Закрыть дорогу на замок

«Память отца
Не имеет конца...»

Весенний лес, дорога фронтовая,
И тишина, висящая зловеще
Лишь птичий свист, молчанье прерывая,
Сонатой жизни над землёй трепещет.
Листва ещё нежна и не богата,
Но в ней укрыться каждый воин смог.
Приказ был ясен каждому солдату:
Закрыть дорогу немцам на замок.

И в ожиданьи, как в оцепененьи,
Застыли все, сплочённые судьбою.
О чём им думалось в последние мгновенья,
О чём мечталось им, готовясь к бою.
Чщ-щ-щ, слышен шум. Сначала приглушённо,
Потом он комом снежным нарастал:
Неровным строем двигалась колонна.
«Вот гады немцы», - кто-то прошептал.

Фашисты шли, прикрыв себя «надёжно»,
Живым заслоном из детей и женщин.
Ну, как стрелять в своих? Как это можно?
Но есть приказ. Каким он стал зловещим.
«Ложитесь, бабы!» А потом сигналом:
«Огонь!» - по лесу эхом разнеслось.
Обстрел накрыл колонну плотным шквалом
И там тогда такое началось.

Смешался крик со свистом пуль и с плачем,
И после боя чуда не случится.
Такой ценой разгром врага оплачен,
Что и во сне кошмарном не приснится.
С земли сырой, усыпанной телами
Убитых немцев, женщин и детей,
Вставали те, кто в огненном бедламе,
Среди ранений выжил и смертей.

Один солдатик, выйдя из засады,
Поднял на руки бледного ребёнка,
Прикрыл плащом от утренней прохлады.
В него вцепилась детская ручонка.
Малец заплакал, тельце сотрясалось,
Но не навзрыд, а тихо и всерьёз.
Бойцу Ивану даже показалось,
Что не ребёнка, сгусток боли нёс.

Сыночка мать от пуль собой прикрыла,
И в смертный час его оберегая:
Дарила жизнь, покуда не остыла,
Своим теплом в объятьях согревая.
Иван держал дрожащего ребёнка,
Который стал отныне сиротой.
В тот миг себя он ощутил подонком,
Стрелявшим в женщин из колонны той.

Ведь он и сам был родом из приюта.
Отца и мать ну кем бы он восполнил?
И без семьи, домашнего уюта
Удел сирот он навсегда запомнил.
Молчал солдат, в глазах стояли слёзы,
А память, как бездонный амулет,
Вместила боль, бессилье и вопросы.
А было парню лишь семнадцать лет.

И сколько жил Иван на белом свете,
Тот день всплывал из памяти отравой.
Была жена, свой дом и были дети,
А по ночам шёл бой во сне кровавый.
Однажды, память водкой заглушая,
Поведал детям, не скрывая слёз:
«Весенний лес, дорога фронтовая...»
И тот рассказ навек в их память врос.

Отец, Иван Михайлович, в 1942 году участвовал в освобождении города Майкопа, где жила Мария Николаевна с двумя детьми (дочкой и сыном). Отец влюбился в Марию и все последующие годы войны думал о ней, писал ей письма, а после демобилизации приехал в Майкоп. В последствии Иван и Мария стали моими родителями.

Иван да Марья

Когда на фронт попал отец,
Он был совсем ещё юнец.
Война – не отдых на югах,
А горе, слёзы, боль и страх.
В 17 лет досталась роль,
Где горе, слёзы, страх и боль.

Но юность смерть не признаёт.
В ней жизнь кипит, фонтаном бьёт.
Увидел женщину боец,
Влюбился в маму мой отец.
Но на войне, как на войне:
Любовь – не вздохи при луне.

То бой, то отдых, то окоп,
Но в мыслях виделся Майкоп,
Уютный южный городок,
И на плечах её платок,
Марии взгляд, бровей излом
И двое деток за столом.

Она просила не писать:
«Я – старше, замужем, я – мать.
Мой муж, отец моих детей,
Пропал, и нет о нём вестей.
Но ведь придёт войне конец
И муж вернётся, наконец».

Но парень грезил и страдал
И всю войну с ней встречи ждал.
Покончив с лютою войной,
Приехал к Маше на постой.
Весь в орденах былой боец
Снимал квартиру, как жилец.

Проходит год, за ним второй.
Отцом становится герой.
Не устояла, не смогла.
Ивану сына родила.
Как прежде, дочки и сыны
Затмили ужасы войны.

А муж был жив. Ему сполна
Жизнь изувечила война.
То плен, то тюрем «ближний свет».
Его гнобили восемь лет.
Домой вернулся, но и здесь
Ждала нерадостная весть.

Став бывшим мужем, Михаил
Не бил жену. Её простил.
Ведь виновата не она,
А распроклятая война.
Уехал в Куйбышев к родне
И там женился на вдове.

Иван да Марья, год спустя,
Родили новое дитя.
В отца девчонка удалась.
Вот так на свет я родилась.
А если б не бывать войне,
То кто бы слышал обо мне.