Несколько лет назад, разбирая семейные архивы, я нашла в старых чемоданах большую кипу запыленных тетрадок и папок с пожелтевшими листами — бабушкины блокадные дневники. Всю ночь не гас свет в моей комнате, где раньше жила она. И всю ночь я рыдала навзрыд над записями почти еще девчонки, которая в том 41-м была всего на полгода старше меня читающей.

Тамара Владимировна Птицына, Томочка, волею случая оказавшись в Ленинграде на курсах повышения квалификации, попала в кольцо блокады. Молодая учительница освоила профессию медсестры, гасила снаряды, хоронила близких и всеми силами хотела выжить. И дождалась светлого мая…

Как это было - из дневников Тамары Птицыной.

Год 1941.

22 июня

Чудесный солнечный день. Как-то особенно хорошо себя чувствую. Проснулась рано, посмотрела на огненные кустики ноготков и бархатные головки анютиных глазок. Вот и тетя встает. Решили выкупаться в море. Море все покрыто белыми гребешками. Приветливо шумит ветерок, летают чайки. То и дело раздаются веселый смех и шутки купающихся. Я раздеваюсь, накидываю красный купальник и бегу к воде. До чего хороша жизнь!

Вдруг слышим голос соседки. Голос тревожный. Кажется даже, она плачет. Что это? Или я не так поняла? Но ведь я совершенно явственно слышала, как она сказала: "Александра Александровна! Германия объявила нам войну". В груди замерло дыхание. Бежим. Волнуемся…

Полдня провели у соседей перед репродуктором. Он больше молчал, зато ус­пела заработать "сарафанная почта": Длинные языки болтают о том, что надо запасать сахар и крупы, что все исчезнет, как в прошлые войны.

День прошел в каких-то не вполне осмысленных тре­вогах.

23 июня

Запасливые и "осторожные" люди захватывают все, что можно достать из продуктов, а беспокойные — налетают на газеты в киосках, читают вслух где попало новости. Дельные люди говорят об обороне. Уже отдан приказ о строительстве оборонительных сооружений. Все взволнованны, бледны, напуганы.

Вечер. Я пишу маме письмо за письмом, рву и обливаюсь слезами. Как я виновата перед ней, что уехала, не поверила чутью материнского сердца!

Ночью никому не спится. То и дело гудят в воздухе самолеты. Все небо в стороне Финского залива полыхает, как зарево.

24 июня

В магазинах очереди. Песок и крупа все-таки исчезли. Хлеб отпускают ограниченно, по норме. Всюду тревожные разговоры о запасах, шпионах, обороне. Как страшно! Но коренные ленинградцы ни в коем случае не хотят записываться на эвакуацию: "Здесь мы родились и здесь, если нельзя жить, умрем".

2 июля

Началось зачисление в армию добровольцев Ленин­града, которая стала называться Ленинградской Армией народного ополчения (ЛАНО).

3 июля

Завтра уезжаю на рытье окопов Петергофской трассы куда-то в незнакомые места. Сказала тете. Она беспокоится за меня, украдкой плачет: чувствует ответственность за меня.

21 июля

Меньше стало ходить трамваев, машин, троллейбусов, а вот военных машин много. Они ездят быстро.

Я живу, как в страшном сне, безумно тоскую о маме, слабею от каждого пикирующего самолета врага в небе над Петергофом, а девчата, и вообще многие ленинградцы ведут себя так, как будто ничего не случилось. Настрой у них деловой, буднично-повседневный.

28 июля

У одной девушки-лужанки недавно погиб отец. Она с ним не виделась с первого дня войны. Девушка не плакала. Она вся сжа­лась, стиснула зубы и как-то замерла надолго. Потом пошла к нашему командиру проситься на фронт.

25 августа

Почему-то нет бомбежки. Почему-то приостановлена эвакуация детей с матерями. Все говорят, что очень трудно уехать из Ленинграда. Через Невский прошло много танков. Они не наши. Называют их как, не знаю.

26 августа

Враги взяли Новгород. Что будет с Ленинградом? Могут изолировать от всех других городов нашей Родины.

27 октября 

Тетя Соня пошла в столовую за тарелкой жидкого супа. Вчера мы хорошо поговорили, т.к. было тихо. Гриша живет теперь здесь редко. Он работает в Союзе писателей. У них бригада по ликвидации пожаров. Он, как и все другие, тушит зажигательные бомбы.

Еда наша так скудна, что справляемся с ней в 5 минут. После горячего чая хочется спать, лежать, мечтать. Но тетя все время повторяет, что много лежать тоже нельзя: слабеют мышцы и воля. Движение — жизнь.

2 ноября

Несмотря на тяжесть положения, Ленинград готовится к празднику Октябрьской революции. Уже 21 годовщина. По карточкам населению дали студень, какао, соленые помидоры. Мы с тетей толчем в ступке дуранду.

7 ноября

Праздник. Но как он проходит! Все время воют сирены, объявляют о воздушной тревоге. Зенитки стреляют над самой крышей, гудят-гудят самолеты. По радио передают речь Сталина. Мы слушаем молча, но вот прервали передачу: выгоняют в бомбоубежище. Вернулись. Опять речь Сталина. Снова тревога. Теперь не уснем всю ночь, фашисты не дадут. Уж как им хочется сорвать нам этот праздник. Я думаю о маме. Как-то она?

11 ноября

Второй раз снижают хлебную норму: 150 гр. получают служащие.

20 ноября

Нет, эта жуткая темнота может просто с ума свести. Если я выживу, и война кончится, то наряду с воспоминаниями о бомбежке, обстрелах, минном огне на заливе, о голоде, я всегда буду помнить эту блокадную темь.

2 декабря

Раньше в школьные годы я не любила читать газеты, плохо разбиралась в политических событиях. Часто спорила с Кирой, которая всегда интересовалась политикой. Теперь в Ленинграде, кажется, нет людей вне политики.

4 декабря

В Ленинграде давно нет собак. Стали пропадать и кошки. Знаю, что многие голодные, ослабевшие люди их едят.

5 декабря

Чаще и чаще встречаешь людей, которые прислонились к стене дома и еле дышат. Это дистрофики. Они так отощали, что не могут даже есть и еле шевелят губами. Сегодня по дороге на курсы одну женщину я передала на носилки дружинникам.

8 декабря

Были с тетей в филармонии. Исполнялась 5 симфония Бетховена. Хорошо. Замечательно. Но что меня потрясло, так это увертюра Чайковского ”1912 год”. Как будто сегодня создана эта вещь. Все замерли от звуков оркестра.

9 декабря

Узнали, что нами взят Тихвин. Все  радуются, радуюсь и я, но в нем не бывала. Хорошо, что хоть что-то снова наше.

25 декабря

Снова прибавили норму хлеба.

31 декабря

Сегодня мы должны встретить Новый, 1942 год. Какова будет встреча? В 12 часов выходила из подъезда на улицу. Тьма сплошная. Ледяные гроты. Нева, покрытая снегом. Нет трамваев, не слышно голосов. Предновогодний вечер в осажденном городе, городе-крепости. Каков будет сам 1942 год? Что он нам принесет?

Год 1942.

3 января

Люди радуются каждой прибавке хлеба, как счастью, но все-таки поправить здоровье таким ослабевшим трудно. Многие от истощения уже не могут сесть. Цвет лица почти у всех желто-лимонный. Многие умирают не только от голода, но и от холеры. Кошек давно всех съели. Я так и не отважилась попробовать.

7 января

Мороз очень крепкий. Кругом снег. Он хрустит под ногами, как сахар, которого давно не видят наши дети.

Поражает меня мужество Ленинграда, то, что он ведет такую непонятную жизнь: света нет, воды нет, радио молчит, телефон только в особо важных служебных помещениях. Словно мертвое царство. А город Ленина не дает нам падать духом и опускаться.

10 января

Странно назвать жизнью то, что происходит: нет трамваев, нет радио, нет воды. Питание иллюзорное. Только хлеб. Правда, говорят, что другие города, вся страна готовят для Ленинграда продукты, но пока их нет. Люди мрут и мрут. Постоянно на детских саночках в простыне везут мертвого. Мороз огромный, часто 40 . Письма почти не поступают к нам.

21 января

День. Какой сегодня мороз! Мы сунули в буржуйку последние остатки “красного дерева”, мебели, которая мне когда-то так нравилась. Мама пишет, что в Костроме все заборы, погреба, сараи пошли на дрова, а мы живем в окружении громадных каменных домов. Хоть бы одна досочка!

Вечер. Нами взят Холм! Но это еще что! То ли будет! Мы оживем, мы выстоим: ведь снова прибавили хлеба. Служащие будут получать на 50 гр. больше, а рабочие — на целых 100 гр.

22 января

Для меня сегодня совершенно потрясающий день: мы досрочно окончили курсы медсестер. Сами не ожидали, что так рано. Правда, говорят, что это вынужденное мероприятие, что мы крайне нужны, хоть и шестимесячные “сестрички”, а это значит, что положение становится все серьезней и серьезней.

28 марта

День моего рождения. Уже 25 лет. Четверть века.  А что мною сделано? Три года проработала в школе литератором. Еще не почувствовала даже вкуса своей работы.

…Недавно с концертом самодеятельности к нам приходили школьники старших классов. Я спросила, как они учатся и где. Оказывается, в бомбоубежище. Только что писали сочинение “Кто русский  по сердцу, тот бодро и смело, и радостно гибнет за правое дело”. Какая чудесная тема!

22 июня

Если бы в этот день не было сегодня никаких особых событий, то запись все равно сделал бы каждый: год войны. Уже год. Целый год враги заставляли нас жить не так, как мы привыкли и хотели. Год ужасных страданий и гибели советских людей. Год стойкости и мужества. Сколько еще времени продлится эта война? Наверное, нескоро кончится.

1 сентября

Какой день! Второй раз во время войны начало учебного года по всей стране. Как я любила этот день! Как тщательно готовилась к урокам.

6 декабря

Как трудно сейчас живется ленинградцам. У каждого свое горе и свои трудности.

Год 1943-й.

18 января

Эту ночь не забудет ни один ленинградец, который был в своем городе. Блокада прорвана. Ленинград хотя и не освобожден, теперь получит связь с Большой землей.

Бегу к столбнячному больному, но раненые останавливают, подхватывают на руки, целуют и плачут: “Сестричка, родненькая. Счастье-то какое! А мы вот здесь пролежали самое важное время”,

В приемном покое идет передача “В последний час”. Затем до 3-х часов ночи всякие выступления. Все мне слушать некогда, но слышала поэтессу Берггольц и какого-то летчика. Последний говорил о том, как фашисты были уверены в том, что возьмут Ленинград и уже делали медали для солдат “За взятие Ленинграда”. Не слишком ли поторопились?

Все время слышатся песни, стихи, музыка, торжествующие радостные слова. Раненые, которые могут ходить, идут и идут по коридору, по лестнице, спускаются к нам в “покой” и обнимаются. Сегодня все так счастливы, всем так хочется делать что-то очень хорошее и трудные друг для друга дни всех ленинградцев, для всей Родины. А Гриша не дождался. Мамочка! Костромичи мои милые!»

Бабуля моя милая, спасибо тебе от всех нас!

Война! Это слово не позволяют нам забыть не кинофильмы и правительственные речи, а то, что эта война коснулась каждую семью в России. И до сих пор за каждым столом в этот день вспоминают своих — тех, кто сражался, кто погиб, кто выжил, кто верил, что его дети, внуки и правнуки и после него будут любить свою березово-васильковую землю…