас служит мне верой и правдой на моей даче. Я каждый раз по-доброму вспоминаю папу, беря ее в руки.

Кстати, тут можно добавить, что папа вообще по жизни был очень умелым мастером на все руки. Действительно, трудно представить, что только не умел он смастерить. Как говорится в народе: «И жнец, и швец, и на дуде игрец!». Он всегда с удовольствием рукодельничал дома: то мебель кухонную сделает (все – от проекта до готового изделия, причем эти предметы мебели (и табуретки, и навесные кухонные шкафчики, и сушилка для посуды над раковиной, и полки для учебников, и ящик под ванну, и шкафчик из пластика над ванной) серьёзно поддерживали наш небогатый семейный бюджет!), то обувь починит (и каблуки, и накаты, и молнии, и вообще ежедневный уход за обувью всей нашей семьи брал на себя - к утру всевозможные наши туфли-ботинки стояли в прихожей начищенными), то куртку мне сошьет (появилась как-то в мое школьное время мода – стеганые куртки; так папа из двух старых подкладочных саржей и ватина между ними сам сшил мне на зависть моим подругам замечательную куртку), то сварит такие вкусные грибной суп и клюквенный морс, а уж его солеными грибами (млечники холодным способом) все любили полакомиться… А вот его личные пищевые пристрастия были весьма скромными: любил геркулес, сваренный на воде, почти без соли, но частенько со шкварками (чисто белорусская гастрономическая черта из детства). Между прочим, мои родители почти каждое лето (в отпуск) занимались ремонтом нашей небольшой квартиры (побелка потолков, покраска стен, оклейка обоев и т.д…), причем все это происходило по кругу – сначала одна комната, на другой год другая, потом кухня, а вслед прихожая, и снова все по кругу… И еще четко помню, что всю самую грязную домашнюю работу (мытье унитаза и т.п.) папа всегда сам брал на себя (настоящий джентльмен)! А уж про всевозможные починки электроприборов или сантехники и говорить нечего – это всё была его епархия! Да и к решению каких-либо технических вопросов он всегда подходил творчески – изобретал по мелочи. Талант!

И еще одну вещь мне напомнила недавно Маша: умение (пусть и в их примитивном виде) играть в шахматы и Ване, и Маше привил дедушка, который частенько вспоминал про Ботвинника (см. выше самоличные мемуары отца). Еще помню май-начало июня 1985 г. В то время Ванюше только что исполнилось 2 года, и мои родители, чтобы вывезти любимого внука на природу, сняли «дачу» от работы отца (стройуправление) в Мельниково на Карельском перешейке. Это была комната в небольшом двухэтажном доме барачного типа. А недалеко протекала река Вуокса в ее еще нешироком варианте. Так там дед обучал малолетнего внука азам рыбалки: нашел подходящий прут-удилище и на леске привязал здоровенный крючок (см 5 примерно) из алюминиевой проволоки. Причем «ловля» рыбы проходила с борта пришвартованной лодки. Дед вообще очень любил своих внуков. Надо сказать, что наш семейный жизненный уклад всегда (и поныне) зиждился на лозунге: «Всё лучшее – детям!»

Помню, в год маминой смерти в (1989) я хотела сделать какой-нибудь необычный подарок на день рождения отца – 16 марта (его 70-летие). Чтобы развеять печаль его последних месяцев, я предложила ему пойти со мной на концерт Евгения Петросяна в «Юбилейный». Папе вообще всегда нравились артисты разговорного жанра, а тут он, наконец, от души посмеялся. Это было радостно.

В 1990 г. в нашем доме появилась первая живность – канарейка Мартик. Очень нравилась эта пичужка деду, да и клетка стояла в его комнате. Прожил Мартик у нас около года, а в начале лета 1991 г. умер. Захоронил его дед на даче своей новой знакомой женщины – Гавриловой Анны Ивановны в дачном садоводстве под Мгой. Познакомился папа с этой дамой где-то на улице в начале 1991 г., потом раз мы всем семейством что-то отмечали у нее дома на пр. Большевиков. А на лето она пригласила деда отдохнуть у нее на даче (а он выдвинул ультиматум – что только вместе с нами!!). Короче, это было уже последнее лето моего отца.

Любопытная история произошла у нас дома при встрече Нового 1991 года. Сидим мы все за праздничным столом, празднуем, и вдруг папа как-то задумчиво говорит: «А я этот новый 1991 год не переживу». Мы так и замерли, и я говорю: «Да что ты! Ведь у нас дома все так хорошо – дружно. Мы все так друг друга любим! Что за глупые мысли?» И тут мне папа говорит интересную фразу: «Смотри, как будет на могильном памятнике красиво выглядеть – цифры-перевертыши. Т.е. год рождения и смерти 1919 – 1991…» И даже в этом мистическом моменте был весь папа – чувство прекрасного не покидало его даже в таких печальных мыслях! И что действительно удивительно – смерть его настигла в конце этого же года - 14 декабря 1991 г. Но об этот позже.

Ну а пока папа был еще жив. И лето (неполное – часть июля-август) мы вместе с ним провели на даче этой шустрой особы Гавриловой Анны Ивановны. В начале августа в нашей семье появилась замечательная малышка-кисуня Джуна, которая тоже начала свою жизнь с нами после университетского двора в этом дачном садоводстве. Первая кошка в нашей семье. Дед тоже полюбил ее – она действительно того заслуживала.

Не помню точно, когда именно (вроде осенью, а может и до лета) познакомился папа еще с одной женщиной Марией Николаевной, на несколько лет она была старше его, тоже фронтовичка. Жила она совсем недалеко от нас. И частенько папа ходил к ней на чай или просто погулять, подышать свежим воздухом. Так вот, где-то в конце ноября папа сильно простудился, дошло до тяжелого бронхита. Сначала лечился дома, а потом его положили в ныне Александровскую больницу, где сначала ему было очень плохо, но потом вроде дело пошло на поправку, он воспрянул духом, и его выписали домой 13 декабря в пятницу. Оказалось, что Мария Николаевна приготовила ему домашних пирожков и разных явств для навещания его в больнице, а он тут неожиданно объявился уже дома. Они по телефону договорились, что пирожки и прочее денёк подождут, и папа на следующий день придет сам к ней в гости. Настроение у него, помню, было прекрасное. Так и случилось, на другой день часов в 11-12 он пошел на чай, посидел там пару часиков и возвращался домой, зайдя по дороге в булочную…

Была середина субботнего дня, часов около 15. Звонок в дверь. Я открываю и соседка с нижней квартиры задает мне вопрос: «Это не ваш там в синем лежит?» Я сначала ничего не поняла, но выглянув на лестницу, увидела папу в синем меховом пальто, лежащего на площадке 3-го этажа. Рядом с ним стояла сумка с торчащим из нее французскими булками… Мы с Серёжей сразу побежали вниз. Соседи тут же вызвали скорую. Папа был бездыханным и уже стал синеть. Надо сказать, что Серёжа сам решил попробовать делать искусственное дыхание «рот в рот». К сожалению, было уже поздно… Так, почти за год папа предвидел свою кончину в этом «красивом» году с цифрами -перевертышами.

Кстати, был такой юридически-моральный момент во время оформления нашего обмена квартирами, когда мы должны были переезжать на Огнева на 4-й этаж. Нас чиновница предупредила, что для сердечников разрешено обмениваться не выше 3-го этажа, на что папа дал какое-то свое согласие, что предупрежден об этом моменте. И вот, действительно 3-й этаж стал для него непреодолимым. Сердечный удар настиг го именно на нем. То, что смерть его настигла на ходу – об этом говорят те детали, которые я видела. День был морозный. Понятно, на нем было его меховое пальто (овчиной вовнутрь) снаружи обшитое им самим синей плащевой тканью, а на руках теплые кожаные перчатки. Так вот, одна перчатка была снята, а вторая одета. Дело в том, что папа за все предыдущие годы, когда его частенько беспокоило сердце, научился хорошо чувствовать свое состояние, и в случае недомогания сразу принимал необходимые лекарства. Причем, то, что у отца всегда находились его лекарства на досягаемом расстоянии, и более того, на случай, если кому-либо постороннему пришлось бы оказывать ему помощь, к лекарствам была приложена составленная им самим инструкция – что и как давать при тех или иных приступах. Он по-военному был четок в составлении инструкций и рекомендаций. И тот факт, что папа не успел снять обе перчатки и достать из внутреннего кармана необходимое лекарство, говорит о том, что смерть настигла его мгновенно. Действительно, как ни печально, но папа заслужил всей своей трудной жизнью такую легкую смерть – НА ХОДУ.

По предварительной просьбе папы мы кремировали его тело. В марте-апреле забрали из крематория с отдела хранения урну. И поступили так, как хотел папа при жизни: половину его праха развеять в лесах под Малуксой (где по предполагаемой версии отца погиб его любимый брат Леонид во время войны, и где так любил ходить за грибами

сам папа все годы) – эту волю отца выполнили Виталик и Серёжа.

Вторую половину праха в урне мы подзахоронили в могилу мамы на Южном кладбище.

Мне хотелось бы отметить еще один момент, связанный со смертью вообще.

Смерть моей мамы пришлась на 1989 г. Этот год в нашей стране стал переломным в смысле снятия запрета и цензуры на любые публикации, фильмы и другие средства массовой информации, связанные со всевозможными аномальными явлениями, смертью и т.п. Так вот, в те грустные дни, когда я после операции у мамы жила в больнице, круглосуточно находясь в палате и ухаживая за ней, даже давая кровь ей для восстановления (единственный случай моего донорства в жизни), а в последние дни мама находилась в коме, я ругаю себя за свою неграмотность в те времена, что я, не зная, что люди, находящиеся в коме слышат все вокруг (только не могут отреагировать на это), не сказала ей напоследок самых нежных и ласковых слов о своей любви к ней… Зато как только появились новые книги, статьи по этой тематике, я с жадностью стала впитывать эти новые для меня сведения – про жизнь после смерти. Причем я с радостью сразу делилась полученной информацией с моим живым в то время отцом. И он, книгочей, с удовольствием также вникал в премудрости вновь открывшихся для нас знаний. Считаю эту просветительскую деятельность по теме «Смерть» своей заслугой, так как папа перед смертью был уже более спокоен и готов к последующим событиям…