Боевой путь

Попов Петр Григорьевич родился в Женхандинском наслеге Мегино-Кангаласского района Якутии (село Долон) в далеком 1903 году в семье безграмотных сельских тружеников. Их у родителей было два брата, младшего звали Иван. До войны отец был женат, они с первой женой имели одного ребенка – дочь по имени Прасковья, которой когда отец уходил на войну, было примерно 10 лет. В тяжелые годы войны первая супруга отца работала в колхозе и, как он узнал после войны, она умерла с голоду на втором или третьем году войны, а дочь после  смерти матери попала в Хаптагайский детский дом и через два года умерла там еще до возвращения отца с войны.

Отец (дедушка) с братом Иваном в июле 1941 года были призваны в армию, Иван до войны не был женат. Отца забрали на войну прямо с работы на сенокосных угодиях и он говорил, что тогда даже не успел попрощаться с женой и дочерью. Где-то в районе Забайкалья, точно не помним, но кажется Кяхта, вместе проходили первоначальное воинское обучение и ближе к зиме оба в составе разных воинских частей ушли на советско-германский фронт. Брат отца Иван сразу погиб в боях еще в 1941 году, предположительно на Калининском фронте или под Москвой, о чем отец узнал от односельчан только после войны по возвращении домой.   

         Про начало войны отец (дедушка) говорил, что с Забайкалья они на товарных вагонах с железными печками (буржуйка) доехали за несколько дней до фронта, их ночью выгрузили на открытой местности в районе Смоленского направления, как полагается построили, выдали каждому бойцу несколько пачек патронов, ручные гранаты и выдали на двоих солдат по одной винтовке, сразу дали команду рыть окопы и блиндажи. Отец (дедушка) всегда с благодарностью вспоминал одного своего однополчанина, образованного, по национальности он был русским, который воевал еще до отца, т.е. был уже опытным бойцом, обращался к отцу «Петро». Он сразу отцу (дедушке) посоветовал ни в коем случае не пить спиртное, даже перед атакой, и самое главное - поглубже рыть свою индивидуальную окопу с таким расчетом, чтобы в полный рост с запасом на высоту до голени его не было видно с противоположной стороны линии фронта. Только благодаря этому они оставались невредимыми не только от пуль, но и во время артиллерийских обстрелов со стороны врага, когда вся земля под ногами содрогалась от близких разрывов снарядов и их засыпало землей в глубине их окопы. Отец (дедушка) по его совету за все годы войны не употреблял спиртное, пил иногда только в лечебных целях как противопростудное средство, говорил, что выдаваемое командирами спиртное всегда менял с другими однополчанами на папиросы, поскольку тогда очень много курил. Он также рассказывал, что нашей военной техники на войне было очень мало, впервые танки близко от себя увидел только во время боев за Сталинград, а боевые  самолеты – во время боев на Курской дуге. В связи с этим я вспоминаю начало шестидесятых годов, тогда наша семья жила в гор. Якутске в районе Сайсар. Мы по телевизору в то время смотрели первые кинофильмы про войну, где всегда шумели, стреляли советские пушки, танки, самолеты. Отец тогда был уже полностью слепым, также много курил, видимо от постоянной неподвижности и безделья. Он спрашивал нас, чья это техника в кино проезжает, шумит, стреляет, мы как дети всегда отвечали, что это советские пушки, танки, самолеты, а он говорил, что это не соответствует действительности. Он рассказывал, что когда с роты его с напарником отправляли на санях или телегах на полковую или батальонную кухню за горячей пищей для солдат, то бывали случаи, когда  немецкие самолеты неоднократно заходили в атаку и бросали на них бомбы, стреляли с пушек и пулеметов, хотя хорошо видели, что они не везут снарядов и патронов, другое вооружение, а везут только горячую пищу в термосах. Отец это объяснял той причиной, что у наших войск или в их частях в то время не было других, более значимых целей для атаки в виде боевой техники.   

Помню, отец рассказывал про одно ранение, которое он получил точно не помню где: то ли в районе Сталинграда, то ли Курской дуги. Они все рядом друг с другом бежали в атаку на вражеские окопы, оттуда немцы вели очень плотный огонь с автоматов, винтовок и пулеметов и в этот момент отец почувствовал, что на что-то типа изгороди наткнулся, хотя ничего перед ним не было, сразу после этого с его груди фонтаном стала проливаться кровь через гимнастерку двумя струйками и он сразу потерял сознание. Очнулся он в госпитале, откуда после лечения через месяц или два он уже вернулся здоровым в свою часть. Отец в 1957 году, работая в своем колхозе «Революция», внезапно ослеп полностью. Одно ранение у него было в районе шеи сзади, хорошо помню неравномерно зашитый шрам и поэтому мне всегда казалось, что отец ослеп именно по причине этого ранения. Я подростком за тросточку водил отца по разным учреждениям, когда отец был вынужден их обходить по вопросам получения паспорта и прописки в городе, получения земельного участка для частного дома, когда он проходил медицинское освидетельствование для назначения инвалидности и пенсии, что инвалидность наступила по причинам, связанным с его нахождением на фронте практически с начала и до конца войны. И каждый раз, когда он проходил в этих целях рентген, врачи говорили, что у него в грудной клетке находятся два осколка, которых в госпитале врачи по какой-то причине не решились удалить.   

Отец (дедушка) был абсолютно безграмотным до конца своей жизни, не умел читать и писать, поэтому все годы войны он не писал домой и из дому не получал вестей. По причине своей безграмотности он не знал, в составе каких воинских частей и на каком именно фронте воевал, кто были командиры, но говорил, что в начале войны воевал в саперной части, потом с самого начала боев находился под Сталинградом, а после госпиталя начиная с Курской дуги и до конца войны воевал в качестве пулеметчика с ручным пулеметом, видимо, системы Дегтярева, поскольку говорил, что постоянно таскал при себе этот пулемет и дисковые магазины к нему в специальной сумке. В конце войны он в составе своей части в Восточной Пруссии принимал участие в упорных боях и штурмовал город-крепость Кенигсберг, где с однополчанами и праздновал победу.

Он за годы войны ни разу не встречал якутов. Рассказывал, что один раз солдаты с его взвода сказали, что в воинском подразделении рядом с ними встретили его земляка и отец на один день ходил к нему в гости. Это было ближе к концу войны, так как тогда он носил уже гимнастерку с погонами на плечах. Земляком оказался якутянин с Ленского или Олекминского района, русский, по якутски не знал ни слова, он был то ли старшина роты, то ли имел отношение к хозяйственной службе своей части и по этому когда отец уходил от него, в вещмешок положил много американских мясных консервов и других продуктов питания.

Как уже говорилось, отец (дедушка) закончил войну в Восточной Пруссии в гор. Кенигсберге и отправился с армии домой в первую демобилизацию, поскольку был призван в армию в первую мобилизацию в 1941 году, за время войны имел пять ранений, в том числе два тяжелых и одну тяжелую контузию. В связи с этим отец говорил, что их воинская часть после победы долго располагалась на территории какого-то немецкого завода по выпуску часов или со складами часов и поэтому воевавшие вместе с ним солдаты дали ему на дальнюю дорогу до дома полный вещмешок продуктов питания, в основном американскую тушенку, другие консервы  и, самое главное, на обе руки отца под гимнастеркой скрытно спрятали много, больше десяти штук наручных часов марки «Павел Бюре». Отец рассказывал, что после войны поезда ходили плохо, желающих ехать всегда было много, выданные в части проездные документы не всегда принимались железнодорожниками и его неоднократно не допускали на посадку в вагоны или без всяких причин снимали с поезда и в таких ситуациях он расплачивался за дальнейшую поездку этими часами. Он смог приехать к себе на родину только поздней осенью или зимой, когда уже стояли крепкие морозы, и говорил, что увидев его живым, односельчане очень удивились, поскольку многие, кто ушли на войну после него, были убиты на фронте. Только по возвращении домой он узнал, что его первая жена и дочь умерли в его отсутствие, родной брат погиб на фронте, очень тяжело переживал и по этому поводу думал, что если бы перед уходом на войну он смог бы зайти домой и как полагается попрощался бы с семьей, то может быть они остались бы живы. Но в 1941 году в стране была действительно тяжелая ситуация и другая действительность. Даже нам сегодня тяжело вспоминать это, поскольку к возвращению отца и дедушки домой с войны ему было уже за сорок лет, он четыре с лишним года находился безвылазно на полях сражений, по причине своей безграмотности ни разу не писал своим родным и не получал каких-либо весточек от них, и только по возвращении домой узнал, что на фронте погиб единственный родной брат, умерли жена и единственный ребенок. Для человека в его возрасте эти трагедии были очень тяжелыми.   

После войны наш отец и дедушка в 1947 году вторично женился на вдове другого фронтовика Слепцовой Аграфене Еремеевне с села Тумул Мегино-Кангаласского района, она к тому времени имела от первого мужа ребенка в возрасте 10 лет, и они после войны нарожали троих детей: в 1948 году дочь Татьяну, в 1950 году – сына Ивана (назвали в честь погибшего на фронте брата отца) и в 1957 году - младшую дочь Александру. Но по причине наступившей инвалидности отца и малообеспеченности семьи младшую дочь Александру в возрасте 3-х лет удочерила другая родственница матери Слепцова Анна Акимовна. В настоящее время все дети и внуки фронтовика Попова Петра Григорьевича живут и работают в гор. Якутске и районах республики, воспитаны на примере своего отца (дедушки) и матери (бабушки), многие имеют высшее образование, достойную работу, являются хорошими семьянинами и постоянно гордятся своим дедушкой-фронтовиком.