Тёплое августовское солнце выкатывалось из-за больших деревьев. Перелетали бабочки с цветка на цветок, порхали птицы, серебрилась роса… Даже белка мелькнула в густой кроне, и острый глаз охотника её обязательно бы заметил, но не сейчас… Сегодня он не видел этих красот… Раздвигая хорошо смазанными сапогами густо обсыпанную серебряными росинками траву, он шёл к небольшому полустанку. Их эшелон остановился далеко от станции на запасных путях. Да и что ему, железному, пусть стоит… Раненых в вагонах не было, всех сдали в госпиталь неделю назад, загрузили боеприпасы, продукты, обмундирование… Из людей только начальник эшелона, охрана да его огневой взвод. Бодро мчали под Ригу, уже завтра были бы на месте, если бы не вчерашний день. Ох, вчерашний день, будь он неладен! Что теперь будет!
Ехали с ветерком, на платформе рядом с зениткой сидело несколько человек из его взвода, балагурили, мечтали о будущем, война-то к концу, сорок четвёртый год! Вдруг послышался глухой гул, все насторожились, из-за низкого облака чуть сбоку и впереди состава выплыл контур самолёта и стал разворачиваться навстречу эшелону. Солнце било в глаза! Самолёт больше угадывался по равномерному гулу, но явно заходил на бомбометание! У него на раздумье секунды! Он почти не видел самолёта, но несколько лет войны научили безошибочно угадывать свой-чужой… Или всё-таки не совсем? Конечно, заряжающий, наводчик – все сработали молниеносно. Но ведь команду-то отдал он, он за неё и отвечает! Раздался залп! Чёрный дым повалил, закрывая солнце, самолёт накренился, пролетел, снижаясь, слева от состава и рухнул в перелеске. Останавливаться не стали, станция была рядом. Прибыли, вместе с начальником поезда доложили обо всём. Начальник станции долго звонил кому-то, что-то объяснял… Их состав загнали на дальние запасные пути, велели ждать. Клубы дыма от упавшего самолёта были ещё видны из-за деревьев.
Он пошёл туда посмотреть, кого сбил, но наткнулся на оцепление из внутренних войск. Пришёл капитан НКВД, он доложил: «Старший лейтенант Родиков Григорий Тимофеевич, командир огневого взвода при эшелоне таком-то, сбил вот этого…» На место крушения его не пустили, приземистый капитан с красным от загара лицом и охрипшим голосом кричал на него: «Кого ты сбил? Ты видел, кого сбил?» С работниками НКВД он сталкивался не в первый раз. Они часто так делали: топали сапожищами, орали, махали руками, нагоняли страху, потом начинали разбираться. Выслушав его объяснения, капитан напустил тумана: в чём причина такого шума, не сказал, велел идти к эшелону, никуда не отлучаться, завтра со станции связаться со штабом. И вот теперь он идёт туда и почему-то совсем не торопится…
Вчера вечером собрались в теплушке помянуть тех, из сбитого самолёта… Таков обычай: здесь они ли нас, мы ли их, а там, наверху, всё души человеческие… Разлили по стопке, выпили молча, не чокаясь, закусили, ещё помолчали… Потом неторопливо пошёл разговор, и кто-то упомянул, что слышал на станции: непонятно, кого сбили… не своего ли? Из-за чего столько шума? Что-то не так с этим самолётом. От одной этой мысли ледяные мурашки побежали у Григория вниз по спине. Своего? Если так, то думать страшно, что за это может быть. Он вышел на воздух, нужно пройтись, обдумать ситуацию. Но вместо этого почему-то вдруг поплыли в памяти картинки детства. Вспомнилась огромная река Обь, на высоком берегу которой стояла родная деревня. С первых лет жизни он видел этот неохватный простор. А вокруг деревни – вековая тайга! Жили бедно, но никогда не голодали. Всегда выручали лес и река. У мужчин два занятия: охота да рыбалка. Рыбу солили, коптили, вялили… В погребах стояли бочки с солёными груздями и рыжиками, мочёная брусника… С хлебом бывали трудности, но и дед и отец били соболя, лису, ходили на медведя, а уж зайцев никто не считал. Пушнину везли в Томск, всего-то четверо суток по реке в один конец, оттуда привозили муку, соль, спички, ткани… Пароход летом приходил два раза в месяц, а зимой обозами возили рыбу, сколько это было дней до Томска, зависело от погоды, но ох как неблизко!
Как далеко это всё сейчас! Отец, мать, родное село, широкая Обь, пудовые щуки и стерлядь, огромные осетры! Бесконечная, родная тайга! Зелёное, если смотреть сверху, и сумрачное снизу море елей, пихт, вековых сосен! А там ягоды, грибы, заросли чёрной смородины! Любимый, знакомый с детства мир! Потом учился в школе, жил в интернате, затем техникум в Томске. И вот он топограф с дипломом! Специальность нужная в Сибири, где строились города, дороги, мосты, плотины! Затем он поступил в Кемеровское пехотное училище. В сорок первом их ускоренный выпуск сразу покатил на фронт, он стал зенитчиком. Под Москвой пожилой седой комендант отправил их эшелон в тупик со словами: умереть недолго, всегда успеете… В тот же день они узнали, что станция назначения уже занята немцами. Это спасло их всех, т.к. именно в эти сутки на московском направлении наступил перелом. Часто вспоминал он потом этого дядьку! Они, глупые юнцы, рвались на фронт, а он загнал их в отстойник и ждал двое суток: не спешите, сынки, успеете…
Он присел на тёплые ещё рельсы, оглянулся на свою теплушку, где отдыхал взвод. Сегодня он ещё командир, а что завтра? Вот уже больше трёх лет он отвечает за эшелоны, которые охраняет, и за своих людей. Ведь что такое огневой взвод? Три платформы с зенитками и пулемётами (в голове, посередине и в хвосте поезда), утеплённый вагон с нарами и буржуйкой, не шикарно, но от дождя, снега и ветра укрывает хорошо. Это не болотистые окопы Белоруссии, наполненные ледяной жижей. Так и прошли на колёсах три с лишним года его войны. Сначала Брянский фронт, теперь вот Прибалтийский… С фронта возили раненых под Тулу по госпиталям, а на фронт оружие, продукты; солдат на пустой желудок да без патронов много не навоюет! А сколько потеряли людей за эти годы! Сколько сбили самолётов!
Так думалось вчера, а сегодня лёгкие хромовые сапоги кажутся пудовыми. Так трудно дается каждый шаг к станции. Что за самолёт он сбил? С чего такая шумиха? Присел на камень, закурил… Вспомнил, как два года назад везли к Туле раненых, вышел вот так покурить на станции Узловая, на платформе стояла девушка с удивительными глазами! Ничего не запомнил он с того первого раза кроме глаз! Рост, цвет волос, фигура, всё пришло потом, как данность, а тогда взглянул и пропал! Навсегда пропал младший лейтенант Родиков Григорий, командир огневого взвода, из-за этого девичьего взгляда! Ей было 18, ему 26, шла страшная война, кругом голод и разруха! А у них случилась настоящая любовь, с первого взгляда и на всю жизнь! Потом полгода он только и жил между фронтом и своей Оленькой! Любовь, обострённая войной! Туда – боеприпасы, обратно – раненых, туда – обратно…В ноябре сорок второго они поженились, а в сорок третьем его отправили на Прибалтийский фронт. Она уже ждала ребёнка. Какие нежные письма он получал на фронте! Каким мужественным и терпеливым было её ожидание! Сына назвал Александром – победителем; может быть, немного и в память о деревне Александровской в такой далёкой Сибири!
Странная штука – судьба! Весной родился сын, а месяц назад умер от ран в госпитале старший брат Семён. Одна жизнь ушла, другая пришла… Вот они – война и мир в судьбах человеческих! А теперь он сидит на камне, курит, и гимнастёрка на спине мокрая от липкого страха. Нет! Он мужчина и солдат! Никогда не бегал он от опасности, чтобы за ней ни стояло. Он отдал этот приказ и отвечает за него! Григорий встал и быстро пошёл через рельсы. На пороге стоял
начальник станции и сочувственно смотрел на него. Вместе зашли в кабинет, взял трубку, соединили с начальником части, тот возбуждённо кричал на том конце провода: «Кто? Кто сбил самолёт? Кто сбил, я тебя спрашиваю?» Белыми губами, но ровным твёрдым голосом он выдохнул: «Я! Родиков Григорий! Самолёт сбил я!» И услышал в ответ всё тот же крик: «Молодец! Благодарность тебе от командования! К награде представим! Молодец, Григорий!»
На ватных ногах, со странной улыбкой, он вышел из здания вокзала. В глаза ударило августовское солнце! Как хорошо просто жить! В теплушке, на осеннем ветру, в лютый мороз на платформе с зениткой, недоедая и почти никогда недосыпая… Жить и знать, что растёт сын, ждёт жена, скоро будет ПОБЕДА! Он ещё не знал, что впереди Япония и Хабаровск, Александровское и Смоленск… Что родится после войны дочь Лидия, а её сын Аркадий восстановит автомобиль ГАЗ-67… И несколько поколений потомков в форме 1943 года будут каждый год выезжать на парад Победы! Он будет ходить со своими внуками Женей и Аркашей в смоленский музей войны и показывать им во дворе на выставке военной техники «свою» зенитку. Он проживёт со своей Олюшкой больше пятидесяти лет и доживёт почти до девяноста! Это будет нелёгкая трудовая жизнь! Но это будет жизнь!