Когда началась эвакуация точно не знаю, видимо, осенью - еще не было снега. Есть смутное воспоминание детства: мы бежим по полю, мама держит меня за руку, а Юру на руках ( мне 3 с половиной года, а брату полтора ), высокая трава больно бьет по лицу. Позднее мама объяснила, что это мы бежим по пшеничному полю от бомбежки, от поезда, в котором мы ехали. А до Зайково мы добрались только в январе. Сейчас с ужасом думаю, как тяжело было маме с двумя малолетними детьми выбираться из этого пекла. А еще я очень благодарна ей за то, что она отказалась отдать нас с братом в детдом, перед эвакуацией женщинам предлагали сдавать своих детей в приюты.
Юра в дороге заболел и в начале февраля умер от крупозного воспаления легких.
Своего дома не было, мама со мной жила на съемных квартирах, как бы сейчас сказали, а в то время это был или пустующий дом, или угол в доме вместе с хозяйкой.
Мама всегда была очень трудолюбивая, в деревне она пошла на самые тяжелые, совсем не женские работы - на тракторе, на лесоповале.
От папы писем не было, весной 1942 года пришла "похоронка". Эту "похоронку" я помню, все плакали, а я от страха забилась в какой-то угол, кажется, под крыльцо.