Чувствую тепло и слышу чужую речь. Пробегает мысль- попал в плен к немцам. Делать нечего, открываю глаза и вижу себя в жарко натопленной землянке, окруженного немцами, который о чем-то весело разговаривают. Осматриваю себя, ищу оружие, но пистолет уже снят, карманы вывернуты. Вижу Шкурина, лежащего на полу с окровавленным лицом. На лбу у него рана, из нее сочится кровь, он еще не пришел в сознание. Один из немцев обращается ко мне, я в ответ качаю головой, давая знать, что не понимаю его. Шкурин пришел в себя. Оставшимся у него индивидуальным пакетом перевязываю рану. Сидим и ждем. Так просидели около 10 часов. Нас вывели на улицу. Один из солдат начал снимать с нас теплое обмундирование. Офицеры щелкают фотоаппаратами. Босиком стоим на снегу. Когда ноги уже перестали чувствовать холод, нам бросили сапоги и ставшие ломкими от мороза шинели. Кое-как надеваем этот хлам. Нас садят в машину и везут в какой-то штаб. В 22 часа вызвали на допрос Шкурина, следом- меня. Спрашивали о местах базирования, складах с горючим и боеприпасами, места выгрузки войск. Но мы упорно молчим, несмотря на избиения.
Утром нас повезли в лагерь. К вечеру добрались до питомники, где нас загнали в конюшню. Спали на морозе. Утром повели в лагерь на станции Воропоново. Подойдя к лагерю, мы увидели группу изможденных, худых пленных, несущих тяжелые бревна. Люди падали, задыхаясь от усталости. Немцы били их палками, шомполами, прикладами. После этого, некоторые уже не вставали, ожидая своей смерти.
Нас завели за ворота окруженного несколькими рядами колючей проволоки лагеря. Нас отправляют в офицерскую землянку. Внутри в несколько рядов стоят пленные- сидеть или лежать невозможно. Спрашиваем, нет ли летчиков. Находим командира эскадрильи штурмовиков капитана Саурина. Он рассказал нам о жизни в лагере.
Раздается команда на ужин. У кухни выстраивается длинная очередь. Немцы, ради развлечения, начинают избивать голодных пленных палками и шомполами. Вокруг рычат собаки.
Немецкий офицер бьет палкой по голове Шкурина, тот падает. Немец начинает бить меня. Я вываливаюсь из очереди.
Наконец мы получаем ужин. В мутной воде находим два кусочка конины. Хлеб не дают.
В лагере нас- летчиков 16 человек. Решаем бежать группой. Спрашиваем недавно прибывших- гле сейчас линия фронта. С побегом обещает помочь один из охранников, он бывший пленный. Хочет вернуться, но боится за свою жизнь. Обещаем помочь ему. Намечаем побег на полночь.
Снова ужин. Стоим в очереди. Летчиков выводят из нее. Подходит комендант лагеря (прим. Рудольф Керперт, взят в плен 31 января 1943г. под Сталинградом, приговорен к расстрелу 10 октября 1944г.) с тем охранником. Из строя вывели шестерых и объявили расстрел за попытку к бегству. Жизнь оставшихся становится еще невыносимее.
Немцы были окружены, кольцо сжималось. Пленных перестали кормить. Из 6000 человек в живых осталось 900. Некоторые, чтобы продержаться, ели умерших.
22 января стал приближаться гул артиллерии. Снаряды летели над лагерем. Вечером сбежала лагерная охрана. Изнуренный голодом и тифом, я лежал в бреду. Шкурин, сидевший в карцере и освобожденный нашими солдатами, нашел меня и лейтенанта Парахина. Раздобыл у наших солдат хлеб и сахар, принялся нас кормить.
23 января нас вывезли в лазарет на станции Качалино.