По фронтовым дорогам Белоруссии

Ширяев Сергей Сергеевич

Ширяев Сергей Сергеевич родился в деревне Лещины Сорожского сельсовета Осташковского района (Калининской) Тверской области в семье бедняка. С тринадцати лет вместе с братьями и сестрой, возраст которых был от восьми лет до одного года (самому старшему из них было восемь лет) остались без родителей. Проживали и воспитывались девяностолетней бабушкой по отцу, звали её Пелагея. Мой дедушка рассказывал, что их бабушка была верующая и даже в трудные годы подавала милостыню в церковь. Бывало, придут с церкви просить милостыню и она хоть яичко одно да подаст. И всегда наставляла, что не всё ведь просят у тебя отдать, а, сколько можешь, Серёжа подай. Ещё дедушка рассказывал, как через их деревню шли паломники на поклонение чудотворным мощам преподобного Нила Столобенского в монастырь. На плечах несли по несколько пар лаптей, многие шли из далека, порой за тысячу вёрст и более. Стаптывали не одну пару. Участник двух воин, финской в 1939-1940 годов и в Великой отечественной 1941-1945годов. В войне с Финляндией, в начале участвовал в качестве рядового пулемётного расчёта №2 «максим» в составе 554 стрелкового полка 138 ордена красного знамени стрелковой дивизии, которые действовали на карельском перешейке. В связи с крайней необходимостью созданию в полку группы по блокированию долговременных огневых точек дотов. Всех боевых эпизодов участника в двух войнах невозможно описать, так как они получаться весьма громоздкие. Поэтому следует ограничиться наиболее характерными моментами и эпизодами фронтовой жизни. В войне с финами на карельском перешейке нам пришлось иметь дело с сильно укреплённой, глубоко эшелированной линией обороны, известной всем под названием линии Маннергейма. Она была покрыта густой сетью долговременных артиллерийских и пулемётных огневых точек дотов, которые строились в агрессивных целях, против СССР некоторыми империалистическими странами в течение десятка лет и считали её неприступной. Блокирование, то есть вывод из строя дотов представляло для нас непреодолимые трудности. Линия Маннергейма была построена по последнему слову тактического приёма ведения боя того времени. Доты были расположены, так что могли поддерживать огнём друг друга. А подступы к ним обязательно лежали через чистое поле или озеро на расстоянии 800-1200 метров. Они были соединены между собой хорошо оборудованными сообщениями. На подступах к ним лежали серьёзные препятствия: среди них были, минные поля, проволочные заграждения, гранитовые надолбы, противотанковые рвы, эскарпы, чуть ли не с круговым сектором обстрела амбразур с запасными выходами с огневых точек в них. Каждый квадратный метр был пристрелен за многие годы учёбы. Толщина каждого дота полтора метра. Жестокие морозы зимы 1939-1940годов доходившие нередко до 50градусов создавали дополнительные трудности в боях и походной кухне. В тоже время противник сидел в теплых дотах с крупнокалиберными пулеметами, стрелявшими разрывными пулями. Не малую опасность представляли натренированные снайперы, так называемые « кукушки » лыжники по тылам. После прорыва линии обороны противника на реке Сестра я принял первое боевое крещение. Вспоминается жестокий бой в ночь с 13-го на 14 декабря 1939 года на озере Суоярва, на противоположном берегу которого находился укреплённый район, с двумя дотами и другими укреплениями, тем самым, сковывая подход к основной крепости. Берег был укреплён глыбами из гранитного камня. Нашей дивизии было приказано в течение суток овладеть указанным укреплённым районом. В целях отвлечения противника нашему батальону было приказано наступать в лоб через озеро, а остальные силы дивизии полки, включая и артиллерию, наступили в обход с фланга. Фины применили хитрый и коварный тактический приём. Подпустив нас близко к берегу, не сделав ни одного выстрела, вдруг открыли по нам шквальный огонь из крупно калиберного пулемёта разрывными пулями. А когда оставшиеся в живых из нас стали отходить, то через наши головы полетели снаряды и мины разных калибров которые взламывали лёд и тем самым, преграждая путь отхода оставшимся из нас в живых. Несколько десятков бойцов помогая друг другу, перебирались с одной льдины на другую вышли на свой берег. Мороз был около 32 градуса, шинели и маскировочные халаты на нас замёрзли и не сгибались. Больше половины солдат заболели воспалением легких, в том числе и я. Лечились мы в санбате 138 стрелковой дивизии. После нескольких дней полевого госпиталя вернулись к себе в батальон. После госпиталя мне было присвоено звание замполита, и я был назначен политруком. Блокировочная группа состояла из тридцати двух человек пулемётчиков и автоматчиков. На период выполнения задания по блокировки дотов нам придавались взвод сапёров и два средних танка. Это только на период блокировки дотов. В перерывах между ними мы действовали в составе полка или ходили в разведку. За весь период войны с Финляндией блокировочная группа восемь раз выполняла задание командования по блокировке дотов, на участке где наступала наша 138 стрелковая дивизия. Следует сказать, что из восьми боевых операций, только пять были удачными и обеспечили успех, а остальные три окончились большими потерями и отходом на исходные позиции. Были случаи, когда из семидесяти, восьмидесяти человек участников в операции возвращались не более пятнадцати. Я не в состоянии рассказать о всех восьми боевых операциях по блокированию, тем более что они по своим тактическим приёмам были аналогичны. Все они были проведены в феврале и начале марта 1940года. Хочу рассказать вам только о пяти из них, которые обеспечили нам победу и успех наступления нашей и других дивизий. Как практически осуществлялась блокировка укреплений противника? Военные операции осуществлялись только ночью. Впереди шли два танка, а за ним цеплялся ящик размером шесть на четыре и высотой полтора метра. Изготавливался он из бронированной стали на заводе имени Кирова в Ленинграде. Этот ящик загружался мешками с песком и в него садились тридцать солдат. Под прикрытием танков шла блокировочная группа. Танки подходили после преодоления всех преград к амбразурам дотов, а саперы забрасывали их мешками с песком. Заваливали и выходы из дотов основные и запасные. После чего гарнизону противника было предложено сдаться в плен с гарантией на сохранение жизни. Следует сказать, что из пяти гарнизонов только три сдались, а остальные два категорически отказались и были взорваны. Пришлось действовать по святому правилу, если враг не сдаётся, его уничтожают. Самая последняя боевая операция по блокированию одного из дотов совершённая 6 марта 1940года в районе рощи под названием «пистолет» мне запомнилась особо. Она была самой трудной из всех. Дело было так. Пока мы возились с дотами, финны подтянули новые силы, которые отрезали наш отход, лишили связи, подожгли танки и замкнули нас в котёл. В нём мы провели сутки, и только в ночь с седьмого на восьмое марта после вывода нами из строя дота и наступления нашего 554 стрелкового полка нам удалось вырваться из котла. Всего невредимых из семидесяти двух человек вышло из боя семь. Я в этом бою был контужен, легко ранен и получил крупозное двустороннее воспаление легких. Как узнал после, меня вынесли с поля боя танкист Шкутко и пулемётчик Солнцев. Командир Зубарев Михаил Степанович был убит. Об этом надо особо. За эту и другие операции весь наш состав был награждён орденами и медалями, а командиру Зубареву М. С. Было посмертно присвоено звание героя советского союза. Вот коротко далеко не всё что следовало рассказать, как участнику войны с финами 1939-1940годов. Война была трудная, хоть и длилась всего три с половиной месяца. Было убитых и безвести пропавших наших солдат 58 тысяч, а раненых и обмороженных 157 тысяч человек.

Великая отечественная война 1941-1945 годов В великую отечественную войну 1941-1945годов в связи с ограничением после контузии и ранения в войне с Финляндией, к сожалению, мне не пришлось быть на фронте в самые трудные годы 1941-1942годы. Я попал на фронт только в ноябре 1943 года и был направлен в 120-ый отдельный батальон связи РГК, который с ноября 1943 года и до 22 июня 1944года находился в городе Красный, что в 48 километрах западнее города Смоленска. И примерно в тридцати километрах от линии обороны нами. Активных военных действий с обеих сторон на этом участке фронта не было кроме авиации. Шла подготовка к прорыву глубоко эшелированной, сильно укреплённой линии обороны под Оршей, городом Борис и так далее, которую фашист создал за два с половиной года, думая навечно. В это время батальон занимался восстановлением, разрушенным фашистами поста линии связи идущей в основном по автомагистрали Москва-Минск который в связи с большим движением наших войск днём и ночью подвергался налётам немецких бомбардировщиков. Кроме того, линия небыла полностью разминирована, в результате чего батальон нес большие потери. В это самое время я как политработник как и многие другие по заданию полит. отдела спец частей 3-го Белорусского фронта трижды вылетал на самолёте У-2 кукурузнике в глубокий тыл противника для разброса листовок обращенных к советским людям, партизанам и немецким солдатам. Нами были сделаны вылеты в города Белоруссии: Орша, Борис, Могилёв, Витебск, Минск, Молодечно и другие. А также вылетали в города Литвы: Вильнюс, Шауляй ,Укмер, Поневеж, Каунас по реке Неман и тд. Вылеты, как правило, проводились ночью и в самую ненастную погоду в снег, метель в феврале месяце, что затрудняло действие прожекторов противника и давало больше гарантии нам на жизнь. Во время полётов наш кукурузник бросало как щепку из стороны в сторону и я, откровенно говоря, трусил. Не успокаивал и тот факт, что за штурвалом был очень опытный лётчик штурман полка. Тем более до нас фашисты сбили два подобных самолёта. После длительной подготовки 23-го июня 1944года на нашем участке, тоесть Орша, Минского направления начался штурм- прорыв линии обороны фашистов. До этого я не видел такого большого сосредоточения войск, тяжёлой техники, вооружения. В ночь с 22 июня на 23 июня над нами прошли несколько эскадрил наших бомбардировщиков, которые летели бомбить глубокие вражеские тылы. С рассветом наши замечательные штурмовики ИЛ-2, как их называли летающие танки, непрерывно один эшелон за другим начали утюжить передний край фашистов, спускаясь на сорок-пятьдесят метров от земли. Славные катюши, и другие виды артиллерийской техники, меняя свои позиции, вели непрерывный огонь по передовым позициям фашистов, у которых горела земля под ногами. Значительное трудное дело сложилось с танками и пехотой, которая должна была идти под их прикрытием. Дело в том, что впереди было топкое болото, и многие наши танки фашистам удалось вывести из строя. Враг отчаянно сопротивлялся, вводя в бой новые резервы. Шёл разговор, что Гитлер был в Белоруссии и провёл совещание с высшими чинами, на котором требовал удержать Беларусь, но их сопротивление было сломлено и 28 июня мы овладели городом Орша родиной замечательного коммуниста- подпольщика Михаила Заслонова. Наш 120 батальон связи в это время действовал вместе с войсками прорыва. После прорыва он был переброшен на восточную линию связи, идущую по Минскому шоссе и железной дороге. 3июля 1944 наши войска овладели столицей Белоруссии городом Минском. Наступление наших войск на территории Белоруссии по всему фронту было настолько стремительным и ошеломляющим, что многие обескровленные фашистские дивизии оказались у нас в тылу. Некоторые из них сдавались в плен, многие продолжали оказывать сопротивление, организовывая грабёж населённых пунктов, ища продовольствие. Также совершали диверсии.

Вот несколько эпизодов, в которых мне пришлось участвовать. 1) Километров за пятнадцать- двадцать восточнее Минска большая группа фашистских войск, примерно дивизия, блокировала минское шоссе и застопорила движение нашего транспорта идущего на фронт с техникой, боеприпасами, продовольствием и т.д примерно более чем на полусуток. И только после применения штурмовиков ИЛ-2 и катюш была разгромлена. 2) С восходом солнца 5-го июля 1944года, после прорыва глубоко – эшелированной и сильно укреплённой линии обороны немцев под Оршей, и трех суточного марш-броска, без сна и отдыха. Скоро наш 120-й батальон связи Р.Г.К прибыл в район выполнения боевой задачи по восстановлению разрушенной фашистами постоянной линии связи на участке Смоленск-Минск идущей по железной дороге. Вспоминается, как засыпали, идя в строю, и просыпались когда падали в канаву. Каждая рота получила свой участок. 1-ая рота под командованием капитана Волосёва разместилась в восьмидесяти километрах восточнее города Минска. Остальные временно расположились на лесной поляне юго-западнее населенного пункта под названием Слобода. Оказалось, что вся линия связи сильно разрушена, поломаны изоляторы, опоры, траверзы, проволока запутана, и подходы заминированы, около пятьсот восемьдесят противотанковых мин удалось сапёрам разминировать, но от разрыва некоторых мы несли потери. Придавленные, усталые от бессонницы и обласканные тишиной после прорыва солдаты уснули мёртвым сном. Неспали мы с начальником штаба и командиром роты, да дежурные по роте менялись каждые пятнадцать минут. Не давали покоя мысли о налаживании связи, ведь её потеря дорого обходилась фронту. Фронту нужна связь. Необходимо срочно наладить связь. Через некоторое время пришли к нам старик со старушкой и просят помощи и два партизана рассказали, что немцы грабят деревни. Батальон был поднят по тревоге. Решили одну роту направить в лоб, а две укрыться в засаду. 3) В нескольких километрах от города Минска не помню число, утром до восхода солнца, как только связисты поднялись на опоры (столбы), на них посыпался град пуль из автоматов, и мы потеряли шестерых воинов, и одиннадцать ранило. Действовала диверсионная группа в шестнадцать человек, которую возглавлял профессор, ему сохранили жизнь для суда, он был членом фашисткой партии до фанатизма преданный идеям нацизма. Остальные были уничтожены. Вот несколько эпизодов из множества об участии в Великой Отечественной Войне. Остальное время до Кенигсберга серьёзных эпизодов у нас не было, если не считать авианалётов да минных полей от которых несли не малые потери. Особенно вспоминается город Вильнюс и налёт на скопление эшелонов с горючим и боеприпасами, взрывчаткой и тд. Страшное впечатление от увиденного и пережитого, неимоверные силы подобно извержению вулкана и землетрясения. А также помню Вилковишск перед границей города Бреста с Пруссией. Как видно из всего никаких особых подвигов я не совершил. Мне не пришлось закрывать амбразуру вражеского дота или дзота своим телом как это сделал Александр Матросов и десятки его последователей, вошедших в бессмертие. Я не бросался под танк со связкой гранат как это делали многие. Мне не пришлось сражаться вместе с панфиловцами у разъезда Дубосеково под Москвой. Я не испытал истязаний фашистских палачей как Зоя Космодемьянская моя землячка, Лиза Чайкина, молодогвардеец наш земляк костромич Юрий Смирнов который был распят фашистами на кресте других. Проявление массового героизма Достаточно напомнить, что за мужество и подвиги в боях с фашизмом более 7 миллионов человек награждены орденами и медалями советского союза. Только официально удостоены звания героя советского союза 11600 человек, а, сколько их безымянных не известных. Не одна сотня удостоены этого звания дважды, а некоторые и трижды. Наша костромская земля воспитала свыше 160 героев советского союза, более 30 наших земляков кавалеры орденов славы всех трёх степеней. За годы войны свыше 60 тысяч воинов костромичей награждены орденами и медалями. Я сделал то, что обязан был сделать как воин Советской Армии гражданин страны советов. Думаю, не ошибусь, если скажу, что это сделал бы каждый из вас, оказавшись на моём месте. Ветеран Великой Отечественной Войны пенсионер майор в отставке Ширяев Сергей Сергеевич.

Ширяев Сергей Сергеевич с внуками Настенькой и Ромой Дети Сергея Сергеевича Володя, Таня и Наташа

Справка Настоящая о прохождении действительной воинской службы майора в отставке Ширяева Сергея Сергеевича 1910 года рождения уроженца деревни Лещины Осташковского уезда Тверской Губернии.

1)В связи с тем, что во время призыва меня на действительную военную службу, на моём иждивении находились, четверо нетрудоспособных члена семьи три брата и сестра, я был призван позднее, и проходил службу в территориальных частях. Так они тогда назывались. Больше времени в районе Идрица БССР.

2) В сентябре 1939 года я был призван в 138 стрелковую дивизию 554 стрелкового полка, в качестве рядового станкового пулемёта 1 батальона, роты не помню. Командир дивизии комбриг Ходеев, бригадный комиссар Васев, командир полка-майор Дедов, старший батальонный комиссар Пономаренко и командир штурмовой группы лейтенант Зубарев Михаил Степанович. В связи с наступлением Гитлеровской армии на Польшу в сентябре месяце 1939 года наша дивизия была срочно переброшена на польскую границу, но в боях мы не участвовали. Так как вопрос с Польшей был уже решён. Больше половины сентября месяца мы находились в укреплённом районе в военных дотах на границе. В конце сентября был получен приказ о том, что нам приказано перейти границу Латвии. Но, несмотря на изнурительный трёх суточный переход в 180 километров выполнение приказа не состоялось. В связи с тем, что Латвия добровольно разрешила ввести наши войска. 3) В октябре месяце 1939 года наша дивизия была передислоцирована от заставы Заширино в лес на границу с Финляндией карельский перешеек. Название местности не помню, да там и не было ни каких строений. Помню только, что весь личный состав размещался в землянках, в которых было по колено воды, не менее 30 сантиметров. Ходили по настилу, а спали на еловых ветках, на нарах. В сырую погоду обливала нас капель сверху наката. Первое воспаление лёгких получил после санитарной обработки и мытья в походной палаточной бане. Лечился в полковом медпункте, землянках такого же типа, как и наша ротная. Моё лечение, как и многих других, осталось не законченным. 30 –го ноября 1939 года в 8 утра по приказу командования мы перешли границу Финляндии. В конце декабря этого же года по решению командования в нашем полку была создана группа по блокировки дотов (военных укреплений). Командиром блок группы был лейтенант Зубарев Михаил Степанович, которому посмертно было присвоено звание героя Советского Союза. Блок группа многократно выполняла задания командования. 6-го марта 1940 года за 6 дней до окончания войны, при выполнении задания я был ранен и контужен. В результате того, что долго не убирался с поля боя, получил двустороннее крупозное воспаление лёгких и обморожение рук и ног. После лечения в госпиталях города Тереоки Финляндии дней 15-20, а затем по контузии в городе Торжке Калининской области санатории Митино, осенью 1940 года был направлен в свою часть, которая в это время находилась в городе Дилижан Армянской ССР. Немалое время находился в Араратской долине на границе с Турцией. А также в городах: Кировокане и Ленинакане. Служил в качестве политрука 7-ой роты 554 стрелкового полка. В апреле месяце 1941 года меня демобилизовали по состоянию здоровья.

4) В июле 1941 года я был призван в армию и направлен в 75 отдельный стрелковый батальон, который дислоцировался в красивом старинном русском городе Ярославля. Командиром батальона был майор Романов П.А, комиссар Клуйша Б. И. Наш батальон сопровождал военные грузы на фронт и имел потери убитыми и ранеными. В октябре месяце 1943 года я прошёл комиссию и был признан годным с отправкой на фронт, направлен в резерв главного политуправления Красной Армии. В ноябре 1943 года был направлен в 120 отдельный батальон связи РГК, в последствии он стал называться Гумбининским. Командиром 2-й бригады связи был полковник Мужев, начальником политотдела Бушев, командиром батальона Морозкин, заместителем по полититической части майор Тараканов. Наш батальон связи закончил свои боевые действия под Кёнигсбергом, в 8 километрах от него. В связи с объединением фронтов, наш 3-й Белорусский фронт вошёл в состав центральной группы войск. А наша 2-ая бригада связи и остальные были переброшены на Дальний восток и принимали участие в разгроме Квантунской Армии. Бригада дислоцировалась в городе Чите, а иногда отдельные роты действовали на передовой линии фронта. Основная масса обеспечивала связью маршала Василевского. В августе или июле 1946 года, точно не помню, в связи с расформированием частей меня уволили в запас. За Финскую и Великую Отечественную Войны я был награждён четырьмя орденами и двенадцатью медалями, о чем имеются удостоверения. В настоящее время майор в отставке. Звание майор получил в органах МВД. При въезде в город Кострому в июле 1973 года, моё личное дело осталось в горвоенкомате города Инта Коми АССР.

26 июня 1990 года. Ширяев Сергей Сергеевич К 70 летию великой победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов. По благословению архимандрита Романа (Овсиенко) Автор воспоминаний о войне мой дед Ширяев Сергей Сергеевич Воспоминания написаны 16 октября 1985 года По фронтовым дорогам Белоруссии После прорыва глубоко эшелонированной линии обороны немцев на Оршинско-Минском направлении, и освобождения значительной части Белорусской земли и многих её городов, наш 120-й отдельный батальон связи Р.Г.К приказом командования был переброшен в район Смолевичи-Минск для восстановления разрушенной фашистами постоянной линии связи идущей по железной дороге. Первые серьёзные преграды, которые встретились на нашем пути были: взорванные фашистами мосты через реку Березину, форсирование реки вместе с другими частями и самое сложное, это строительство мачтового перехода линии связи через Березину под постоянным огнём фашистов с воздуха, которые яростно огрызались после прорыва; стремясь восстановить своё прежнее положение. Израненные звенья мостов упавшие между бетонными опорами вздыбились, ощетинились, как бы демонстрируя сопротивление приказам фашистского командования, предупреждая о неминуемой расплате за все злодеяния совершённые ими на Белорусской земле. Они создавали вроде полуразрушенную плотину, через которую с неудержимой силой прорывалась лавина воды; мощную силу которой, мысленно можно было сравнить с неодолимой наступательной силой нашей Армии, которая в это время преодолевая упорное сопротивление фашистов, в отдельные дни продвигалась в глубь обороны противника на 30-40 км в сутки, оставляя у себя в тылу разрозненные, обескровленные, но ещё окончательно не добитые части и соединения; многие из которых сознавая безнадёжность сопротивления и невозможность прорваться к своим, целыми полками сдавались в плен. Но не мало было и фанатически преданных Гитлеру и особенно из войск "СС", которые оказывали яростное сопротивление. Будучи оторваны от своих тылов совершали налёты на деревни с целью грабежа продовольствия, а некоторые совершали диверсионные акты и налёты на наши подразделения. Всё что мы встретили на своём пути невозможно описать никакими словами. Где бы не ступала наша нога, перед нашим взором раскрывалась панорама трагической судьбы истрадавшей Белорусской земли и её народа. Перед нами, как привидение, словно в кошмарном сне вставали разрушенные, а местами выжженные города, деревни, сёла на территории которых маячили только уцелевшие коробки кирпичных домов, кирпичные трубы, да печи сгоревших деревянных домов. По дороге мы встречали измученных горем стариков и старух вместе с малышами, которые не весть откуда брели к своим пепелищам и везли на самодельных и фирменных детских колясках свои последние жалкие пожитки, оставшиеся после трёхлетней оккупации фашистами Белоруссии. В то же время перед во весь свой исполинский рост предстало величие непокоренного сражающегося Белорусского народа с любовью встречавшего своих освободителей. За все ужасы и слёзы причинённые нашему народу, фашистам пришлось расплачиваться большой ценной, по мудрой пословице, которая гласит-"посеешь ветер, обязательно пожнёшь бурю". Так оно и вышло. По каким бы дорогам мы не проходили, и особенно вдоль центральной магистрали, мы всюду видели груды разбитой хвалёной немецкой техники, начиная от обыкновенных миномётов, автомашин, и до мощных дальнобойных артиллерийских установок, танков "тигр" и "пантера". Всюду лежали трупы солдат и офицеров. Тут же рядом, похоже на чёрное вороньё лежали каски убитых фашистов. По всей территории, где мы проходили, как осенний листопад были видны разноцветные листовки, сброшенные нами за несколько дней до прорыва линии обороны. Одни из них были обращены к немецким солдатам и офицерам о безнадёжности сопротивления и сдаче в плен. Вторые к населению и партизанам, чтобы они не давали фашистам покоя ни днём ни ночью. Удар нашей Армии для фашистов был настолько неожиданным и ошеломляющим, что они не в состоянии были убрать с поля боя своих убитых, что они аккуратно делали до этого, покрыв всю Белоруссию берёзовыми крестами, надеясь видимо обосноваться на её земле навечно. На всю жизнь у бойцов батальона сохранится в памяти один из многих эпизодов. Севернее г. Жодино мы увидели двенадцать сгоревших и продолжавших дымить фашистских танков, в том числе четыре из них "тигра", а за ними сотни убитых солдат и офицеров, которые шли в атаку под их прикрытием. Из приказа гитлеровского командования, обнаруженного у убитого обер лейтинанта Отто Гросмана, он был командиром этого батальона, нам стало известно, что это был специальный батальон "СС", которому от имени фюрера было приказано во чтобы то ни стало задержать наступление наших войск на подступах к столице Белоруссии городу Минску. Но наступательная сила нашей Армии опрокинула сумасбродные планы Гитлера. Пройдя несколько километров в сторону Минска, мы вновь увидели не один десяток убитых и раненных немецких солдат и офицеров. Из писем, которые были обнаружены нами у убитых, раненных и пленных было видно резкое падение морального состояния гитлеровской армии. Вот одно такое письмо, из многих обнаруженное у капрала Гельмута Штумфа, который не успел даже его отправить. Он писал своим: матери, жене и сыну-"дорогие мои мама, Эльза и маленький Карлуша! Три дня назад получил от вас долгожданную весточку, из которой мне стало известна скорбная весть о том, что на русском фронте погиб отец и много моих лучших друзей, и что русские каждую ночь бомбят наш город, и что вы теряете надежду остаться в живых. Все эти кошмарные сообщения окончательно вывели меня из строя. Наша жизнь сейчас на фронте и без того хуже всякого ада, о котором мне когда то читала и рассказывала моя любимая бабушка Берта. В нашей роте осталось в живых только тринадцать человек, как говорят русские: чёртова дюжина, предвещающая неизбежную беду. Да и эти тринадцать человек едва держатся на ногах от голода и отсутствия медицинской помощи, так как мы оторваны от тылов. Не так давно мне посчастливилось побывать в городе Минске, где нам вручали награды. Видимо хоть в какой-то мере хотели поправить наш моральный "дух", но эта поездка ещё больше поразила меня. Когда мы ехали в Минск нам всюду встречался "лес" берёзовых крестов. Особенно их было много около Минска. Боже мой! Какой непоправимый ужас! Всюду могилы, могилы, могилы. Как будто вся Германия была похоронена на Белорусской земле. До чего же нас довёл бесноватый Гитлер и его подручные. Хорошо если бы попасть в плен к русским, остаться живым и увидеться с вами, хотя нас постоянно пугают жестокостью русских, называя их людоедами. На этом обрывались строки. Письмо с немецкого на русский язык перевёл политрук роты старший лейтенант Фризман, хорошо владеющий немецким языком. Подобного рода писем было не мало. Но как ни странно среди бойцов нашего батальона, хоть они и составляли, оказались и такие, которые после прочтения писем и всего увиденного проявляли сожаление к убитым немцам. Особенно заметно это проявилось у младшего сержанта по фамилии Стрельчук и рядового Казак. Помню, как сейчас, что в этот разговор включился старшина Шустиков, "старый солдат", участник Гражданской войны, колхозник из Смоленска. Содержание его разговора мне запомнилось на всю жизнь. Прежде всего начал он, хочу сказать о своём непомерно жалостливом, не мужском характере, который воспитал во мне мой отец учитель в сельской школы. Ведь я в жизни никого не обижал. Таким бы я, видимо и дожил до самой смерти, если бы не растревожили мою душу фашисты, ни дна им не покрышки. И когда я убиваю фашиста, а я их не мало убил, будучи в начале войны снайпером стрелкового полка, в моём сознании одновременно рождаются две совершенно противоположные борющиеся между собой мысли, и мне невольно приходится делать выбор. Как гуманисту и интернационалисту мне становится жаль его как человека, особенно тогда когда в голову приходит мысль, что у него также как и у меня есть дети, мать, невеста или жена, которые ждут его с нетерпением. Но когда я глубже вникаю в происходящие события сегодняшнего дня, тогда конкретные факты убеждают меня в верности моих действий. Ведь яж убиваю его не за то, что он немец, с которым готов дружить в любое время, хоть сейчас. И видимо скоро настанет такое время. А за то, что он по воле своего фюрера, пришёл на мою родную землю политую потом и кровью наших отцов, матерей, дедов и прадедов как завоеватель, чтобы поработить мой народ, убить меня, мою мать, моих детей. Во мне тут же рождается неугасимая к нему ненависть и не как к немцу, а как к фашисту, считающему себя представителем высшей расы, и истребившему миллионы людей. Мне невольно приходит в голову мысль, что убивая его, я убиваю фашизм, самое отвратительное, что есть на белом свете. А убивая фашизм, я убиваю войну, чтобы её страшные драконовские тени никогда не пугали, ни младенцев, ни матерей, настоящее и будущее которых будет зависеть от того, как я и ты, и он, и все мы вместе будем убивать фашизм-войну. Так что хлопцы, жалость это сегодня не наше занятие. Она как червь подтачивает солдата под самый корень. Чтобы победить мы должны вооружить себя лютой ненавистью к врагу. На этом наш разговор был прерван налётом фашистских истребителей вырвавшихся из-за леса. После оказания первой медицинской помощи раненым и захоронения погибших наших солдат, батальон продолжал марш к месту назначения. Заканчивались вторые бессонные сутки нашего марша к месту выполнения боевой задачи. В ночь на 4-е июля мы узнали, что наши войска 3 -го июля освободили столицу Белоруссии город Минск. Сердце каждого из нас было переполнено радостью, которую невозможно передать никакими даже самыми изысканными словами нашей лучшей поэзии и прозы. Всюду было слышно русское "Урааа". Ещё всюду дымилась опалённая войной земля освобождённой части Белоруссии. Больше половины её территории топтал фашистский сапог. С каждым часом громовые раскаты войны уходили на Запад, в собственное логово того, кто её породил. И вот в это тревожное время Белорусский народ уже мечтал о возрождении республики и её расцвете. Помню как за несколько километров от г. Смолевичи мы увидели, как группа стариков и инвалидов войны строили несколько домиков-времянок для жилья, а неподалёку от них вторая группа лопатами вскапывала участок земли, как они заявили под овощи, картофель и цветы на будущий год. Тут же было вырыто около двух десятков ям для осенней посадки деревьев. Когда мы с командиром батальона майором Морозкиным подошли к ним и в шутку спросили:-"что это вы здесь делаете?" А вдруг да немцы вернутся обратно, что тогда?. Не поняв нашей шутки, они уставили на нас такой злой прожигающий насквозь взгляд, который трудно было спокойно выдержать. А один из них, ему было на вид лет 75 не меньше, очень резонно ответил на нашу шутку;-"если теперь это случится, тогда вас надо повесить вместе с Гитлером и его подручными, вот на этой виселице, на которой фашисты повесили не один десяток партизан и коммунистов,"- и указал вправо на площадь,-"чтобы все видели какие вы есть". Кажется, хватит и того, что вы в первый раз в 1941 году оставили нас на поругание фашистам, но мы твёрдо верим, что этого теперь не случится. Мы верим в силу и способность нашей армии, что она добьёт фашистского зверя в его собственной берлоге, как сказал в своём выступлении т. Сталин. Но не дай Бог, если среди вас найдётся, какой выродок, так вы повесьте его от имени нас стариков и всего Белорусского народа на первой осине и забейте покрепче на этом месте осиновый кол. Но ведь мы думаем сейчас не только об окончательной победе нашей армии, в которой мы не сомневались ещё в начале войны. Мы думаем сейчас о дальнейшем возрождении и расцвете нашей родной Белоруссии. Вот мы недавно с Матвеем Транчук толковали. Он мой родственник, тоже был партизаном и чудом уцелел. Он и говорит мне:-"пройдёт после войны два три десятка лет, сапёры обезвредят землю от смертоносного оружия, хлеборобы сравняют окопы, блиндажи, землянки. Дзоты распашут, эту ещё не остывшую от войны землю. Вырастят на ней урожай зерновых и овощей, и заживут снова как до войны. Возможно нас с тобой не будет к этому времени. Но наши внуки и правнуки, а возможно и дети оставшиеся в живых осушат болота Полесья и вырастут на них новые предприятия, посёлки, города. На необъятных просторах осушённых земель золотистыми волнами зрелого колоса заколоситься рожь, пшеница, овёс, а среди этого необъятного моря словно голубые сказочные звёздочки будут сверкать и радовать сердце и душу каждого, любимые цветы васильки. Воскреснет и расцветёт вновь Беловежская пуща, которая будет такой же богатой и раздольной, как её родная песня которую исполняет ансамбль "Песняры". На тысячах гектарах песков вырастет лес, зацветут сады. Высокое разнотравье раннее заболоченного Полесья будет всюду пестреть цветами, и среди них дикий клевер пахнущий мёдом и высокая ромашка-"волшебница". Придут в это разнотравье несколько влюблённых пар, сядут рядом и будут, как это делали раньше мы, срывать лепестки цветка приговаривая при этом слова любит, не любит, к сердцу прижмёт и тд.. Они не только будут гадать, но и давать клятву друг другу на верность, на всю долгую и счастливую жизнь, вплоть до золотой а может быть и до бриллиантовой свадьбы. Трудно сказать сколько бы продолжался этот приятный разговор со стариками о дальнейшем расцвете Белоруссии, если бы мы не спешили к месту выполнения боевого задания. Фронт требовал надёжной связи. Эти старики своим великодушием, прямотой, знанием дела на Белорусской земле, заботой о будущем возрождении и расцвете этой земли, настолько нас приворожили к себе, что нам не хотелось уходить. Попрощавшись с добрыми стариками мы пошли догонять батальон, который успел уйти на несколько километров вперёд. После этой беседы и строгой отцовской отповеди стариков я подумал про себя и как бы механически громко выкрикнул:-"большое спасибо вам родные, что не пожалели нас и по отцовски высекли по самому больному месту." До чего же всё таки правда бывает горька, что под час даже трудно понять, кто ты такой есть, зачем пришёл на свет?. Мы с майором Морозкиным удалились от стариков метров так на сто, и когда оглянулись назад то увидели, что один из них, который был старше всех и больше всех нас отчитывал, прижав лопату к правому боку, словно часовой с винтовкой стоял по стойке смирно и долго смотрел нам вслед, как бы благословляя нас на прощание. Мы что есть силы, крикнули старикам:-"до скорой встречи родные, спасибо за науку! Мы постараемся оправдать ваше доверие и выполнить ваши наказы. Простите нас, что не сумели сберечь вашу старость в первый раз! Крикнули, и от волнения задохнулись, словно какой-то твёрдый ком подступил к горлу и по щекам потекли слёзы обиды за правду высказанную ими в наш адрес. Один из стариков несколько раз перекрестился в нашу сторону, и приглушённым хрипловатым голосом, что хватило силы крикнул: "сохрани вас Господь. Передайте поклон моим сыновьям воинам Антону и Миколе. Добивайте быстрее фашистского зверя и возвращайтесь домой. Вас ждёт исстрадавшаяся земля и все кто остался на ней в живых." С восходом солнца 5 -го июля 1944 года наш 120-й батальон связи РГК прибыл в район выполнения боевой задачи и разместился на лесной поляне юго-западнее населённого пункта Слобода. Впервые за трое суток батальону разрешили сделать большой привал, чтобы хоть в какой то мере дать передышку личному составу и привести в порядок технику, материалы и оружие. Поляна на которой мы разместились была похожа не на зеленеющий июльский луг, с разнотравьем, полевыми цветами, а скорее всего напоминала плохо вспаханное поле, только пахали это поле не сельхоз машины а снаряды. В одной из воронок мы обнаружили родник. Все почему то обрадовались ему, особенно повар Васюков, которому надо было готовить завтрак. Пока мы располагались на отдых, родниковая вода заполнила воронку и ручейками стала растекаться по поляне. На искорёженной войной земле островками обозначались ростки зелени. Лучи солнца пробили утренний туман, смешенный с пороховым дымом. Жизнь продолжалась. Где-то далеко, западнее города Минска звучала артиллерийская канонада. Это наступали наши. Пока повар готовил завтрак и пока завтракали бойцы и младшие командиры, командир батальона майор Морозкин собрал командный и политический состав батальона и ознакомил его с дальнейшей боевой задачей. Каждой роте было определено задание. В соответствии с распределением рот по участкам, был распределён по ротам командный и политический состав штаба батальона. Мы с начальником штаба остались в первой роте капитана Волосевича, которая разместилась недалеко от железнодорожной будки. Примерно в 8-10 километрах восточнее Минска. Имея у себя в тылу остатки недобитых фашистских войск, командиры рот получили указание тщательно проверить местность вокруг. Особое внимание обращалось на помещения железной дороги, будок и укреппостов, которые фашисты построили для борьбы с партизанами по несколько на каждом перегоне. Эти укреппосты представляли из себя площадки размером с футбольное поле, вокруг которых была выложена из дёрна полутораметровая стенка. По углам площадок стояли вышки. На территории площадок имелись землянки. Мед работники получили указание выявить на местности все возможные источники питьевой воды и подготовить средства оказания первой медицинской помощи раненым. Командиры взводов привели в боевую готовность все виды оружия и боеприпасов. Тщательно были проверены походные рации. Провели партийно-комсомольское собрание, на котором ещё раз подчеркнули авангардную роль коммунистов и комсомольцев при выполнении боевого задания. Ещё до привала командиры взводов Шенгелия и Никитин вместе с сержантом Стрельцовым и старшим сержантом Гопта на мотоциклах выехали проверить состояние линии связи, которую нам предстояло восстанавливать. Двое поехали в сторону Смолевичи, а двое в сторону Минска. При проверке оказалось, что фашисты стремясь задержать наступление наших войск и зная, что эта линия наверняка будет использована для связи войск фронта со ставкой верховного командования, методически взорвали каждую опору, уничтожили почти каждый изолятор, а провод был настолько запутан, что его нельзя было использовать повторно. Большинство опор были поломаны на несколько частей. Видимо для этой цели фашисты кроме взрывчатки использовали тяжёлые танки. Под спутанную проволоку по всей линии были заложены и замаскированы сотни противопехотных мин. Первый день у нас ушёл на разминирование и на расчистку завалов. Было извлечено 580 противопехотных и 28 противотанковых мин. Не обошлось без потерь. Двое бойцов погибли, четверо получили тяжёлые ранения. Для восстановления линии не было необходимых материалов. Было принято решение изыскать их на местности. Так закончился первый день. После бессонных ночей на марше, после тяжёлой и опасной работы первого дня, многие уснули даже не поужинав. А укладываясь спать забывали подложить под головы противогаз или скатку шинели, что делали всегда. Но нам с начальником штаба и командиром первой роты не спалось. Мы думали о том где достать материалы для ремонта линии связи. Они нам были необходимы также как артиллеристу снаряды. Солнце уже скрылось за горизонтом, но небо ещё светилось, создавая радужную неповторимую красоту. Эта красота, а также успешные дела наших войск на фронте, придавали душе особое состояние, при котором, не смотря на усталость, окружающий мир виделся полно и ясно. С наступлением темноты мы услышали как над нами большой высоте в сопровождении истребителей летит несколько эскадрил наших ночных бомбардировщиков. А затем увидели как там за линией фронта, западнее Минска повисли в воздухе осветительные ракеты, отыскивая наиболее уязвимые объекты противника для массированного бомбового удара. Затем мы услышали глухие взрывы и содрогание земли. Это был ещё один удар по оккупантам. Позже мы узнали, что один из экипажей бомбардировщиков в этом бою полным составом повторил бессмертный подвиг Николая Гастелло. Они в горящем самолёте врезались в большое скопление фашистских эшелонов с горючим и боеприпасами. Пока мы наблюдали за игрой огня на западе, на востоке загоралась заря нового дня, очередного дня приближающего нашу победу. На фоне утренней зари и чуть заметного рассвета стали постепенно тускнуть и гаснуть звёзды. Одна из них метеоритом чиркнула по небу и погасла. Один из нас сказал:-"закатилась звезда гитлеровского мирового господства", и тут же добавил:-"а может быть это метеорный росчерк к нашему счастью". В эту минуту мы услышали недалеко от нас в кустарнике пересвист утренней зорянки и тихое робкое щебетанье птенцов ласточки под навесом крыши железнодорожной будки. Командир роты Волосевич сказал;-"как же вы родимые уцелели в такой кутерьме?". Его слова заглушила стрельба из автоматов. Мы насторожились. Стрельба доносилась из соседней деревни. А вскоре оттуда появились запыхавшиеся и бледные старик со старухой и со слезами стали просить о помощи. Плача они рассказали, что их деревню грабят фашисты человек двести их, забирают последние крохи, зерно, муку, картофель. Кто не даёт им продукты тех расстреливают на месте. В их слезах была боль всего народа, около трёх лет находившегося под игом фашизма. Вслед за стариком и старухой к нам прибежали двое мужчин, заявив что они партизаны, и подтвердили это соответствующим документом. Они сказали, что видели группу немцев на просёлочной дороге идущей неподалёку. Капитан Волосевич связался по рации с командиром батальона и доложил ему о случившемся. Батальон был поднят по тревоге и занял позицию недалеко от деревни, где случился грабёж. Было решено, одной ротой имитировать наступление в деревню прямо в лоб, а две других роты направить в засаду на просёлочную дорогу, по какой пришли немцы. Трудно сейчас восстановить все детали проведённой операции, но помню как мы с первой ротой перешли полотно железной дороги, затем картофельное поле, затем ржаное поле, которое основательно примяли. Не смотря на серьёзность момента заматерился по поводу этого сержант Тройков, потомственный хлебороб с Кубани. Он на чём свет стоит стал ругать командиров. Но деревня была совсем рядом, он замолк. Фашисты заметили наше появление. В деревне по прежнему стрекотали автоматные очереди, были слышны крики, стоны и плач детей и взрослых. Мы приближались. Фашисты пометили нас осветительными ракетами и открыли огонь из автоматов и малокалиберных пулемётов. Мы же открыть огонь по ним не могли, так как в деревне находились старики и дети. Под огнём противника мы стали окружать деревню. Фашисты поняв что их окружают стали поспешно грузить на машины и подводы награбленное в деревне. А затем стали отступать по той дороге, где их ждала наша засада. Когда немцы там под огнём нашей засады залегли, заместитель командира батальона по политчасти майор Ропша через переводчика предложил фашистам сдаться в плен. При этом он поставил условие, что они должны лично возвратить жителям деревни награбленное имущество, публично признаться в грабеже, и выдать тех, кто расстреливал местных жителей. На эти предложения гитлеровцы ответили выстрелами. Завязался бой, в котором часть мародеров была уничтожена, а часть взята в плен. Однако двум машинам с награбленным и одной подводе удалось прорваться, но через двести метров они опять попали в нашу засаду, сделанную третьей нашей ротой. Захваченный в плен из этой группы майор -интендант Геллер сообщил, что он спешил за подкреплением в дивизию, которая стояла примерно в десяти километрах отсюда. Из трофеев было взято:4 грузовика и одна легковая машина, три мотоцикла, две лошади битюговой породы, 6 повозок, 8 малокалиберных миномётов, около двухсот автоматов. С нашей стороны тоже были потери. Всё награбленное имущество, в том числе убитых и раненных лошадей мы вернули населению деревни, за что они нас очень благодарили. Но самым большим неоценимым подарком и наградой для нас было то, что они указали нам большой склад оставленный фашистами. В этом складе оказались, так нужные нам материалы связи, от изоляторов, кручьев проволоки, до сухих заготовок опор-столбов. Хороня убитых в этом бою наших солдат, майор Ропша сказал:-"вы погибли, но память о вас останется не только в наших сердцах, но и в сердцах жителей деревни, грабёж которой мы предотвратили. Фронт требует хорошей связи и такая связь будет. В этом наша заслуга". Ветеран войны и труда Ширяев Сергей Сергеевич. Мой адрес: г. Кострома м/р-он Якиманиха