Фронтовой дневник Золотарёевой (Дранковой) Елизаветы Александровны. См. Википедия 311-я стрелковая дивизия, 1 ссылка.
Дневник опубликован в Живом журнале:
- Война началась внезапным вероломным нападением гитлеровской Германии на Советский Союз. К войне мы готовились. В Перми, где я училась, после окончания института в 1940 г., а потом в 1941 г. в аспирантуре при мединституте, можно было видеть, как часто, в эту весну 41 года, шли допризывники всех возрастов. 22 июня 1941 года с утра солнечный, теплый уральский день, я рано ушла в библиотеку мединститута, где готовилась к сдаче последнего в году экзамена – кандидатский минимум по основам марксизма-ленинизма, философии и политэкономии. Но в 11 часов все были встревожены, по радио выступал Молотов В.М. об объявлении войны с Германией. Последние его слова были: «Враг будет разбит, победа будет за нами!». Жила я в это время в общежитии студентов, по ул. Коммунистической, в центре города, рядом с главным корпусом мединститута. На кафедре никто ничего не знал, все было неопределенно, никто нами не занимался, учиться больше не хотелось. Но вот стали появляться врачи с нашего курса (врачи выпуска 1940 года) мобилизованные с районов и городов области, кто в госпиталя, а кто на фронт. Через две недели мы увидели врача с нашего курса, которая бежала с самой границы с Прибалтики, где жила с мужем. Она рассказала обо всех ужасах начала войны.
В начале июля, я пошла в Сталинский райвоенкомат и просила меня мобилизовать в действующую армию, обещали вызвать. Но, не дождавшись, я 18 июля вновь пошла в военкомат и тогда уже добилась, мне дали розовую мобилизационную карточку. Я должна была вечером отбыть в город Киров, в 240 медсанбат 311 стрелковой дивизии, которая в это время была на формировании, причем всего 20 дней. Директор мединститута Петр Петрович Сумбаев, меня хорошо знал, дважды давал рекомендацию и в кандидаты, и в члены КПСС (я член партии с апреля 1941 года), посоветовал мне задержаться на один день, и сдать последний экзамен 19 июля, утром. Комиссия была из трех человек: директор, зам по научной части проф. Гаврилов, и зав. кафедрой Основ Марксмзма-Ленинизма – отвечала на вопросы хорошо, после поздравили меня с окончанием первого года аспирантуры, и пожелали успеха на войне. Провожала меня на вокзале Зоя Александровна Назарова (ассистент кафедры фармакологии, с которой я жила в одной комнате, в общежитии), я с ней тепло простилась, т.к. она много для меня хорошего сделала. Готовила меня в аспирантуру, материально помогала, дарила книги, покупая их, относилась ко мне по-дружески, прививая навыки к экспериментальной науке. Я написала домой, родителям в город Кушву, о своём отъезде, и что бы приехали и увезли мои вещи. Позднее приехала в Пермь мама, на деньги, высланные мной, она сумела купить отрезы на пальто, платье, каракулевый воротник и т.д. все это мне пригодилось после войны.
В вагоне в город Киров встретила много врачей, командиров, все мобилизованные Уральского военного округа, ехали на формирование 311 стрелковой дивизии. Я была назначена командиром госпитального взвода, т.е. по существу это терапевтическое отделение для больных, легко раненых, а позднее и для тяжело раненых, которых нельзя было эвакуировать сразу после операций. В городе Кирове, медсанбат формировался в школе, организовывали учебу с личным составом, обмундировывались, я сшила себе «гвардейскую» шинель и сапожки, а гимнастерку по себе подогнать не успела, из большого ворота, выглядывала тонкая шея, а на голове пилотка с красной звездочкой. Купила теплые вещи, шоколад, книги взяла медицинские (в это время в магазинах еще все было, и не по карточкам), и весь вещевой мешок потеряла в первые же три дня на фронте. Дивизия формировалась всего лишь 20 дней, мы командиры, плохо еще знали друг друга, да и своих подчиненных тоже. Мой госпитальный взвод состоял из: командира – это я, еще должен быть ординатор – его не было, 5 медсестер: старшая Нина Рябушева, медсестры – Атепалихина Юля, Бабина, Костина Зина, Яковлева Нина. Все они были из г. Кирова. Санитаров вначале было 5: старший Галкин, Кирсанов, Алферов, Галкин-младший и Ильиных. С приездом на фронт мед. сестру Костину Зину откомандировали в госпиталь, рано по беременности уехала в тыл Бабина и все 2 года пришлось работать с З медсестрами и 3 санитарами. На фронт ехали в эшелоне с 14 по 18 августа, вагоны были теплушки и 2 пассажирских для личного состава медсанбата. Разгружались 19 августа на станции Бабино Ленинградской области.
«Боевое крещение», бомбёжку, впервые мы познали 18 августа 1941 г., у станции Гряды, когда два немецких бомбардировщика бомбили эшелон. А дело было так: эшелон был остановлен у семафора, утро было солнечное, 10 часов, всем хотелось подышать свежим воздухом, и потому все высыпали из вагонов. Вдруг справа в небе появились две точки, которые к нам приближались. Многие не верили, что самолеты немецкие, говорили: «Наши!», а многие, особенно санитары, уходили под откос, в ельник, подальше от эшелона. Я помедлила, и все же решила не рисковать, под откос спустилась кубарем, т.к. запнулась об семафорную проволоку и добежала до канавы и куста. И в это время спикировали два самолета, и сбросили по 2 -3 бомбы, при этом строчили из пулеметов по людям, находящимся у вагонов. Самолеты шли по заданию, второй заход не делали, на наше счастье. После минутной тишины, вдруг все кругом закричало, заревело, застонало. Тут мы и похоронили 8 человек и 7 были тяжело ранены. Один майор из 4 отдела дивизии, на груди которого был орден Красного Знамени за финскую компанию, был ранен в грудь. Так приняли мы первое боевое крещение. Мы плохо были подготовлены к защите от бомбежек, я, например, спрятала голову в куст, хотя рядом была канава. Наверное, это человек от страха теряется, это ведь неправда, когда говорят что на войне не страшно! Дальше эшелон шел медленно, проехали станцию Гряды, и часа через 2, вдруг наш эшелон потряс взрыв железнодорожного пути. Два вагона в середине эшелона были разрушены, пострадали лошади, находящиеся в них. Это уже были действия, шпионов – диверсантов. Эшелон наш был разделен на две части, мы с вещевыми мешками перешли в паровозную часть, и доехали до станции Бабино.
Ночь провели в лесу, а утром разгрузились. 19 августа, мы на машинах переехали в лес, западнее Чудово (город на Октябрьской железной дороге, и тут же шоссе Москва – Ленинград), и развернули палатки для приема раненых. Вернее палаток почти не было, погода была хорошая, всё делали под открытым небом. На второй и третий день, т.е. 20-21 августа стали говорить, что связи с дивизией нет, многие бойцы бродят по лесам. Раненых у нас все прибывало, и их постепенно отправляли по госпиталям. 21 августа одиночные раненые приходили в медсанбат и говорили, что немцы близко, да и артиллерия их, стреляла по Чудово, через нас. В 17 часов командир медсанбата Гусев и комиссар Скитский собрали всех командиров (все врачи были в звании военврач III ранга и носили в петлице одну шпалу), и сообщили нам, что связи с дивизией нет, и поставили перед нами вопрос , что делать? Мы все пришли к выводу, что надо освободить все грузовые машины от имущества, погрузить раненых и отправить, а самим отходить. Надо сказать что аптека, и другое хозяйство были хорошо снабжены, за исключением операционных палаток, необходимых для работы и развертыванию в лесу. Непонятно почему такое упущение! Здесь в лесу начальник аптеки Л.И.Корнева оставила целую машину марли и ваты. Война – это большие материальные потери! Я свой вещевой мешок оставила в машине своего взвода, а в ней поместили раненых. Оказывается, когда машины выезжали на поляну, то в это время немецкие самолеты бомбили их, и всё пропало: и раненые, и машины, и вещи всего взвода. Мы же, 12 врачей медсанбата, во главе с главным хирургом Дмитриенко пошли пешком по лесу, обходя Чудово и аэродром. Шли долго: с 18 часов до часу ночи 22 августа. В это время разразилась гроза, шинели, и все на нас намокло, вброд переходили речушки и ручьи. Дорогой я сняла юбку, которая мешала мне идти, и несла ее в руке. А вот Наталья Тарасенко несла винтовку, вещевой мешок и противогаз, и я только удивлялась, как она выдержала этот поход. Вышли мы за Чудово на шоссе Москва – Ленинград, и тут же идет полотно железной дороги. Немцы рвались захватить этот опорный пункт, перерезать пути подхода к Ленинграду и самим идти на Северо – восток. Задача их была соединиться с войсками Карельского фронта, сделать второе кольцо окружения города Ленина. Но это им не удалось!
На шоссе целая колона бойцов, командиров, всех выстраивают в колонну, лицом к Чудово, а задерживают бегущих заградительный отряд, люди в зеленых фуражках – пограничники. Чудово, в эту августовскую темную ночь, горело, так что, у нас было светло как днем. Около колонны прохаживался член военного совета Ленинградского фронта (фамилию не помню), он говорил взволнованно: «Бежите? Хотите, что бы так же горел город Ленина?» Жутко было стоять и слушать, горько и стыдно за свою за свою беспомощность. Полки дивизии разбежались по лесам, не приняв по настоящему боя по обороне Чудова. Этот генерал, вместе с бойцами погиб в бою в эту ночь. После разговора комбата с генералом, нам всем медсанбатовским разрешили покинуть колонну, ушли мы в поле, потом подали нам машины, и повезли в лес. Я села рядом с шофёром, помню, что давали пить спирт, что бы ни простудились мы, но я пить спиртное вообще не могла, когда поехали, уснула в кабине, и не помню, как оказалась в лесу, спящей до утра. В это время и исчезла моя юбка, осталась я в шинели, черном трико, заправленным в сапоги и гимнастерке. Утро 23 августа опять выдалось теплое, солнечное, все сушились на солнце, а я в беде, Галкин, старший санитар говорит: «Товарищ командир, снимите шинельку, обсушитесь». Вот тогда я все и рассказала Тарасенко и хирургу Кральник Ксане, и пошли мы к старшине Хазану, он то и снабдил нас брюками, взяв их из чьего-то чемодана.
Выйдя на трассу Москва – Ленинград в районе Чудова, немцы гнали нас в Ленинград. Медсанбат 240 отступил до станции Ушаки, а затем до Тосно, и были бы мы в блокаде. Но этого не произошло. Нашу дивизию перебросили на восток, по реке Волхов, на защиту, оборону поселка Кириши. Немецкие части рвались захватить Волховстрой, но им это не удалось, войска Волховского фронта сорвали их планы. Разбежавшуюся дивизию постепенно собирали. Заменили все командование дивизией, комдив (бывший начальник училища из Новосибирска), сошел с ума, и был отправлен в Ленинград, комиссар Воистинов понижен в должности до начальника политотдела, начальником штаба с 26 августа назначен подполковник Золотарев. Тяжелое было время, некоторые штабные офицеры и бойцы по неделе блуждали по лесам, пока не дошли до своих частей. Медсанбат, где-то под Кириши, три дня стоял в лесу, день и ночь лил дождь, палаток в подразделениях у нас не было, было так трудно, да еще со стороны командования дивизии не было четких приказов, медсанбат снялся и отправился за 80 км в город Волховстрой. Город изредка бомбили, мы устроились в школе, сходили в баню, выспались и прожили дней пять. А потом нас нашли, и как провинившихся, вернули в дивизию, в деревню Тихорицы на реке Волхов.
Дивизия в это время держала оборону, около Кириши в течение сентября, октября и начала (до 5) ноября месяца. Штаб дивизии был в деревне Бор, в октябре МСБ передислоцировался в деревню Шелагино, а потом опять в Тихорицы. В Тихорицы МСБ был в школе, жили там врачи, взвод госпитальный располагался в доме на берегу реки Волхов. Раненых в это время было мало, но много было самострелов, ранений в руку, ногу и некоторых бойцов за членовредительство судили воентрибуналом, и даже расстреливали перед строем в частях. В это небольшое затишье, мы больше знакомились друг с другом. Моими друзьями стали военврач Н.Ю. Тарасенко – врач эпидемиолог МСБ, хирург Ксана Кральник, начальник аптеки Лидия Ивановна Корнева, которая считала меня своей дочерью, оберегала меня как могла. Из всех врачей, я была самая молодая и не замужем. Среди врачей были: хирурги Больщикова, Выгловская, начальник приёмного отделения – Ярцева, транспортным взводом командовала фельдшер Третьяк. Хорошо помню сестер операционно-перевязочного взвода: Климову, Провоторову, Косар Анну и других. Вскоре произошло моё знакомство с Василием Ивановичем Золотарёвым, ставшим в будущем моим мужем. А было это так: мне приказали ехать в командировку в деревню Бор, где стоял штаб дивизии, на дежурство в медпункте. До меня там дежурила врачи Ярцева, Иорданцева и др. и одна медсестра Юля Атепалихина из моего взвода. Привез меня туда военврач II ранга начсандив Ерофеев. Дежурила я там неделю, жила в домике, где был, развернут медпункт. Примерно числа 20 сентября в медпункт вечером пришли два командира: подполковник Золотарев и майор Фастрицкий – начальник артиллерии. Пришли они видимо один по делу, а может быть просто так, посмотреть какой врач дежурит. Поговорили, позвали меня, попросили, один – кальцекс, другой – стрептоцид, и ушли. Помню, Василий Иванович еще раз приходил днём в медпункт, увидел меня и сказал, что я похожу на мальчика. Еще дня через два он встретил меня на дороге, я шла по деревне с ужина. Так и произошло моё первое знакомство, вскоре я уехала в медсанбат. Выглядела я в то время действительно как мальчик: коротко стриженые волосы, в пилотке, в хорошо подогнанной шинели и в сапогах. Настроение было бодрое, ибо на фронте было затишье, держали оборону.
В октябре МСБ был в Шелагино, куда на лечение по поводу простудного заболевания прибыл В.И.Золотарев. Потом, в связи обострением обстановки, нас снова перевели в Тихорицы, с нами переехал больной Золотарев В.И. Вечером мы с ним прохаживались по берегу реки Волхов. Своё 25-летие 31 октября 1941 года отмечала я в аптеке у Лидии Ивановны. Присутствовал Золотарев В.И. и Тарасенко Н.Ю. – пили кагор. Василий Иванович все время интересовался мной, расспрашивал, где училась, работала, замужем ли, и т.д., так познавал, присматривая себе будущую жену.
Оборону под Киришами держали два месяца - сентябрь и октябрь месяцы. Но вот 4 – 5 ноября немцы предприняли наступление, прорвали оборону и мы снова отступали на север, оставили Глажево и Бережки, и остановились в трех километрах от Волхова – Мазурские ворота – деревенька. Дивизией в то время командовал танкист полковник Орленко, по переднему краю он ходил во весь рост, а в Москве, куда его отозвали, он погиб от очередной бомбежки. После него дивизией командовал Пархоменко, генерал, бывший начальник погранокруга, перед войной он был арестован, а во время войны реабилитирован. Очень знающий, требовательный, угрюмый на вид, небольшого роста. Однажды в начале декабря, приехав в МСБ навестить больного полковника Торжского, и сильно пробрал меня. В школе, где мы размещались, было холодно, не могли натопить, а у больного был бронхит, вот и попало мне за него. Помню, я от обиды плакала, Василий Иванович присутствовавший, все слышал, и потом успокаивал меня. Вскоре генерал Пархоменко был отозван на другой участок фронта, а позднее стало известно, что он погиб при перелете в самолете.
В конце декабря 1941 года дивизией командовал полковник Бияков и комиссар Васев Степан Кондратьевич. По существу дивизией командовал В.И.Золотарев – начальник штаба, т.к. Бияков и Васев вели себя инертно, часто выпивали по «напёрстку», потом спали и опять выпивали, в частях были мало. Васева я еще невзлюбила с сентября 1941 года, когда была в Боре. У него был рубец на плече от легкого ранения, и он просил делать массаж руки. Он думал, что это я буду делать сама, а я отправляла на процедуру Юлю Атепалихину – медсестру. Оказалось, что ему нужен был «другой» массаж, который он принимал после обеда. В декабре месяце он приезжал в деревню Горгала. В баню и требовал медсестру Бабину из моего взвода, а она от него пряталась в автороте, где имела кавалера, и вскоре уехала в тыл по беременности. Вначале войны некоторые командиры почувствовали такую свободу, вели себя в отношении женщин так безобразно, что мне пришлось при отбытии в командировку на КП дивизии предупредить Наталью Ювенальевну Тарасенко – секретаря партбюро МСБ – что если ко мне будут приставать, то у меня есть «пушка». Я в своём вещевом мешке, имела новенький, выпуска 1941 года, наган с 7 патронами, который мне дал старший санитар Галкин. Результатом этого разговора было, то что, меня через три дня вызвали в политотдел дивизии в деревню Бор и спросили, как мне работается в медсанчасти, не обижает меня кто – нибудь! Меня никто не обижал. Вначале войны дивизия была Ленинградского фронта, а потом организовался Волховский фронт, командовал им генерал армии Мерецков К.А., командующими 54 армией в 41-42 были генерал Федюнинский, летом 1942 – генерал Сухомлин, бывший зам. академии Фрунзе.
С ноября 1941 года пошла 25 годовщина Советской власти в стране, а, сколько еще было в деревнях Ленинградской области религиозного, сознание людей отставало, многие не поддерживали нас, особенно кулачество и другие элементы, которые составляли базу для предателей, шпионов и диверсантов. В деревне Глажево по нашим отступающим войскам стреляли с чердаков, и деревня эта была сожжена нашим командованием. Сколько сигналили ракетами и указывали военные объекты, скопление войск и т.д. И что ещё поразило меня – в каждом доме иконостасы – иконы с лампадами занимали ½ часть горницы, народ был верующий, набожный. В деревне Горгала был случай в январе 1942 года: старушка влезла к иконам, и налила, какой то смеси, та загорелась и запылала сама старушка. Хорошо, что мы были дома и затушили уже горящую постель и ее платье.
В декабре месяце 1941 года были наши войска в наступлении, мы отогнали на сотню километров немцев от Волховстроя, до станции Погостье. Около Волховстроя мы стояли и обороняли станцию Войбокало, совхоз «Красный Октябрь», Шумского района Ленинградской области. Со станции Войбокало грузы шли по «ледяной дороге», через Ладожское озеро в Ленинград, а от туда эвакуировали голодных и больных ленинградцев на Вологду и Тихвин. Ноябрь, декабрь, январь 42 года – время это для Ленинграда было тяжелое, сотнями умирали люди, паек рабочему был 200 грамм хлеба, а остальным 125 грамм в день. К нам в медсанбат были вывезены 20 человек совсем юных мальчиков, призванных в армию. Их везли по «ледяной дороге – дороге жизни» в 43 градусный мороз, все они были истощены, плохо обмундированные, обуты в осенние ботинки, у всех были обмороженья рук, ног, лица. Мы старались их откормить, готовили больше супу и другую еду, но они вели себя как маленькие дети, плакали, дрались, ругались за кусок хлеба. Всех их отправили в госпиталь на лечение. В это время и нам был урезан паек, мы во втором эшелоне дивизии получали 400 грамм хлеба в день.
В декабре (конце) и январе МСБ располагался в деревне Бабино,