Кровавые помидоры.

Памяти моего покойного деда Самойлова Ивана Фёдоровича, ветерана ВОВ.
***
Шёл жаркий июнь 1944 года. Дела на втором украинском фронте налаживались, и по приказу Сталина самых молодых бойцов командование придерживало в тылу. Именно по этой причине почти вся вторая танковая армия второго украинского фронта уже два месяца квартировалась в деревне Красносёлка, что в Западной Украине.
Уже ничто здесь не напоминало о войне, взрывах и выстрелах, и бойцы просто отдыхали: с утра до обеда — купались и рыбачили на реке, а позже — до ужина — валялись на сеновале и играли в карты; кто-то начинал играть на гармонике и вокруг гармониста-самоучки тут же собиралась толпа ценителей, наперебой делающих заказы на следующую песню. В общем, жизнь текла, как полноводная река, и не было в ней места войне и горю.
Вечерело. Старшина Иван Самойлов, замкомандира взвода самоходных артиллерийских установок, уплетал за обе щеки трофейную немецкую тушёнку, да играл в карты с товарищами по службе — Алексеем Инютиным — полковым водителем, и с другом детства, а теперь ещё и боевым товарищем Димкой Ритунским, земляком из родного колхоза.
Не так давно в Красносёлке, где стояла их танковая бригада, отгремели ожесточённые бои за переправу через реку Буг. Форсирование реки проходило одновременно в стокилометровой полосе, и там где не было переправ — войска переправлялись на плотах и подручных средствах. Поскольку немецкая авиация смогла разрушить несколько захваченных советскими войсками мостов, танки переправлялись по разведанным бродам. Немецкому командованию не удалось задержать советское наступление, и в начале апреля переправа была захвачена. С тех пор минуло два месяца...
— Старшина Самойлов, на выход! — гаркнул дневальный.
Ивану лишь месяц назад исполнилось восемнадцать, а чувствовал он себя, как минимум, лет на пять старше. Да чего только не пережил этот парень-сибиряк... Сначала голод тридцатых. Потом, в тридцать седьмом, "за контрреволюцию", а на деле — за две иконы и библию, расстреляли отца. А в 1942-ом, в шестнадцать лет, загнав колхозную лошадь, он и сам чуть не попал в лагеря, "за вредительство в условиях военного времени". И если бы не Фёдор Ритунский, хороший друг его отца, служивший тогда военкомом в Новосибирске, пошёл бы парень под расстрел. Приписал Фёдор Тихонович в военкомате Ивану два года, выдал обмундирование и отправил на Украину — советскую родину защищать, танкистом...
— Старшина Самойлов, на выход!
Иван подошёл к тумбочке, возле которой стоял дневальный.
— Чего орёшь?
— Ротный к себе вызывает, да поскорей велел.
— Я-ясно... — задумчиво протянул старшина, поставил банку с недоеденной тушёнкой на тумбочку подле дневального, методично воткнул в неё алюминиевую ложку и поплёлся к двери, на которой красовалась табличка с надписью "Командир 24-й танковой бригады, полковник Роман Александрович Либерман".
Полковник Либерман, худощавый мужчина лет сорока, с чёрными, как уголь, вьющимися волосами, сидел за столом и курил, видимо, трофейные сигареты. Иван так решил, потому что заметил на столе пачку с нарисованным на ней животным, похожим на горбатую лошадь, и надписью не по-русски.
— Здравия желаю, товарищ полковник!
— Вольно, старшина! — ответил Либерман, — садись, закуривай. Это "Камэль". Трофе-ейные! —с гордостью протянул он.
Иван закурил. Где-то с минуту полковник молча крутил сигарету между пальцев, потом затушил в стеклянной пепельнице, и посмотрел, улыбаясь, на ничего не понимающего старшину.
— Ты же сибиряк?
— Так точно.
— Помидоры когда-нибудь ел?
— А что это?
— Ясно всё с тобой. Ну, красные такие, размером с картошку... На кустах растут... Короче, сам увидишь. Возьми с собой кого-нибудь из товарищей, да сходи завтра с утра за реку. Там как раз помидоры на поле колхозном поспели. Побольше наберите, чтобы на всех хватило. Добро?
— Добро.
— Ну и хорошо. Можешь идти.
Старшина затушил трофейную сигарету в командирской пепельнице, встал, козырнул полковнику и вышел из кабинета.
Только он открыл дверь, тут же подскочил дневальный.
— Ну, чего ротный-то вызывал?
— Да, про по... помидоры какие-то рассказывал, — ответил Иван, запнувшись на незнакомом слове, — сам завтра увидишь.
Старшина изрядно устал за день, больше всего, правда, от безделья, и решил сразу лечь спать. Уже засыпая, он вдруг вспомнил приказ командира, встал, подошёл к Димке Ритунскому, потряс его за плечо и шепнул:
— За помидорами завтра пойдём.
— Ч-чего? — не понял Димка.
— Завтра увидишь. Спи давай.
Чёрная южная ночь уже окутала деревню. Иван лёг и тут же заснул, и снилось ему, что стоит он посреди поля, где на высоких кустах растёт диковинная красная картошка...

***
На следующее утро Иван проснулся намного раньше обычного. Солнце лепило в окна, просвечивало из щелей в крыше и просто не могло не радовать. Старшина растолкал Димку. Тот спросонья вылупился на него совершенно ничего не понимающими глазами.
— Ты чего вскочил так рано?
— Так за помидорами же идём!
Всего за пятнадцать минут бойцы собрались, вышли из казармы и вскоре уже подошли к реке, блестящей на солнце так, что глаза резало, столкнули с берега плот и поплыли на противоположный берег. Но тут Иван увидел нечто странное и опешил: весь склон противоположного берега был ярко-алого цвета.
— Димка, там что... Бой был, что ли?
— Да откуда я знаю... Приплывём — увидим.
Не прошло и минуты, как бойцы подплыли ближе и поняли: это как раз те самые помидоры, о которых говорил полковник.
Спрыгнули они с плота на берег, и начали срывать эти помидоры. Димка рвал и связывал в узлы по несколько кустов, а старшина скидывал у берега. Собрали их ребята столько, сколько могло поместиться на плот. Димка рвал их уже довольно далеко от берега, и вдруг, когда старшина понёс очередную вязанку, раздался одиночный выстрел.
Иван молниеносно упал на землю и через пару секунд бросил гранату в ту сторону, откуда, по его мнению, стреляли. Потом подполз к Димке.
— Димка, что это было?
Димка не ответил. Старшина подумал: "Может, контузия?..", но когда переворачивал его на спину, понял, что нет больше его друга.
Иван мысленно содрогнулся, дополз до реки, переплыл её вброд, прибежал в казарму и, задыхаясь, без стука вломился в кабинет Либермана.
— Там... Димку... Сержанта Ритунского то есть... Убили..

***
В поле потом окоп нашли. И немецкого снайпера в нём, убитого.
Похоронили сержанта Дмитрия Фёдоровича Ритунского вдали от родной Сибири.
Поминали его трофейным шнапсом, а закусывали теми самыми помидорами.

Самойлов А.К., 22 марта 2015 г.