
Иван
Ильич
ПОДЕЛИТЬСЯ СТРАНИЦЕЙ
История солдата
Мой дедушка, Шепелев Иван Ильич, начинал службу в 195-й стрелковой дивизии 3-го Украинского Фронта под командованием Ивана Лукича Хижняка. Иван Ильич начинал войну рядовым солдатом, закончив её в звании лейтенанта. 27 июля 1941 года группа из 150 бойцов, в которой был мой дедушка, оказалась в окружении под городом Гомель. При попытках прорваться из окружения в группе из 150 человек осталось всего 9 бойцов. В одиннадцатой атаке И.Л. Хижняк был тяжело ранен и истекал кровью. Мой дедушка, старшина Иван Ильич Шепелев, принял на себя командование, организовал последнюю попытку прорваться из окружения, которая оказалась успешной. Бойцы соорудили самодельные носилки из винтовок и ремней, на которых они вынесли из окружения Ивана Лукича. Мой дедушка сам получил в тот день сквозное ранение в правое плечо, шрам от которого остался у него на всю жизнь. Всего за годы Великой Отечественной войны он был ранен три раза. За свои подвиги Иван Ильич Шепелев получил орден Красной Звезды. А генерал И.Л. Хижняк в своей книге воспоминаний подробно описал тот эпизод 1941 года и добавил: «Спустя много лет после войны, я с чувством благодарности вспоминал боевого соратника старшину Шепелева, храбрых бойцов Иванова, Абдулаева, Матвеева, Дмитриева, Ширугина, Смирнова, Русакова, Шулаева, не бросивших меня, тяжелораненого, на произвол судьбы. Ежеминутно подвергая себя опасности, они много километров несли меня.». После войны Иван Лукич приезжал к моему дедушке домой и лично поблагодарил его за спасение.
Боевой путь
Воспоминания
В своих воспоминаниях после войны генерал Хижняк Иван Лукич писал:
Командир корпуса Закутный все время был в расположении нашей дивизии, поскольку она действовала в центре. В результате его нераспорядительности, да и, очевидно, незнания дела уже в начале сражения была потеряна связь с подчиненными ему дивизиями. Не знал он обстановку и в других частях. Это дало возможность противнику обойти с флангов позиции 117-й дивизии и окружить ее в районе Малой и Большой Зимниц, Оленино.
Мы с начальником штаба дивизии М. Ф. Старостиным и комиссаром И. А. Архангельским поняли, что надеяться нам не на кого. Нужно было срочно предпринимать какие-то неотложные меры.
Я приказал своему заместителю - начальнику штаба полковнику М. Ф. Старостину выводить с боями части на линию соседних дивизий. Для того, чтобы не допустить паники в отступающих подразделениях и избежать лишних потерь, наш штаб выделил группу прикрытия в 150 человек. Я остался с этой группой. Она приняла бой, навязанный противником. Но силы были явно неравными, и гитлеровцы отсекли нашу группу от частей дивизии и зажали нас в кольцо. Нам не оставалось ничего другого, как занять круговую оборону.
Фашисты принялись атаковать нашу группу мотто/пулеметным батальоном и пехотой. Мы держались до тех пор, пока не убедились, что все части нашей дивизии успели выйти из окружения на новый рубеж и закрепиться там. Об этом начальник штаба М.Ф.Старостин, как мы и условились, дал знать двумя красными ракетами.
Положение нашей группы создалось, хуже и придумать нельзя. Надо было с боем, любой ценой прорываться из плотно замкнувшегося вражеского кольца. Противник все время наседал на нас.
Вдруг немцы прекратили огонь. Смотрю, на нейтральной полосе появилось два человека с белым флагом, они направились в нашу сторону. Что бы это значило?
— Прекратить огонь, отдаю приказ.
Гитлеровцы прислали к нам двух своих парламентеров немецкого обер-лейтенанта и русского предателя.
— Товарищ командир...— начал, было, предатель.
— Я тебе не товарищ...
Предатель смутился, опустил глаза. Может быть, в его черной душе в этот момент шевельнулась человеческая совесть
— Меня прислало немецкое командование...
Я перебил его:
— Ты что, служишь у фашистов?
— Мы пришли сказать вам, что все четверо связных, посланных вами ночью для связи с соседними дивизиями, взяты немцами в плен. Соседние дивизии отступили еще ночью. Один из пленных рассказал немецкому командованию, где находится ваш командный пункт. Немецкое командование бросило на вас батальон автоматчиков и мотоциклетный батальон. Не советую сопротивляться, бесполезно. Сдавайтесь в плен. Другого выхода у вас нет. За добровольную сдачу в плен немецкое командование гарантирует вам полную свободу и создаст хорошие условия жизни...
Это же подтвердил и немецкий офицер Он немного знал по-русски
Я обратился к своим солдатам и командирам:
— Вы слышали, товарищи, что предлагают нам? Советские воины в плен не сдаются. Будем верны воинской присяге, нашей Родине. Лучше погибнуть в бою, чем позорно сдаться в плен!
— Да что с ним говорить! - воскликнул один из офицеров. Он тут же выхватил пистолет и выстрелил в предателя.
Фашистский парламентер, получив полный отказ на свое предложение, удалился...
— Товарищи, надо с боем прорываться из окружения, - сказал я. - Другого выхода у нас нет. Трусов и паникеров расстреливать на месте. Действовать будем небольшими группами. Раненых класть на машины. Экономить гранаты и патроны, в атаку поведу лично. Приготовить оружие!..
Мы поднялись в атаку. Бойцы и командиры понимали, что в этом наше спасение. Все дрались с исключительным упорством. За нами двигались три легковые и две грузовые машины. Шоферы подбирали раненых. Гитлеровцы усилили огонь пулеметов, часто трещали автоматы. Где ползком, где короткими перебежками, мы приблизились к противнику на расстояние броска гранаты. Залегли. В это время огонь вражеских пулеметов и автоматов начал ослабевать. Даю команду: “Приготовить гранаты!”. Не успели отгреметь взрывы, бросаемся в атаку. Противник снова обрушил на нас огонь, теперь, главным образом из автоматов.
Первая атака не удалась. Нас прижали к земле. Но мы ведем непрерывный огонь. В этом наше спасение. Когда над головой солдата свистят пули, он невольно прячет голову. Снова поднимаю людей. И опять вражеский огонь прижимает нас к земле. Гранаты на исходе, мало осталось и патронов. Из пяти наших автомашин три уже подбиты: они остались позади. Но мы все-таки упорно продвигаемся. С машин сняли раненых и взяли с собой, хотя и тяжело было их нести. Наши атаки следуют одна за другой. Нескольким группам уже удалось вырваться из окружения. Тут мешкать не приходится, пока у нас есть немного боеприпасов. К этому времени мы увидели пять красных и зеленых ракет. Это полковник М.Ф.Старостин дал знать, что дивизия уже полностью вышла из окружения и закрепилась на новом рубеже. Мы же продолжали атаки.
И только после одиннадцатой атаки мы, наконец, прорвали вражеское кольцо и вырвались из окружения. Захватили у немцев мотоцикл с пулеметом на качалке, девять автоматов и десятка два гранат. Мы укрылись, сперва, в густом кустарнике, а потом — в лесу, где уже не могли действовать фашистские мотоциклисты.
Однако противник вскоре нас обнаружил и вновь обложил плотным кольцом. В группе прикрытия из 150 человек осталось только 32, часть из них уже вышла из окружения, часть погибла. Я понял, что и этой небольшой группе вместе не пробиться. Выделил самостоятельную группу из 23 человек и во главе с офицером Рябцевым отправил ее вперед. Сам же остался со второй группой для прикрытия. Рябцев вырвался из окружения.
Остался я с восемью (девятью) бойцами. Выждал удобный момент — снова поднял людей в атаку. Только вскочил на ноги, как почувствовал сильный толчок в грудь. В глазах потемнело, тело обмякло, стало непослушным. Меня тяжело ранило пулеметной очередью в грудь навылет.
Нашу небольшую группу возглавил старшина И. И. Шепелев. Он с товарищами бросился на вражеский заслон, уничтожил трех гитлеровцев и захватил исправный пулемет. Это решило исход последнего боя. Мы вырвались из окружения.
Ни у кого не оказалось бинтов, да и не до перевязки было в такой момент. Я истекал кровью. Бойцы несли меня на носилках, сделанных из двух винтовок и ремней. Продвигались мы густым кустарником и мелколесьем. Под ногами чавкала вода, покрытая мхом.
В полдень стало невыносимо жарко. Люди изнывали от жары и жажды. Все смертельно устали. С вечера ничего не ели.
В лесу, недалеко от болот, остановились, замаскировались и стали ждать ночи. Мне сделали перевязку, применив бинты из порванных исподних рубах, напоили болотной водой. Я часто терял сознание. Нестерпимо болели раны.
В стороне слышались разрывы снарядов, стрельба пулеметов. Над лесом часто пролетали вражеские самолеты.
Наступила долгожданная ночь. Я пришел в себя. Слышу, мои бойцы совещаются между собой.
— Что будем делать? — спрашивает старшина Иван Ильич Шепелев.- Комдив совсем ослаб. Ему нужна медицинская помощь. Понесем его или оставим пока здесь с двумя бойцами? Его надо спасти, во что бы то ни стало.
Слышу голос бойца комсомольца Иванова:
— Понесем ближе к дороге. Может, удастся захватить немецкую машину.
— Правильно! — подал я голос.
Так и сделали. Меня подтащили к дороге, оставили в лесу. Шепелев, Иванов и Абдулаев вышли на шоссе, завалили его обломками разбитых повозок, а сами залегли в кювете.
Пролежали более двух часов. Но вот немецкий грузовик, на ходу затормозив, остановился у самой баррикады. Из кабины вышел помощник шофера, чтобы расчистить дорогу. Этим воспользовались Шепелев и Иванов. Обезоружив шофера, сели в кабину рядом с ним. Абдулаев обладал богатырской силой, он набросился на помощника водителя и едва не задушил его. Отобрав у него оружие, он бросил немца в кузов машины, где лежали ящики со снарядами.
Шепелев направил на шофера дуло пистолета, движением руки указал ему, куда ехать. Остановил он машину метрах в двадцати. Тут бойцы, оставшиеся со мной, вынесли меня к машине, набросали в кузов свежих веток, уложили на них. Вся наша группа разместилась на ящиках. Старшина Шепелев приказал шоферу вести машину в том направлении, которое я указал. Грузовик с потушенными фарами тихо пошел вперед. Через полчаса мы выехали на проселочную дорогу
Потом старшина Шепелев остановил машину, чтобы узнать, как я чувствую себя. Состояние мое было тяжелое. Раны кровоточили. От потери крови я очень ослаб. Боль была ужасная. Пока меня поили водой, укладывали поудобнее, к машине подошли два человека, разговаривая между собой на русском языке. Шепелев подпустил их поближе и скомандовал:
— Стой!
Это были бойцы одной из соседних стрелковых дивизий, которая здесь занимала оборону. Они сообщили, что рядом находятся какие-то советские части. Шепелев распорядился снять меня с машины, положить на песок. Сам же отправился с бойцами в ближайшую воинскую часть.
Вскоре старшина встретил комбата, который знал меня. Тот по телефону позвонил в штаб корпуса. Минут через двадцать за мной приехал офицер, прихватив с собой врача. Он и доставил меня в медсанбат. Там меня обмыли, ввели противостолбнячную сыворотку, перевязали и самолетом отправили в госпиталь.
Впрочем, и здесь не обошлось без происшествий. Я летел в военном самолете. Близ гомельского аэродрома на нас напали вражеские истребители и обстреляли из пулеметов. Я был ранен в ногу. Получил повреждение и наш самолет. Летчик сумел все-таки посадить подбитую машину.
В тот же день меня доставили в Москву, в военный госпиталь, что в Лефортово. А оттуда направили в больницу имени Склифасовского, где я попал к знаменитому хирургу Сергею Сергеевичу Юдину.
Спустя много лет после войны, я с чувством благодарности вспоминал боевого соратника старшину Шепелева, храбрых бойцов Иванова и Абдулаева, В. А. Матвеева, Ф. И. Дмитриева, С. И Ширугина, Смирнова, М. И. Русакова, С. В. Шулаева, не бросивших тяжелораненого на произвол судьбы. Ежеминутно подвергая себя опасности, они много километров несли меня.
С душевной теплотой вспоминал и генерала Леонида Григорьевича Петровского, проявившего обо мне столько заботы. И неизвестного мне летчика, ведущего самолет под обстрелом вражеских истребителей.
А рабочие и колхозники, грузившие в эшелоны военное имущество под обстрелом и вражеской бомбежкой с воздуха... Это же настоящие чудо-богатыри земли русской! С такими людьми, думал я тогда, мы одолеем любого врага.