Правый фланг Североморская тетрадь Фронтовой дневник ... я давно усвоил, что чваниться ни к чему, что к советам «нашего аббата» всегда полезно прислушаться. Он помог мне привести в божеский вид нового командира огневого взвода лейтенанта Шкутника, смелого и способного офицера, поначалу пренебрегавшего береговой службой. Шкутника списали с корабля по болезни. Он гордился своей принадлежностью к «корабелам» и был очень удручен тем, что вынужден продолжать службу на берегу. Само собой разумеется, на корабле он тщательно следил за собой. А у нас «отставной корабел» пренебрежительно относился к форме и выглядел весьма неряшливо. Мои замечания, укоры, уговоры не действовали. Шкутник служил хорошо, и я уже решил махнуть рукой на его внешний вид: война, Север, землянки, бессонные дни и ночи, много ли тут спросишь с человека, если он сам себя не хочет уважать! Ковальковский придерживался иной точки зрения. — Он — командир огневого взвода, — сказал Николай Трофимович, — а матросы между собой называют его не Шкутником, а Шмутником. Неряшливость лейтенанта вызывает у подчиненных не только смех, но и неприязнь. Вы же знаете, товарищ командир, у нас любой матрос хоть осколком стекла, но побреется вовремя. Шкутник часто ходит небритый. И хотя он держится рубахой-парнем, матросам это не нравится. Они понимают, на корабле он не посмел бы так себя вести. Значит, не уважает береговую артиллерию. Этого ему не простят. Надо растолковать лейтенанту, чтобы изменил поведение. Я попросил Ковальковского, как секретаря партий¬ной организации, присутствовать при очередной беседе со Шкутником. Это принесло неожиданный успех. Лейтенант с искренним удивлением выслушал все, о чем спокойно, тактично, но напрямик сказал парторг. Оказывается, лейтенант думал, что на суше принят эдакий разудалый фронтовой стиль, что его небрежность, вольность в одежде придется по душе матросам. Ему казалось, что матросы будут смеяться, если он, живя в землянке, начнет драить пуговицы... Было очень неприятно, даже обидно все это слушать. Когда-то и я мечтал плавать, но вот определили в артиллерию, которую горячо полюбил. Неужели же там, на море, свысока смотрят па нас, береговиков?.. За годы войны я не раз встречался с катерниками, подводниками. И никогда не чувствовал, чтобы к нам относились, как к «морякам второго сорта». Значит, дело не в этом! Ну что ж, жизнь научит молодого лейтенанта правильно вести себя... Шкутник был честным парнем и слово свое сдержал. Мы с радостью видели, как на глазах менялся человек и менялось отношение к нему матросов. А для нас в ту пору это было особенно важно! Батарея понесла столько потерь! Появлялось много новеньких. На приглядывание, «притирки» друг к другу просто не хватало времени. Боеспособность же находилась в прямой зависимости от того, насколько слаженно будут работать малознакомые с нашей жизнью люди. Наш «завод», так назвал когда-то батарею полковник Алексеев, всегда должен быть отлажен, как часовой механизм. Но не так-то просто заменить в этом механизме людей, подобных Вениамину Кошелеву, опытных, надежных, проверенных боем... Федор Поночевный сдержал обещание вогнать своих помощников в пот, но добиться точности управления стрельбой и мгновенной реакции на его приказания. Даже в воскресенье, после шести часов дивизионной командирской учебы, он занялся с лейтенантами Зайцевым и Шкутником тренировкой по ПАСу — по Правилам артиллерийской стрельбы. Степушонок расстелил на столе морские карты, и до вечера в дежурной комнате слышны были щелканье приборов и возгласы команд: «Шаг один меньше — очередь. Батар-рея... залп!» Зайцев от волнения и малоопытности немного путал, внимательнее был Шкутник, и Поночевный подумал, что из этого лейтенанта, пожалуй, выйдет неплохой командир огневого взвода. Вечером капитан прошел по позициям, убедился, что на орудии, где погиб Вениамин Кошелев, Шкутник и новый [355] командир расчета Покатаев навели порядок. Капитан зашел в землянку третьего расчета и остался там, соблазненный гитарой и такими запевалами, как Косульников и Субботин. Прибойничий Косульников, прозванный «генералом» за свой рост и лихие черные усы, и маленький рыжеватый Субботин — «хитрый артиллерист», наводчик, которому во время стрельбы для удобства приходится влезать на ящик, затянули «Варяга», капитан аккомпанировал им на гитаре, старинную морскую песню поддержали все обитатели землянки. Песни пели, пока не был подан сигнал заступить до четырех утра на дежурство.