Старшина на вес золота.

 После войны папу направили учиться на курсы председателей колхоза. И, как однажды сказал дядя Ваня, «быть бы Трифону председателем колхоза…», если бы его не призвали в ряды Советской армии на Дальний Восток (о. Русский), в береговую артиллерию. Он прослужил почти 4 года, вплоть до 1954 года. Папина хозяйственная жилка была запримечена и там, в армии: он мог бы демобилизоваться и раньше, но тамошнее начальство не хотело отпускать хорошего работника. Папа дослуживал старшиной, ведающим хозяйственными делами на станции «Угольная» (восточный берег Угольного залива, поселок «Трудовое» Приморского края).

Папа иногда рассказывал армейские шутки-прибаутки. После тяжелого колхозного труда служба казалось ему забавой. После каторжных сельскохозяйственных работ с раннего утра и до поздней ночи папе казалось, что он попал в игру: солдаты бегали, прыгали, за партами сидели, вовремя ели и спать ложились. «Правда, сын прокурора повесился…» - добавил он как-то, к своему незатейливому рассказу…

Заведующий складом, председатель рабкоопа

До середины 50-х годов, в Верх-Убе было 5 колхозов: «Гигант пятилетки», «Красный пахарь», «10 лет Казахстана», «Стахановский», «имени Кирова» (Шигин хутор). В 1956 году все эти колхозы объединили в одно хозяйство под названием совхоз (советское хозяйство) «Ждановский». У колхозников, в связи с преобразованием их в «совхозники», появились определенные перспективы и социальная защита: все они стали государственными работниками, им начали платить заработную плату, по договору.

Верх–Уба к тому времени, как папе демобилизоваться из армии, была районным центром и переживала этап активного развития, сопровождавшегося экономическим ростом и повышением социального благосостояния сельского населения.

Папа после службы в армии работал заведующим складом в районной заготовительной конторе (райзаготконторе). Мама, Татаренко (фамилия при рождении) Валентина Васильевна, годом ранее, после окончания кооперативного техникума, была направлена «по распределению» в эту контору бухгалтером.

Папа обратил внимание на маму на сенокосе: она ловко управлялась с вилами на стогу сена. Получив её предварительное согласие на брак, он привел маму знакомить с матерью. Бабушка Дуня расстроилась: «Куды такая баская, в шляпе, да на каблуках? Как она корову–то доить будет?» Папа ее успокоил: «Матушка, если бы ты видела, как она с сеном управляется, так такие бы вопросы обидные и не задавала!».

Папа поехал на сватовство к родителям будущей невесты, основательно подготовившись: взял свои сберегательную и трудовую книжки. Доложился отцу своей будущей невесты, что к содержанию семьи готов: такую-то зарплату получает, столько–то денег скопил, леса заготовил - на новый дом хватит. Восьмого августа 1959 года сыграли свадьбу. В 1962 году папа с мамой построили новый дом.

***

Вскоре Верх–Убинский район ликвидировали. Закрылись все районные учреждения в селе, в том числе райзаготконтора. Вследствие чего папа и мама остались без работы почти на целый год. Это был нелегкий период в их жизни. Но они не унывали. Папа снова пошел в совхоз, формально завхозом, фактически секретарем парткома. Маме пришлось выйти на работу в детский дом. Помог случай: вскоре бухгалтер вышла на пенсию, освободилось место, и мама вновь продолжила работать по специальности, а папу избрали председателем рабкоопа[1] в 1960 году. Папа трудился в этой должности тринадцать лет, до 1973 года,

***

По призыву Коммунистической партии Советского Союза двадцать пять тысяч добровольцев (отсюда и название «двадцатипятитысячники») прошли специальное обучение и были направлены в села СССР для организации новых методов хозяйствования – социалистического соревнования, внедрения современной культуры агротехники.

В союзные республики, в том числе и в КазССР, приехали передовые люди всего Советского Союза, по комсомольско–молодежным путевкам: на освоение целинных и залежных земель, на строительство космодрома, предприятий, фабрик и заводов, школ и больниц, городов и поселков, сел и электростанций, разработку месторождений.

***

Восточно–Казахстанская область, еще до войны, бывшая сельскохозяйственным регионом к началу шестидесятых годов прошлого столетия превратилась в крупный индустриальный край. На территории Шемонаихинского района стали появляться предприятия цветной металлургии, которые впоследствии были объединены в трест «Химстрой».

В     военные     и     послевоенные     годы     велись     интенсивные     геологоразведочные поисковые    работы    полезных    ископаемых,    на    территории    Шемонаихинского    района, положившие начало его индустриализации. Видные учёные супруги С. Г. и Е. А. Анкиновичи, Н. В. Смирняков, М. И. Казанцев, В. Ф. Масленников были удостоены Сталинской     (Государственной)     премии     за     1948     год,     за     открытые     месторождения полиметаллических   руд   в   районе.   Эти   открытия   впоследствии послужили отправной точкой для развития всей промышленности нашего богатейшего края.

В 1953 году был осуществлён пуск первой очереди Иртышского химико-металлургического завода (ИХМЗ, посёлок Первомайский, Шемонаихинский район, Восточно–Казахстанская область), продукция которого применялась в электронной, стекольной, авиационной, космической промышленности и  экспортировалась в 18 стран мира.

Население поселка Первомайский, около 10 тысяч человек, состояло из работников ИХМЗ и членов их семей. Это были люди, приехавшие со всех уголков страны. Главные специалисты завода - химики, физики, математики и т.д. Обслуживающий и обеспечивающий повседневную жизнь поселка вспомогательный персонал формировался из местного населения.

Начальник продснаба

В 1973 году Полтаранин Т.А. был направлен начальником продснаба на ИХМЗ.

Производственные показатели продснаба до того, как назначили на его руководство папу, были отстающие по району: на протяжении нескольких лет предприятие не выполняло план товарооборота. В магазинах поселка полная антисанитария, в столовых - невкусная еда. В райком шли потоком жалобы от населения и рабочих поселка. Продснаб при ИХМЗ до прихода Полтаранина Т.А. представлял огромное запущенное хозяйство.

В начале своей деятельности, в качестве начальника продснаба, папа хватался за голову, не зная с чего начать: фонды были запланированы в минимальных объемах и были полностью выбраны. Торговать было решительно нечем. Но главный казус был даже не в производственных вопросах и просчетах, а люди, за многие годы бесхозяйственности привыкшие работать «спустя рукава». План продснаб выполнял реализацией дефицитного товара[2], который население посёлка моментально раскупало.

Трифон Аникеевич знал всех районных председателей колхозов и директоров совхозов не понаслышке - многие из них были его хорошими друзьями. Все они пришли к нему на помощь и заключили с продснабом ИХМЗ взаимовыгодные договоры на поставку сельхозпродукции «под реализацию». Они поверили папе, что он рассчитается с ними в срок и в полном объеме. Именно так это и произошло. С тех пор и на многие последующие годы эти договоры автоматически пролонгировались. Работал по ним продснаб без сбоев.

Много раз в своей жизни и от многих людей мне доводилось слышать: «Так это же Трифон Аникеевич сказал!» Всегда это звучало как закон, как аксиома, не требующая доказательств.

Каждую осень папа осуществлял заготовку и закладку овощей, фруктов в продснабовские склады, засолочные цеха. Зимой все это продавали. Слава о том, что в поселке Первомайском «все есть», стала потихоньку распространяться по области; в субботу–воскресенье к нам стали приезжать жители со всех окрестностей на «шоппинг». Городской люд тоже подтянулся.

У продснаба росла клиентская база - это хорошо во всех смыслах капитализма. Однако тогда был социализм – то есть плановое ведение хозяйства, и количество товара было ограничено плановыми показателями и товарными фондами. Потому руководство завода не на шутку испугалось новой субботне–воскресной тенденции, когда приезжими стал сметаться товар с полок первомайских магазинов.

В выходные были попытки дежурства около каждой поселковой торговой точки добровольной народной дружины, которая на общественных началах старалась не пропускать в магазины «приезжих чужаков». На поселковых сходах, заводских планерках от Полтаранина Т.А. требовали, чтобы он искусственно «оголял» прилавки, «придерживая» товар в выходные и праздничные дни, или чтобы вовсе закрывал магазины. Папа отбивался и стоял на том, что подобного рода деятельность, с его стороны, если это произойдет – вещь незаконная, а «приезжие» - это «наши советские люди»…

Со временем папа решил и эту проблему мирно, по–своему. Из месяца в месяц он увеличивал количество поставщиков и расширял географию закупа товаров народного потребления. И вот папа уже заключает договоры на республиканском, союзном уровнях. Он и его товароведы посещают ярмарки, которые организовывались тогда по всему Советскому Союзу - только не ленись, приезжай, закупай, продавай! К нам в поселок повезли фрукты из Ташкента, Алма–Аты, Фрунзе, вино из Грузии, Молдавии, текстиль – из Иваново и т.д.

Продснаб регулярно, начиная с первого года работы моего папы, был лучшим в Восточно–Казахстанской области. Ежегодно продснабу уполномоченные лица Правительства Казахстана вручали переходящее Красное знамя за победу в социалистическом соревновании.

Продснаб при ИХМЗ был удостоен ордена Трудового Красного Знамени - эта была специально учреждённая государственная награда для людей и предприятий за трудовые заслуги перед Советским государством и обществом в области производства, науки, культуры, и других сферах трудовой деятельности. Пока Трифон Аникеевич был начальником продснаба, это знамя от него никуда не переходило все пятнадцать лет.

***

При малейшей возможности папа старался везде брать меня с собой на работу, объявляя сослуживцам:

- Я с работником пришел!

Папины коллеги очень серьезно, как мне казалось, и почти одинаково реагировали на слова папы:

- Вот это хорошо, Трифон Аникеевич! Нам работники нужны!

…Я любила папу и люблю все, что было связано с ним.

«…Тропинкой памяти вернусь и робко папе улыбнусь,

Скажу все то, что не успела,     

Как раньше даже б не сумела…»

Иной диплом имеет, да дела не разумеет…

 Многие люди, по моим сегодняшним ощущениям, учатся, учатся, учатся... У некоторых дипломов уже столько, что хоть стены ими обклеивай, только работать они, привыкшие «сидеть за партой» на шее родителей, не большие охотники.

Мои родители имели среднее образование, полученное в кооперативном техникуме, начинали трудовой путь «с низов», набирались опыта постепенно и достигли высоких руководящих постов. Папа был находчивым и мудрым по жизни, обладал острым умом и прекрасным чувством юмора.

На фоне высшего образования и научных степеней заводчан, в среде которых мы оказались, диплом об окончании техникума моего папы проигрывал.  Однажды на Новогоднем заводском вечере папе достался фант с шуточным заданием: «прочитать стих или спеть песню на иностранном языке».

Папа не знал иностранного языка! Однако он к удивлению всех, не моргнув глазом, тут же выдал частушку на «чеченском» языке.

Потом он объяснил маме, что четверостишье, наизусть прочитанное им со сцены - это абракадабра, дразнилка деревенских мальчишек.

Позже дядя Миша Заболоцкий, друг детства папы, который, по его рекомендации, работал сторожем в «Домиках», рассказывал нам, что заводчане как-то его спросили, действительно ли Полтаранин знает чеченский язык. Дядя Миша тогда им ответил, что Трифон Аникеевич на любом языке может с любым человеком договориться…

Взялся за гуж, не говори, что не дюж

Наши родители, бабушки–дедушки воспитывали молодежь просто: они привлекали детей к труду, делали их главными своими помощниками и друзьями. Папа занят был на работе, не имел возможности играть, заниматься с нами, зато при каждом удобном случае старался «погрузить» меня и мою сестру в рабочий процесс, к которому прикасался.

Когда мне было пятнадцать лет, я обратилась с  просьбой к  папе,  чтобы он    позволил нашему классу заработать на поездку в Днепропетровск дополнительные деньги в продснабе. Папа сказал, что он может нам предложить только низкоквалифицированную работу. Было решено, что наш класс разгрузит вагон с бутылками минеральной воды.

Начали мы работу с удовольствием, но после нескольких часов энтузиазм улетучился. Некоторые родители пришли на помощь. Кое–как уложились в установленные нормативы стоянки вагона, без штрафов. Получили свои деньги и напутствие папы:

- Этот вагон у нас 4 грузчика разгружают за 4 часа. Вас здесь было 30 человек, не считая родителей. Вы еле – еле справились с работой за 6 часов. Помните этот тяжелый труд, учитесь хорошо, получайте хорошее образование, чтобы никогда не разгружать вагоны!

На следующий день у нас с папой состоялся серьёзный разговор:

- Другие родители пришли на помощь своим детям, а ты приехал тогда, когда мы все закончили!- упрекнула я отца.

 На что папа мне ответил, что он работать грузчиком не подряжался и припомнил старую добрую пословицу:

- Взялся за гуж - не говори, что не дюж.

«Как хрупок мир и жизнь хрупка…»

 В 1979 году в Восточно–Казахстанской области случилась засуха и не уродилась картошка. Папа поехал в Белоруссию на закупку этого стратегически важного продукта питания. Договоры он подписал. Однако с поставкой вышла задержка. Вагоны с картошкой пришли лишь в октябре. В Рудном Алтае заморозки к этому времени – обычное дело. Радостная весть о приходе партии вскоре сменилась страшным предположением: «Картошка перемерзла!» Мы с папой после того, как ему сообщили об этом по телефону, бегом побежали на прирельсовый склад, где шла разгрузка. Идём с ним по заснеженному полю, папа вдруг говорит:

- Оля, если картошка действительно перемерзла, меня посадят.

- За что?! - чуть не задохнулась я.

- Если есть факт порчи государственного имущества, сразу привлекут к уголовной ответственности. Пока разберутся, чья вина действительно, на это могут уйти годы. Людей, «с волчьим билетом» никто на работу уже не возьмет. Жизнь человеческая – вещь хрупкая, как лучина: пока горит, кажется, что гореть будет вечно, а если потухнет, то сама не разгорится, - ответил папа.

Картошка оказалась подмерзшей только на стыках вагонных дверей. Всё обошлось.

Над словами папы мне пришлось крепко поразмыслить спустя тридцать лет и на своем горьком опыте понять их смысл. Прочувствовать, как долго и как несправедливо работает судебная машина, как легко ломаются судьбы людей, как тяжело доказывать свою правоту. До меня дошла  суть  страшной  пословицы:  «Был  бы  человек,  а  статья  для  него  найдется».  Жизнь растолковала мне на практике понятие «волчий билет». Хорошо, что папа прохождение этой моей взрослой науки уже не застал.

Дело, как украшение жизни

Папе было немногим за пятьдесят лет, когда он поскользнулся на гололеде и сломал лодыжку. Какое–то время оказался прикованным к дому. Продолжительная болезнь и время, вынужденно проведенное вне работы, подтолкнули папу невольно задуматься о своем хобби, деле, которое стало бы украшением жизни и радостью для души. Его вдруг встревожила мысль:

- Чем я буду заниматься на пенсии? Поразмыслив, он нашел такое занятие – пчеловодство – то, чем когда-то занимался мой отец и дед!

Пасека появилась у нас следующим летом. Мы стали пчеловодами.

С той поры папин календарный год состоял из двух частей: подготовка к пчеловодному сезону и пасечная страда. В нашу жизнь мощно влилась медовая река, а мы стали «медовыми» насквозь. Пироги, баня, чай, леченье – с медом, пергой, прополисом, «маточкиным» молочком. Мы ласково именовались папой «пчелками», если радовали его. Если ленились, то он нас тут же перекрещивал в «трутней». Цветы для нас теперь стали делиться на «медоносы» и «пустышки». Поля с гречихой, подсолнечником и эспарцетом превратились в «медовые».

Приобретены были пасечные инструменты, одежда, книги. Изменены были и маршруты      наших       путешествий.      Все      природные      ложбинки  для      папы  стали рассматриваться с точки зрения удобства расположения на них пасеки. Летней страдой во время качки нас кусали пчелы десятками-сотнями. Стоишь, бывало, крутишь медогонку и подвываешь потихоньку себе под нос от боли от очередного укуса пчелы, чтобы папа не услышал…

 Когда папе исполнилось шестьдесят, он сразу же вышел на пенсию и стал заниматься пасекой. Отец не держался за должность и власть, как многие это делают.

Воспоминания Галины Петровны

 «Дядя Триша… Из всех братьев он один был практиком, реалистом. Он занимался торговлей всю жизнь. Выстроил дом, женился поздновато. Бабушка прожила с ним и с тетей Валей всю жизнь. За это мы все должны им всегда быть благодарны. Так как я все каникулы жила у бабушки, то значит и была как член семьи дяди Триши. И никогда ни он, ни тетя Валя не высказали недовольства, что я столько провожу у них времени. Они для меня были второй семьей. Не знаю, как к этому относилась мама. Всего скорее она была рада, что я накормлена, под присмотром.

Я ходила с дядей Тришей сватать тетю Валю (хотя еще не училась в школе), была на их свадьбе… Наши бабушки, родители воспитывали нас в атмосфере дружбы, уважения друг к другу. Были, конечно, разногласия, но любовь и чувство единой семьи всегда брало верх. Папа меня немножко ревновал к дяде Трише. А я побаивалась дядю Тришу, потому что он был строгий. Но именно он мне очень помогал долгие годы.

Он вез меня в больницу к маме, когда ей сделали операцию по поводу рака. Мама долго не приходила в себя, врачи сказали, чтобы привезли ребенка попрощаться. Дядя Триша вез меня, семилетнюю, думая, что везет сироту. Мы приехали, а мама жива. Она дает мне гостинцы, а дядя Триша ругает меня, что я забираю что-то у больной.

Дядя Триша очень помогал моей семье. Ну и отдельное им спасибо за бабушку, которая всю жизнь прожила с ними в тепле и уюте. Проводили её в последний путь, как дай Бог каждому. Старушки верхубинские так и говорили: «Если бы знать, что так проводят в последний путь, хоть завтра умирай».

Мой муж - Сергей Иванович Романовский о моем папе

 «…Я узнал Трифона Аникеевича, когда ему было уже 75 лет, в 2004 году. Пришел сватать Олю. Он долго и с удивлением рассматривал меня, потом объяснил, что я похож на  его   закадычного друга Архипова   Анатолия   Лукича. Мы общались с Трифоном Аникеевичем с первой минуты так, как будто давно знали друг друга. Мне было с ним легко найти общую тему – я тоже бывший работник советской торговли. Нашлись общие знакомые.

Когда мы вместе с ним ездили по поводу его, как оказалось, смертельной болезни, он открыл мне душу: многое рассказал из своей жизни. Меня удивляло то, что он совсем не говорил про свою страшную болезнь, ни слова, хотя понимал всю серьезность своего положения. Как будто мы просто на прогулку с ним поехали, а не к врачам. Его положили в онкологическое отделение, а через день там его уже все знали по имени–отчеству. Он умудрился со всеми и там перезнакомиться, с каждым поговорить, поддержать, поднять дух. Когда я только заходил в больничный коридор, медсестры тут же бежали, чтобы пригласить.

У него был рак челюсти, можно было есть что–то только очень мягкое. Да он и не ел толком ничего... В один из дней я спросил, придя к нему в больницу:

- Ну как ты, Трифон Аникеевич!

 А он мне в ответ:

- Да как мартышка: сижу, да бананы ем!

 Он и тут не переставал шутить.

***

Незадолго до смерти папа посадил вдоль ограды дома тыкву. Тыква принялась, заплела весь забор, получилась зеленая изгородь. А к концу июня тыква зацвела буйным цветом. Папа умер 30 июня. Когда папу схоронили, приехали домой…увидели, что на цветах той самой тыквы, сидит рой пчел. Только уже ловить этот рой было некому. Пчелиный рой посидел–посидел и улетел – это папа с нами попрощался...

[1] Рабочий кооператив – учреждение наиболее прогрессивной формы торговли на селе, в период СССР, основанная на средства паевых взносов членов
рабкоопа и предполагавшая участие пайщиков в распределении прибыли, согласно первоначальному вкладу.   Бытовал лозунг: «Долой спекулянтские
лавки, отделенье рабкоопа даешь!». Председателя рабкоопа   пайщики выбирали большинством голосом.

[2] Википедия:  Товарный дефицит в СССР — явление, присущее советской плановой экономике, постоянный недостаток отдельных товаров и услуг, которые покупатели не могли приобрести, несмотря на наличие денежных средств