Ожидалось большое наступление. Отделение саперов сержанта Гаврила Попова поздней ночью вернулось с ответственного задания. За образцовое выполнение в особо опасных ситуациях боевого приказа минерам дали отдых. Ребята занимались, кто чем мог. Одни строчили письма на родину, другие чинили одежду, третьи чистили оружие, а Гавриил рисовал. Недавно друзья подарили ему набор трофейных масляных красок. Каждый свободный час он посвящал любимому делу - живописи. После тяжелых боев он рисовал отличившихся своих солдат, командиров. А в этот раз он задумал создать портрет командующего танковой армией П.С. Рыбалко, о котором ходили легенды среди солдат.
День стоял тихий, ясный. Только был слышен гул далекого боя. На фронте, если рядом не рвутся бомбы или снаряды, считается спокойно. Появился на большой высоте маленький самолет врага, который безнаказанно кружился над нашими позициями. Рядом зенитчиков не было.«Вот нахал!» - выругался кто-то. Посуровел и Попов. Он взял снайперскую винтовку и стал палить по фашистскому разведчику. Дружно расхохотались бойцы: «Вот дает! Ты хоть и хороший стрелок, не свалишь же самолет из винтовки. Это тебе не утка!» Но самолет после третьего выстрела задымился и, как легко раненая птица, пошел на снижение. Гитлеровский стервятник врезался в землю. Тут солдатам оставалось только восхищаться метким выстрелом Попова.
Сапер... Опасная военная специальность. Недаром говорят в народе: «Минер ошибается один раз». Так без единого промаха сержант Гаврил Иванович Попов три года шел по дорогам войны. Тяжелая доля досталась сыну тихого аласа, сельскому учителю из далекой Момы. Саперам положено быть всегда на передовой, а при отступлении последними покидать позиции. Командиры любили Попова за техническую грамотность, физическую силу, выносливость, точность. Потому ему поручали самые сложные операции. Свою воинскую смекалку он проявил в кровопролитных сражениях в районе легендарного Перемышля, на Курской дуге, во время киевских операций. Он со своими солдатами с тяжелым грузом взрывчатки, мин, несмотря на свой саженный рост, незамеченным пробирался в тыл врага, чтобы взорвать какой-нибудь его важный объект, заминировать нейтральную зону или очищать ее взрывоопасные участки. Особо ответственные задания приходилось выполнять в период подготовки наступления советских войск на Берлин. По данным разведки, предстояли труднейшие сражения на подступах к главному логову врага. Все города, поселки, каждый дом были превращены в оборонительные крепости.
Это было 26 апреля за Шпреей. С каждым часом сжималось кольцо окружения, приближался центр города. Но главный выход к нему был забаррикадирован толстыми стенами из железобетонных плит, за которыми были сосредоточены ударные силы противника. Командир танковой бригады перед отделением Г. Попова поставил задачу проложить взрывами проход для техники. Подход к стене простреливался из окон вторых и третьих этажей домов. Смельчаки без особых потерь подошли к цели. При осмотре оказалось, что оборонительное сооружение имело три метра высоты, 2,5 - толщины. Но был оставлен небольшой проем, заваленный сваренными монолит рельсами. Саперы рассчитали, чтобы освободить путь, нужно произвести три мощных взрыва. Под ураганным огнем противника был открыт проход для советских танков.
28 апреля, 1945 года при выполнении еще одного срочного задания у Бранденбургских ворот Гаврил Иванович получил тяжелую рану. Он вернулся в родную Якутию инвалидом второй группы. Мужество солдата опасной профессии было отмечено двумя орденами Красной Звезды, орденом Отечественной войны второй степени, 8 медалями.
Но бывалый солдат в мирное время также самоотверженно, как на фронте, около тридцати лет работал учителем.

Дважды отважный
Невыдуманные рассказы сапера Попова
А годы летят,
Наши годы, как птицы, летят.
И некогда нам
Оглянуться назад...
Но все же даже через "некогда" иногда оглядываемся назад. Прожитые годы — это не только потери, но и вынесенные опыт, знания, боль и радость. Прожи¬тые годы — это духовный багаж, который накапливается именно с годами. Каж¬дый прожитый год — это юбилеи, празднества, годовщины каких-то событий. Нынешний 2001 год вроде бы не вписывается в круглую дату, но если разобраться, то, оказывается, все же можно найти и круглую дату, и событие, которое сыграло для истории огромное значение. 60 лет с начала Великой Отечественной войны. Страшный юбилей. История человечества не знает такой разрушительной войны, и дай бог, чтоб не знала в будущем такой беды.

Четверть века назад я приехал в Якутск и поступил на работу на город¬ские курсы гражданской обороны мастером производственного обучения. Тогда начальником курсов работал Иван Николаевич Чириков. Старейший работник гражданской обороны, он и сегодня работает в системе МЧС. Мне тогда очень повезло, я попал под родительскую опеку трех фронтовиков. Степенный, бывший партийный работник Николай Алексеевич Уваров и легкий на подъем, очень подвижный Александр Георгиевич Жирков были опытными работниками гражданской обороны и всячески помогали мне освоиться на новом месте. А Гаврил Иванович Попов поступил на работу несколькими днями позже меня. С ним нас быстро связало умение рисовать и писать шрифтом. С первых дней работы мы начали оформлять учебные классы. Я часто просил рассказать про войну, и Гаврил Иванович охотно рассказывал о ней. От него я узнал войну ненаписанную, не приукрашенную художественным словом. Гаврил Иванович был командиром отделения саперов, настоящим чернорабочим войны. Ему приходилось не раз наводить мосты под жутким артобстрелом, под жесточайшей бомбежкой. Очищать минные поля, подрывать мосты, минировать дороги, строить блиндажи и даже брать "языка" стало привычным, ежедневным трудом, буднями войны. Гаврилу Ивановичу в прямом смысле пришлось "пропахать пол-Европы". От него исходила такая мощь, что мне поневоле приходило в голову сравнение с памятником "Воину-освободителю", стоящему в Трептов-парке. Помню воспоминания Егора Алексеевича Кардашевского, однокашника Гаврила Ивановича по учительскому техникуму. "Затеяли как-то соревнования по прыжкам. Довоенная молодежь по всем показателям была сильнее и прыгать умела, может, даже лучше вас (оценивающе посмотрел на меня). Значит, прыгаем "кылыы". Смотрю, стоит Ганя и смеется. На нем длинное демисезонное пальто, высокие яловые сапоги. Позвали попрыгать. Он, даже не сняв пальто, начал прыжки с места приземления, "против течения", перепрыгнул лидера метра на два, оглянулся, помахал рукой и пошел дальше. Мы так и остались с отвисшими челюстями. Я больше не встречал та¬кого прыгуна, не видел такого прыжка". Хотя с тех пор прошло четверть века, хорошо помню рассказы Гаврила Ивановича и сегодня хочу познакомить вас с воспоми¬наниями простого труженика войны.
"Однажды у меня пропали американские ботинки. Нашел у одного татарина. Огромный, похожий на бугая парень даже не скрывал, что взял их, видимо, хотел показать превосходство. Первым напал. Потом на коленях просил прощения. Больше никто никогда не хотел вступать в "силовой контакт", да и подружились, узнав друг друга поближе.
Что глубоко запало в душу, так это вши и грязь. Бывало, ночью просыпаемся от возни, криков. Объясняют: "Это его вши перешли в "наступление ", а мои держат оборону ", уберите его от меня, его вши не нравятся моим ". Смех смехом, но спать-то надо, разнимаем их. Однажды на Украине с лейтенантом на печи спим. Хозяйка дала нам дерюжное одеяло. Ночью просыпаюсь, все тело чешется. Фонариком свечу, вижу — одеяло сплошь покрыто вшами. Взял и забот¬ливо так накрыл лейтенанта. Лежу, улыбаюсь. Ничего, всю ночь проспал, даже ни разу не дрыгнув ногой. Как- то посмотрел под погоны, их там видимо-невидимо! Погоны прочь, живность уничтожается. Вот проклятущие, набиваются во все дыры, во все швы. Пуговицы полые. Как- то, опять же нечаянно, заглянул вовнутрь пуговицы — оттуда их задницы торчат. Отрываются пуговицы, вместо них прилаживаются палочки наподобие палаточной застежки. Вот так и ходила армия победителей - без погон, с палочками вместо пуговиц". Ироничная, грустная улыбка проскальзывает по лицу старого солдата.
"С Украины немец хорошо побежал. Саперам стало легче жить. А солдатки - молодайки очень красивые и благодарные нам, освободителям. Да и мы молодые. Останавливаемся на постой. Вечером, обласканная обильным мужским вниманием, таким дефицитным в те времена, хозяйка радостно накрывает на стол. Ночью не спит, вздыхает, ворочается, ждет кого бы приласкать. Но, наученные горьким опытом даже самые отъявленные донжуаны не решаются на подвиги - завтра марш, а после любовных утех ты не ходок. Утром сердитая хозяйка ворчит, гремит посудой, не может простить обманутых надежд.
В Германии немец побежал еще быстрее, оставляя без боя целые города, да так, что иногда даже трудно было за ним угнаться. В такие без боя оставленные города первыми входили саперы. Как-то зашел в огромный дом и там нос к носу столкнулся с двумя офицерами. Увидев меня, открыли стрельбу. Пришлось дать длинную очередь. По документам оказались штабистами с соседней дивизии. Тут же стояли чемоданы, набитые барахлом. Мародеры. Их тоже было достаточно, и с ними не очень-то церемонились.
Последний бой был в самом Берлине. Под городскую стену заложили фугас. Всю ночь трудились, зарыли огромное количество тола. Днем с получением приказа зажег бикфордов шнур. Подняв глаза наверх, успел увидеть немца на стене и как у него на руках запрыгал автомат, извергая огонь, и все — темнота".
Это потом станет известно, что ребята срезали того немца, подхватили раненого, успели отойти, и тогда уже рвануло! Образовалась огромная брешь в стене. В эту брешь лавиной хлынули танки Рыбалко. Ну, уж в Берлине они свое дело сделали.
А пока шли бои за Берлин, солдат Гаврил Попов, раненный в ногу, в живот и пах, метался в бреду. Когда очнулся, оперировавший его хирург был очень рад сообщить, что с ним случилось: - "Ну, Гаврил, ты родился в рубашке! Да еще в какой рубашке! Из твоей мошонки я вытащил 16 осколков! Чего только не было, и стекло, и пружинки, и шестеренки, а они, "миленькие", целехонькие! Ты, мужик, Гаврил, и у тебя будут дети!" - вот такую восторженную тираду услышал очнувшийся солдат. Случилось так, что когда стоял, нагнув¬шись над бикфордовым шнуром, планшетка сползла и оказалась впереди, а разрывные пули немца разворотили содержимое планшетки, несколько штук швейцарских часов, и все это хо¬зяйство оказалось "там".
"Долечивался в Молдавии. Недалеко от госпиталя был колхозный сад. На яблонях - девушки, что тебе синички, целый день щебечут. С одним сибиряком с ампутированной ногой на костылях до¬бирались до яблонь и, сидя под деревьями, любовались девичьими прелестями. А девушки не обижались, жалея убогих, с удовольствием выставляли себя, устраивали что-то вроде конкурса красоты. Весело было. От этого веселья выз-доравливал быстрей. Из госпиталя прямым ходом домой".
Отдохнув немного, он поступил в пединститут. Студентом был не слабым, как никак за плечами был довоенный педтехникум. Через полтора года закончил пединститут. Скоро женился. "Уникальное " ранение не оставило никаких последствий. У него родились три дочери и сын. Растут внуки.
Как-то открылись раны. Гаврил Иванович был вынужден лечь в боль¬ницу. Пока лечился, от нечего делать поступил в ЯГУ. Осенью сдал экстер¬ном все экзамены и когда выписывался из больницы, получил диплом об окончании университета.
Впервые я увидел его "при полном параде на Амге, во время ысыаха. В то время ветеранов войны было намного больше, чем сейчас. Но у Гаврила Ивановича "иконостас" был более впечатляющим. Недаром за ним ходила ватага восхищенных мальчишек. В то время двумя орденами "Красной звезды" вряд ли кого-нибудь можно было удивить. А вот две медали "За отвагу" — это что-то из ряда вон. Этой медалью высшей солдатской доблести награждали только один раз. Вот та¬ким был "дважды отважный " солдат Гаврил Попов, первым вступивший в Берлин и открывший дорогу танкам генерала Рыбалко.
Гаврил Иванович написал книгу о своем боевом пути. Рукопись бережно хранят его дети. Я хочу верить, что в скором времени книга эта увидит свет.