Воспоминания Анатолия Николаевича Сакова (24,02.1924 г. – 16.12.2000 г.).
записанные им самим.
23.11.1972г.
Да! Я себя знаю конечно по некоторым эпизодам очень с раннего детства.
И поначалу самый ранний из них: - мать стоит на коленях на широкой половой доске, перекинутый через широкий омут на небольшой речке с ключевой водой, и полощет стиранное бельё, которой лежит с боку, с другого бока стоит большая белая корзинка, сплетённая из пареных ивовых прутьев. Почему то переходные доски или связки жердей на «Н» образных тонких сваях у нас называют «лавы». Так вот я на «лавние», а они когда сырые-то бывают очень скользкие по-видимому от частой стирке на них белья, как и в данном случае. Пытаясь по-видимому «помочь» матери и беря с неё пример тоже что-то полощу своё детское. И вдруг, как курёнок перегнувшись падаю в воду. Мать меня ловит за рубашонку и перепуганного с бранью выносит на берег речки. Мне в ту пору было 1,5 или 2,5 года.
А вот когда мне доходил 2 –ой год картина осталась в памяти довольно таки яркая. Вечер. Семилинейная лампа висит под потолком и довольно таки тускло освещает комнату. Мать хлопочет на кухне готовит что-то к ужину, вынесла и поставила на стол клокочущий самовар, заварила чайник и оставила его на краю стола. Отец чем-то занят, сидит на своём обычном месте за «красным» углом стола. За столом в углу на Божнице окаймленной полотенцем стоит икона. Я подошел к столу, приподнялся на носки ног и из чайника глотнул кипятку. Последствия известно какие бывают отец с матерью не одни сутки попеременно носили меня на руках и дули в рот, иначе раздавались истошные вопли.
Я родился 24 февраля в 1924 г., а сестра Таня 5 декабря 1922 года и вот 14 июня 1926 г. семья наша пополнилась Виктором, а через некоторое время и няней Шурой Зеленцовой (дочкой вдовы Семёновны, девочкой лет 10-12).
Нам с Таней было любопытно, особенно когда перепелёнывали нашего братишку широким и длинным пеленальником, таких уже нигде наверное и не встретишь. И ещё было интересно давать ему пустышку, которую он беспрестанно выплевывал. С нами жила ещё бабка Авдотья мать отца, она была из деревни Сувориха, а девичья её фамилия Лебедева. Бабка была ласковая, но и строгая. Я спал с бабкой на полу на соломенном матраце укрывшись лохматым вонючем тулупом. Помню бабка скоро засыпала и похрапывала, а я всё ворочался и расталкивал её и спрашивал: -что это стучит? И она мне отвечала: - спи, а то сова утащит, это сова прилетела и стучит в окно. Я тогда ещё не мог сообразить, что это часы. В то время семья крестьянствовала, в хозяйстве была лошадь, корова, овец штук 5 с приплодом, телёнок и поросёнок. Крестьянское поле разбивалось на полосы и у каждой семьи была своя метка, которая и ставилась у полосы. Я помню у нас метка была «куриная лапка». В пору жатвы приходили наниматься с серпами жнецы, помню как договаривались, а потом сидели за столом и угощались. Снопы ржи привозили и складывали на гумне за огородом, там у нас была «ладонь» где молотился хлеб цепами (две палки - длинная и короткая соединённые мягким ремешком). У нас было два сарая под сено и амбар, где хранился в сусеках ларей хлеб (зерном и мукой). У амбара была двойная дверь. Первая открывалась наружу, а вторая внутрь. Обе двери запирались на внутренние замки с огромными фигурными ключами, которые открывали замки со звоном и ещё снаружи металлическая щеколда с висячим пузатым замком и хитроумным ключом. Амбар углами стоял на здоровых пнях. Амбар крыт был досками, а сараи и погреб соломой. Соломой также был крыт и высокий большой двор примыкающий к дому. Помню осень, выбирали картошку, жгли теплинку и пекли картошку. У теплинки стоял рыдван (телега) и к нему привязана лошадь запряженная в плуг. Отец с матерью выбирали из пропаханных борозд картошку вдоль которых стояли мешки с картошкой. Отец мне из теплены накатал печёной картошки, разломил одну и сказал:- ешь, да только не обожгись, а сам опять ушёл выбирать. Съев картошку, я ещё несколько положил в карман и уснул рядом с тепленкой. Но по-видимому вскоре пришлось проснуться, так как прижигать бок и неприятно пахло жжёной ватой. Я с рёвом пустился бежать, а отец стал меня ловить. Впоследствии не раз вспоминали: ну как картошка с пылу с жару, кафтанчик прожёг – один ворот остался. Примерно в эту же пору умерла бабка. Я сидел с ней дома, она лежала на кровати, позвала меня и повернулась ко мне. Я подошёл и она меня послала в поле за отцом. Сказала, что умирает. Я километра два бежал, что было мочи и мы приехали на лошади. А через несколько минут бабака и умерла. Примерно в этом же году (1928г.). Умер и дед Василий в деревни Самушино. Очень полный среднего роста старик с большой кучерявой белой бородой и такими же кучерявыми белыми волосами с большой плешиной на затылке. Он всегда что-то стругал поглядывая через очки и окидывая мягким взглядом с укором. Бабка Афросинья была небольшой сухощавой старушкой и очень душевной, я очень любил с ней разговаривать. Потом у неё стало быстро портиться зрение. И к 1938 г. она уже ничего не видела. И только если смотрела на солнце, видела только диск. С этого года она уже из Самушино никуда не отлучалась. А когда приходил, лицо и плечи, чтобы составить мнение о своём внуке. Последний раз я её видел в 1948 году она к этому времени уже и плохо слышала приходилось и очень громко ей отвечать. Она умерла в 1950 г. а её сын дядя Василий говорил, что нашёл ей мерики и утверждал, что она прожила 103 года. Верно, как она рассказывала, что помнит отмену крепостного права. И что они были маленькими девочками. И вязали щётки у помещика Дербенёва в селе Петровском. Отец рассказывал, что ему пришлось побывать в этом доме помещика после Революции, когда дом уже был покинут. Родственники со стороны матери люди очень приветливые и особенно её сестра тётя Дуня, которая во многом похоже на бабку и жива ещё и теперь. Но очень глуха разбирает только когда кричат ей на самое ухо. Эх, скажет, детки, посидела бы я с вами, да послушала о чём вы говорите, да вот, Бог обидел, совсем оглохла. Муж её дядя Михаил (пришёл во двор) был рослый, крупный мужчина рыживато-русый с деревянной ногой. Бывало придёт и скажет отцу: -«Ну, Николай Иванович давай посидим, погутарим». Сядет на порог у двери и начнёт крутить цигарку. Дядя Андрей цыганистый чёрный с небольшой черной курчавой бородкой и смоляными усами, он довольно рано похоронил свою супругу тётю Таню, небольшую сухощавую приветливую женщину, а года через два вновь женился и не мог нахвалиться своим сыном Федюшкой от второй жены. Дядя Василий довольно скандальный человек и вечно ссорился с тётей Еней. Любил очень сравнивать всё со старыми временами, а на праздниках петь песни. Его любимая песня «Раз полоску Маша жала, золоты стопы вязала во субботу». Когда он увидел меня с лейтенантскими погонами всё удивлялся: -«Ведь надо же, ведь это в царское время, ваше благородие». «И на это имели право только господа». В связи с редким посещением родство по материнской линии всё больше и больше хиряет и детей двоюродных сестёр и братьев, я почти никого не знаю. Со стороны отца родственников больше, так как ещё две ветви со стороны братье деда и всё более старое поколение проживали в основном в деревни Объедово.