Я никогда не видел своих дедушек. Оба моих деда: папин отец Голубев Иван Федорович 1906 г.р. и мамин отец Савичев Яков Иванович 1901 г.р. погибли на войне. Оба пропали без вести… На войне пропал без вести и мой дядя Савичев Николай Яковлевич 1923 г.р.

Долгое время мы о них ничего не знали. Я занялся поиском, и в 2008 году, благодаря сайту obd-memorial.ru/ смог найти данные о мамином отце. Надеюсь, что смогу когда-нибудь отыскать данные и о втором дедушке и дяде.

Вот небольшой рассказ о нём, который был написан мною для книги памяти об узниках лагеря для военно-пленных «Stalag 342». Это всё, что я о нём знаю.

Савичев Яков Иванович

Савичев Яков Иванович родился 4 мая 1901 года в селе Орловка Таловского района Воронежской области в богатой крестьянской семье. Хозяйство было большое: 3 лошади, несколько коров, большой сад, добротный дом с металлической крышей. Работали день и ночь, и детей с детства приучали к труду. Своей земли было мало и они брали обрабатывать землю в аренду. Выращивали практически всё, даже арбузы и дыни!

В Орловке Яков окончил начальную школу. В 1920-ом году женился, у них родилось пятеро детей: Николай, Клавдия, Зинаида, Нина и Виктор.

Семья Савичевых, с. Орловка, 1927 г. В правом верхнем углу Яков Иванович и Наталья Ивановна с Клавой на руках. На переднем плане старший сын Коля

Но как и во многих деревнях были те, кто работал, а были те, кто не хотел работать и жил бедно. И их семье приходилось ухаживать не только за своими, но и за чужими детьми, чьи родители всё пропивали… С образованием колхоза, во главе которого встали вчерашние алкоголики, власти решили, что они «кулаки» и их раскулачили.

Отобрали всё. В их доме устроили правление колхоза. Родителей Якова сослали на Соловки (отец там погиб, мать в последствии, тайком смогла вернуться оттуда тяжело больной). Чтобы спастись от нападок Якову с женой и детьми пришлось перебраться в село Хреновóе.

В Хреновóм был один из крупнейших в СССР конных заводов, на который Яков Иванович устроился конюхом. На конный завод часто приезжали сотрудники Всесоюзного Института Экспериментальной Ветеринарии (ВИЭВ), изучающие болезни лошадей. И в одно из таких посещений сотруднику института П.А.Макарову чем-то приглянулся Яков, и он пригласил его к себе в институт, в Подмосковье, в посёлок Кузьминки.

Яков Иванович уехать с семьёй не мог – власти над ними издевались и не давали на руки метрики детей (прототип современного свидетельства о рождении). Но положение их было тяжёлым и осенью 1933-го года Яков один, без семьи уехал в Кузьминки. А в начале 34-го года, всё же добившись выдачи метрик, уехала туда и Наталья Ивановна с детьми. Уезжали они тайно – никто не знал куда.

В Кузьминках оба они устроились работать в ВИЭВ: Яков Иванович конюхом, а Наталья Ивановна лаборантом. Их семье выделили комнату площадью 18 м² в деревянном бараке. Осенью 1939 года у них родилась самая младшая дочь (моя мама), Валя – шестой ребёнок в семье.

Вспоминает дочь Якова Ивановича, Нина:

«Помню в углу стояла кровать мамы с папой, ближе к окну спали Клава с Зиной, Коля спал с другой стороны от окна. Кроватка маленькой Вали была рядом с кроватью родителей. Виктор спал на сундуке за печкой, а я спала на сдвинутых стульях.

Жили мы бедно, но я никогда не слышала от папы, что мы бедные. Зарплаты были мизерные, денег на семью не хватало, поэтому мама и папа брали работу на дом. Мама стирала лаборантское бельё, а папа шил различную одежду людям, на заказ. Если в воскресенье папа был свободен – то это было для нас счастьем! Папа с нами ходил гулять, устраивал для нас игры. В Кузьминки приезжали различные массовки, устраивали выступления и папа водил нас туда.

О папе я могу рассказать много прекрасного. Папа нас очень любил. Я часто болела в детстве, у меня была малярия, и когда в детском саду у меня начинался приступ, папа приходил за мной и уносил меня домой на руках.

Он был очень доброжелательный. Помню, тогда сказка была «Как бабка у деда на лысине блины пекла», а у него лысина была. И мама, как начнёт тесто для блинов готовить, всегда над ним в шутку смеялась – говорит: «Ну садись, сейчас будем на твоей лысине блины печь». И мы вокруг тоже прыгали: «Садись пап, садись!». Он не обижался. Я никогда не помню, чтоб папа кого-то из нас шлёпнул. Мама могла дать подзатыльник, а папа нет. Ну маму понять можно: такую ораву детей накормить, постирать, зашить наши дырки на одежде, ну дети же. Поэтому она иногда сердилась. Папа никогда этого не делал.

В то же время папа воспитывал нас строго: если папа говорил «Пойдём поговорим» – это было страшнее любой порки! Папа говорил с нами серьёзно, как со взрослыми. Помню случай: я в гостях у подружки на швейной машинке увидела монетку и взяла её себе. Когда папа обнаружил у меня эту монетку, то спросил: «Где ты её взяла?» Я сказала правду, на что он ответил: «Это ты её своровала. Ну что ж, собирайся, пойдём будем вместе краснеть». Мы пошли в эту семью, я отдала монетку и попросила прощения. И он вместе со мной. После этого в жизни я никогда ничего не брала без разрешения. Ни когда. Вот так он нас воспитывал.

Перед войной родилась Валя [Моя мама — прим. Андрея Голубева]. Она была самая маленькая, обожала его ни знаю как! Он шил для неё одежду, вышивал. У неё все платьица были сшиты его руками. Одно из них она помнит до сих пор: папа сшил его из сатина, весь подол вышил бабочками, а на груди – две пчелы. Когда она в нём выходила, все говорили: «Ну купчиха вышла!»

У папы не было образования – он окончил сельскую начальную школу – но он нам помогал делать уроки даже когда мы учились в пятом-шестом классе.

Савичев Яков Иванович. 1940 г.

Он был прекрасный семьянин. Я никогда не слышала, что бы мама с папой ругались между собой. Наверняка возникали какие-либо спорные ситуации, но папа считал, что дети не должны этого видеть.

А какие он нам праздники устраивал! Мы жили в одной комнате, и ночью никто не слышал, как он наряжал ёлку: мы просыпались утром, а у нас посреди комнаты стояла наряженная ёлка. Игрушки мы делали собственными руками, под его руководством, купить у нас не было возможности. Он шил нам костюмы и устраивал представления, в которых участвовали не только мы, но и дети из других семей, живущих в бараке. Он втыкал в потолок бенгальские огни, и по мере представления зажигал их.

Мы не имели возможности покупать конфеты, но на Новый год он дарил каждому небольшой подарок: несколько конфет в красочной упаковке, каждому индивидуальный: например, старший брат увлекался радиотехникой и он ему дарил конфеты в коробочке в виде маленького радиоприёмника. В нынешние времена это мелочи, а тогда для семьи это были дополнительные расходы.

Папа был справедлив во всём. Помню, когда он начал работать помощником заведующего лабораторным складом, мама попросила его принести домой пузырёк. Ну что такое списать пузырёк на складе? А он ответил: «Пойди и купи». За это мама его всегда звала «беспартийный коммунист». Он не вступал в партию, но вёл себя как истинный коммунист. Целая страница его трудовой книжки исписана поощрениями за отличную работу.

Страница из трудовой книжки Якова Ивановича

Наступила война. Его не брали на фронт из-за здоровья: у него было больное сердце и очень плохое зрение, но в июле 41-го он записался в ополчение добровольцем. Когда он собрался уходить на фронт, мама сказала: «Яков, ну что же ты меня с такой оравой детей одну оставляешь»? «Если я не пойду вас защищать, то кто вас защитит»?

Мы пошли провожать его всей семьёй. Валю он нёс на руках, ей тогда ещё двух лет не было, она баловалась, заигрывала с ним. А вечером он неожиданно вернулся: «Оставили до особого распоряжения». А когда он второй раз уходил, Валя всю дорогу плакала, как он только её не успокаивал, чувствовала видимо, что видит отца в последний раз…

А Колю, старшего брата, призвали в армию следом за папой, в ноябре, совсем молодого, ему ещё 18-ти лет не было. Мы так и не знаем в какую часть он попал и где погиб. Сначала он был в учебной части, а затем их отправили на фронт. Мы получили от него всего одну открытку и маленькую фотографию его в военной форме.

Николай Савичев. Фото с фронта

Тогда из Кузьминок ушли на фронт практически все мужчины, многие сотрудники ВИЭВ, и почти никто не вернулся. Так мы и остались с мамой одни.

Мама продолжала работать лаборантом в ВИЭВе в лаборатории профессора Тереньтьва, и когда ему предоставили новую квартиру, он сказал, что переедет в неё, только если эту квартиру отдадут семье Савичевых. Так мы во время войны переехали в кирпичный дом.

В этом доме моя бабушка прожила до 1977 года. 2-х комнатная квартира находилась на втором этаже: два окна на левой стене, и деревянная террасса на фасаде. Отопление печное, колонка с водой и туалет на улице. Фотография начала 70-х. Справа бабушка, Савичева Наталья Ивановна, рядом моя сестра. Самый маленький на фотографии — я.

Маме всю войну не платили пенсию за детей, так как считали, что отец мог быть дезертиром. И лишь в 1946 году мать добилась, что бы отца признали погибшим и начали выплачивать пенсию.

Извещение о назначении пенсии

Последнее письмо от папы

Последнее письмо от папы датировано 18 сентября 1941 года (п/п 571-02). И только в 2008 году нам стало известно, что он попал в плен под Вязьмой, содержался в лагере для военно-пленных «Stalag 342» в Молодечно, где погиб 26 февраля 1942 года.

Вот такая, вот нелёгкая судьба была у нашего папы» — закончила свой рассказ Нина Яковлевна.

Учётная карточка военнопленного лагеря «Stalag 342»

Дальнейшие поиски привели меня в Беларусь, к учительнице русского языка и литературы средней школы № 5 г. Молодечно Минской области Князевой Лидии Борисовне, которая возглавляет клуб "Поиск" (полный адрес: 222310, Беларусь, Минская область, г. Молодечно, ул. Старое Место, 16, средняя школа № 5, клуб «Поиск»).

Она вместе с учениками отыскивает данные на погибших в лагере военно-пленных и их родственников. В 2009 году по её приглашению, в дни независимости Беларуси мы посетили Молодечно.

Немцы хоронили погибших в несколько рвов. С немецкой скурпулёзностью все погибшие пересчитывались и их количество заносилось на табличку, прикреплённую к кресту. 5 крестов: 30150 человек…

Сейчас на месте бывшего лагеря находится воинская часть… И лишь небольшая площадь выделена под мемориал, где теперь на мраморной плите появилось имя и моего деда.

Мемориал «Stalag 342»