Солдат из Ванавары Боевое крещение – Мишка, что ты там копаешься. Тащи коробки побыстрее, – не отрываясь от пулеметного прицела, прохрипел в рыжие прокуренные усы Иван Савватеев. – Немец снова скоро попрет. Извиваясь змеей, скатился в окоп, таща за собой связанные веревкой несколько пулеметных коробок, Михаил Захряпин, молодой, еще не обстрелянный солдат из далекой Эвенкии. Бой под Белой Церковью, недалеко от Киева, для него первый, и поэтому страшно Михаилу как никогда, хотя вида он старается и не подавать. Да и как праздновать труса, когда рядом его земляки-ванаварцы. Наверное, на весь огромный 1-й Украинский фронт военная судьба сделала только ему одному такой подарок – свела в одном окопе трех односельчан: Ивана Савватеева, Василия Понамарева, да его, Михаила Захряпина. Вместе третьим набором, в конце 1942 года, их забирали из Ванавары. Вместе были в Красноярске, на пересыльном пункте. Вместе держались в Бийске, где их обучали на ускоренных курсах пулеметному делу. Старый майор-кадровик, узнав, что они из одного села, не разлучил их под Дарницей, куда прибыл из Сибири эшелон. Так они оказались в одном пулеметном расчете. Иван был командиром расчета, Василий – 2-м номером, а Михаил – подносчиком патронов. Перед окопами их роты рвануло несколько немецких снарядов. – Кончай перекур, – крикнул Иван, взявшись за ручки «Максима». – Давай за работу. Бой был жаркий. Не хотел пускать фашист наших солдат на шоссейную дорогу, по которой легко можно было с танками да пушками войти в город. Поэтому и вцепился в нее мертвой хваткой, держался за дорогу, не считаясь ни с какими потерями. – Михаил, патроны, – не отрываясь от прицела, прокричал Савватеев, ловким движением выщелкнув из патронника пустую ленту. Михаил схватил коробку, открыл крышку, выхватил ленту, чуть приподнялся, чтобы подать ее Ивану. И тут огромной силы удар в живот отбросил Михаила, прижал к стене окопа. Прижав руки к животу, от которого по всему телу стала разливаться боль, он медленно сел на дно. – Михаил, ты что, ранен, – над ним склонился Василий Понамарев. – Что с тобой, земеля? – Больно, – не слыша своего голоса, прохрипел Михаил, глядя на Василия враз ставшими бездонными от боли глазами. Василий подхватил под мышки отяжелевшее Мишкино тело, перевалил его за бруствер окопа, вылез сам. Ползком потащил раненого в перелесок, где размещался перевязочный пункт. От тряски и дикой боли Михаил потерял сознание… В госпитале В палату стремительной походкой вошел высокий, худой, уже в годах мужчина. На его седых волосах красиво сидит белая докторская шапочка, на плечах белоснежный хрустящий халат, из верхнего кармашка которого выглядывает черная трубка стетоскопа. Он склонился над Михаилом. – Ну, вот и чудесно, – чуть хрипловатым голосом проговорил он. – Пришел в себя. Значит, кризис миновал, теперь уже, молодой человек, выкарабкаешься обязательно. Это я тебе обещаю. Как себя чувствуешь? – Не знаю, – тихо проговорил Михаил. – Все болит. – Ничего, ничего, сынок. Самое страшное уже позади, терпи. Все у тебя будет хорошо. Лежи спокойно и ни о чем не думай. Но не думать Михаил не мог. Особенно когда наступали длинные, бесконечные вечера. Вспоминался тогда родной дом, милая сердцу Тунгуска, Ванавара – чистая, зеленая, длинными рядами рубленых домов привольно раскинувшаяся по высокому косогору реки. Иннокентий Захряпин с самого детства человеком был характера беспокойного. Не мог сидеть долго на одном месте. Тянули его места новые, неизвестные, необжитые. Был таким он в детстве, когда нередко убегал в лес, на реку из дома, что был в небольшой ангарской деревушке Мозговой, неподалеку от большого сибирского села Кежма. Таким остался и в зрелые годы, когда женился, и было у него уже семеро детей. Любил тайгу, реку. Мог днями и неделями пропадать в ней, ловя рыбу, или на охоте, гоняясь за зверем. Поэтому, не задумываясь, согласился он на предложение кежемского коопторга, который вербовал мужиков на заготовку рыбы на Тунгуску. Так, в 1933 году попали Захряпины в Ванавару. Хорошим мастером был Иннокентий Никитич. Уважали его ванаварцы за обстоятельность характера, за то, что любое начатое дело доводил до конца. Уважал его и Яков Брюханов, возглавлявший по первости ППО, а затем образовавшийся на его основе колхоз. Крепкое было тогда хозяйство. Оленей много. Появились первые колхозные коровы, огороды. Надо было строить дома для колхозников, хозяйственные постройки. И до сего времени сохранились в Ванаваре дома, поставленные умелой рукой Захряпина– старшего. А дети тем временем подрастали, выходили на самостоятельную дорогу. Семен, старший брат Михаила, по путевке Тунгусско-Чунского райкома комсомола работал в Стрелке-Чуне. Учил эвенков грамоте, писать и считать. Был, как тогда говорили, «ликвидатором», и дома почти не жил. Все время в тайге с оленеводами, охотниками. Михаилу по приезде в Ванавару исполнилось всего десять лет, но рос он парнем крепким, работящим. Не боялся один ходить в лес или на реку. Помогал родителям косить сено для имевшейся в хозяйстве коровы, заготавливать дрова для дома. Любил зимой ставить силки на зайцев, ловить в проруби ленивых сонных налимов. А еще были у него друзья. Эвенк Семен Широглазов, русские Сашка Брюханов, Павел Косолапов. На сельском стадионе, что располагался в центре села (на его месте потом построили двухэтажное здание райисполкома), играл он в лапту, городки с Иваном Савватеевым, Василием Понамаревым. Неразлучной была эта тройка, все время вместе. Росли, гуляли, начали работать. А когда пришла война, вместе ушли на фронт. И снова – в бой Фронтовые дороги тяжелые, разбитые, немереные. Пройдены Михаилом Захряпиным все больше пешим порядком. Не прервало их первое, хоть и очень тяжелое, ранение. Выстоял молодой организм, да и жажда жизни была великой. Выжил Михаил и снова на фронт. Но уже на 3-й Белорусский, где попал он в дивизионную разведку. И было здесь ничуть не легче, чем в пулеметном расчете. Все время передний край, как правило, в тылу у немцев, где их, разведчиков, поджидала смертельная опасность за каждым деревом, каждым кустом. Но хранило Михаила родительское благословение. Помогало умение сибиряка-охотника хорошо ориентироваться на местности, метко стрелять, ловко маскироваться там, где, кажется, и мыши-то спрятаться негде было. А походов во вражеский тыл, за «языками» было много. Фронт все время шел вперед и командованию дивизии, в которой служил Михаил, необходимо было знать планы немцев. Поэтому на передовую к ним разведчики ходили почти каждую ночь. …Группа разведчиков во главе с лейтенантом Кондрашовым свой передний край преодолела тихо, без шума и стрельбы, когда августовские сумерки густо легли на землю. Углубились в лес, находящийся во вражеском тылу. Здесь разведчики разделились на две группы. Одна, во главе с лейтенантом, ушла чуть в сторону от села Карамыши. Другая, которую возглавил Михаил Захряпин, должна была обследовать близлежащий хутор. Разведчики, схоронившись неподалеку от колодца, внимательно наблюдали за несколькими избами. Есть ли в них немцы или нет? Хутор безмолвствовал. Ни огонька, ни петушиного крика, ни собачьего лая. Вдруг скрипнула дверь. На пороге избы показалась женщина с ведром в руке. Она огляделась вокруг и пошла к колодцу. Когда взялась рукой за цепь, Михаил ее тихонько окликнул: – Эй, тетка, немцы на хуторе есть? Женщина испуганно ойкнула и чуть не выпустила из рук поднятое из колодца ведро с водой. – Есть, есть. Восемь человек. Вон в том сарае спят. Женщина показала рукой на сарай, что стоял чуть в стороне от хуторских домов. – Вчера приехали к нам. Машина ушла, а они остались. Связисты, наверное, потому что проводов несколько катушек больших с собой привезли. Тянуть куда-то собрались. Михаил с разведчиками, а это были Гриша Часовских с Украины, Николай Снимченко, белорус, и Иван Кравцов из Курска, держа автоматы наизготовку, осторожно пошли к сараю. Немцы спали крепко. Их вязали сонными, и когда они пришли в себя, было уже поздно. Видимо, пленные сообщили в штабе много интересного, потому что за этот рейд все разведчики были награждены медалями, а Михаил Захряпин получил орден Славы III степени, самую почетную солдатскую награду. Этот орден был его первой наградой, и он гордится им по сей день. А потом снова были вылазки на передовую, рейды в тыл врага. Бои в Восточной Пруссии, страшные, незабываемые по своей ожесточенности сражения за Кенигсберг, за что Михаил Захряпин, уже старший сержант, командир отделения разведчиков, получил орден Красной Звезды, несколько боевых медалей. Дома И снова было тяжелое ранение. А затем контузия. Но милостива была, все же, судьба к солдату из далекой Эвенкии. Гибли рядом его боевые товарищи. Гибли даже после Дня Победы. Отдельные группы фашистов в Пруссии сражались еще 13-15 мая победного 1945 года. Но выжил Михаил Иннокентьевич Захряпин и вернулся домой, оставив за плечами две войны, одну с фашистами на Западе, другую с Японцами на Востоке. А его друзья-земляки – ванаварцы Иван Савватеев, Василий Понамарев навеки остались молодыми, сложили свои головы на полях незабываемой народом великой войны. Дом у Захряпиных, Михаила Иннокентьевича и Лидии Георгиевны, по ванаварским меркам хороший, крепкий. Во всем здесь чувствуется хозяйская рука, порядок, все лежит и находится на своих местах. Несмотря на прошедшие годы, Михаил Иннокентьевич держится бодро, и 79 лет ему никак не дашь. – На жизнь свою мы с Лидией Георгиевной не обижаемся, – говорит он мне. – Как пришел с войны, сразу на работу. Грамотенки-то совсем мало у меня было, поэтому трудился все больше физически. Плотничал, как отец, охотником-любителем долгие годы был. А вначале-то, как приехал с фронта, еще даже илимки с грузами таскал. Впрягаемся в лямки по пять-шесть мужиков и тащим ее, родимую, с Байкита до Ванавары. Чистые бурлаки, – Михаил Иннокентьевич весело заулыбался. – Сорок лет отработал в рыбкоопе на разных работах. Столько же там отбыла и Лида, хотя начинала свою трудовую деятельность учительницей в Стрелке, где я с ней познакомился. Там и поженились. 54 года уже вместе. За эти годы много хорошего и плохого было. Но плохое забылось. А доброе в памяти осталось. Большую жизнь прожил Михаил Иннокентьевич Захряпин и ни за один ее день ему не стыдно ни перед людьми, ни перед детьми, внуками и правнуками. Старался жить честно и все время был в работе. В Ванаваре дом Захряпиных открыт для всех людей, и они его стороной не обходят. А это о многом говорит

Мы помним уроки войны Самое страшное – это война. Самое невозможное – это война. Самое немыслимое – это война. Война кажется страшной даже сейчас, с расстояния в шестьдесят лет. Что же пережили те, чья жизнь прошла сквозь неё? Шла Великая Отечественная война. Наши деды защищали родную землю, свои города и деревни, чтобы по утрам ничто не мешало восхищаться рассветами и чтобы дети не боялись идти по утренней росе. Победа принесла им радость, удовлетворение и спокойствие… Когда началась война, моему дедушке было пятнадцать лет. Поэтому он хорошо запомнил атмосферу того времени. Их семья провожала на фронт сразу трёх братьев: Ивана, Александра и Василия Пономарёвых. Плакали дети, плакала мать и плакала вся родня. А они говорили: «Я вернусь…» Но это была неправда, жестокая, беспощадная неправда, ведь двум братовьям уже никогда не суждено было вернуться в родной дом… Иван Пономарёв дважды побывал в плену у немцев и дважды бежал. Он чудом остался жив. Александр Пономарёв погиб в боях, защищая Москву от фашистов. Василий Пономарёв геройски погиб под Киевом. Вася и до войны был очень активным и рискованным парнем среди сверстников. И на войне отличился, был командиром в разведке. В первом бою под Белой Церковью он спас жизнь своему другу, Михаилу Захряпину. Вот как Михаил вспоминает об этом на страницах газеты «Эвенкийская жизнь»: «Наверное, на весь 1-й Украинский фронт военная судьба сделала нам подарок – свела в одном окопе трёх односельчан: Василия Пономарёва, Ивана Саватеева и его, Михаила Захряпина. Вместе их забирали из Ванавары. Бой был жаркий, нельзя было пускать фашистов на шоссейную дорогу, по которой легко можно было с танками и пушками войти в город. Вцепились в дорогу мёртвой хваткой, не считаясь ни с какими потерями. И тут ранение в живот отбросило Михаила, прижало к стене окопа. Зажав руками рану, он медленно сел на дно. « Михаил, ты что, ранен?» – над ним склонился Василий Пономарёв. «Что с тобой, земеля?» Василий шустро перевязал Михаила своим медицинским пакетом, подхватил под мышки отяжелевшее Мишкино тело, перевалил его за бруствер окопа, вылез сам. Ползком, рискуя жизнью, тащил Василий друга в перелесок, где размещался перевязочный пункт. Михаил был уже без сознания. Василий вновь вернулся в бой… Михаил выжил, а Василий погиб! Мы помним уроки Великой Отечественной войны. В мире неспокойно, но как бы не хотелось больше ни с кем меряться силами на поле брани. Поэтому я очень хочу, чтобы у нас больше никогда не было никаких ветеранов войны, никаких – ни старых, ни молодых. Пусть будут только ветераны мирного труда! Пусть над всеми людьми будет только мирное небо! Кристина ЯКУШИНА, 12 лет Статья из газеты Эвенкийская жизнь