14 июня 2019 года. Дед, я только что узнала, как и где ты погиб. До сих пор в нашей семье было известно только то, что ты пропал без вести. Вроде бы кто-то даже видел, что ты был ранен при переправе через реку. Предположили, что не смог выплыть... Каждую Могилу Неизвестному солдату мы считали твоей. Я очень долго искала тебя, дед, но поиск не давал результатов. То ли из-за ошибки при переводе фамилии, то ли эти документы рассекретили совсем недавно... Вот только сегодня... и, знаешь, сразу увидела твою карточку... Ты такой лопоухий, дед... Совсем юный... 36 лет. С табличкой на шее... Я увидела тебя после того, как закончила выбирать новую кожаную обивку для своего рабочего кресла и перед тем, как раскатать подоспевшее для пиццы тесто. Пицца — это такое итальянское блюдо, сытное, с сыром и колбасой. Его очень любит твой правнук, впрочем, все дети любят. И вот я готовлю пиццу и читаю, что ты умер от истощения, потому что тебя целый год кормили картофельными очистками и заставляли вкалывать на рудниках. Что спал ты в яме, прямо на земле... Её, эту яму, вырыли на 700 человек и даже не бросили никакой подстилки... Дед, какие же мы сволочи, дед!!! Для нас принципиально, какой из пяти оттенков шоколадного коснется нашей, извини, задницы. Твой правнук выбрал пиццу, отказавшись от предложенных в качестве альтернативы плюшек с корицей и хачапури по-аджарски. Мы зажрались! Главный труд для нас сегодня - выбор. Выбор цвета, блюда, сорта, слов, реакций на эти слова, поступков... Мы тратим время на этот выбор, мечемся в нерешительности... Мы выросли, употребляя слово "риск" с прилагательным "финансовый". А "смертельная" для нас, как правило, "обида"... Насколько же другой была твоя жизнь... Перед тобой ведь не стоял выбор: идти или не идти на ту войну... До сих пор война для меня была — бабушкины рассказы. Об оккупации, о том, как к ней постучался важный генерал и попросил вывести из окружения. Представляешь, дед, твоя жена помогала партизанам! Носила им в лес еду, одежду и "записочки" с донесениями. Немцы, которые жили в нашей деревне, говорили, что Москва взята, что стране "капут". Я представляю, какие слухи ходили у вас, в концлагере... Дед, но мы победили. Ты победил! После Победы наша семья переехала в город. Бабушка умерла в 72. А пока была жива, мы каждый год 9 мая ходили с ней на Парад. Бабушка надевала лучшее платье, красное, с коричневым отливом, и прикрепляла к груди все свои медали. Солнце светило, медали сверкали, платье отливало огнем. Я гордилась, что могу идти с ней за руку. А другие мальчишки и девчонки подбегали к нам и дарили цветы. О тебе бабушка рассказывала, что ты ушёл на фронт в первые же дни войны, не достроив дом. Маме было всего полтора годика, дяде Пете — семь лет. Ты ушёл вместе с братьями, Михаилом и Александром. Ты был старший. Назад вернулся только дядя Миша, средний, и он стал единственным дедом для нас, всех внуков... У них с тетей Ирой всегда были открыты двери. Дети разъехались, но приезжали в гости. Летом в дом набивалось столько народа, что и лежанка на печи, и сеновал были заняты. Дядя Миша ("дедом" я всегда называла только тебя) ощущал ответственность за то, что остался жив. Я посмотрела документы ещё и на Александра. Теперь знаю, что вас с ним взяли в плен в один и тот же день, 12 августа 1941 года. В Краснополье, на Украине. Вы вместе попали в один концлагерь. Шталаг 318. Это было на территории Германии, теперь это Польша. На месте твоей гибели мемориал. Я обязательно съезжу туда! Ты продержался в лагере целый год. А Александр — два года. Рассказывают, что рассчет рациона и работ там был таков, чтобы даже очень сильные мужики не продержались дольше полутора месяцев... Дед, я в детстве была очень активной пионеркой. Ездила в Германию с "Поездом Дружбы". После того, как мы победили, часть Германии стала социалистической. Между нашими странами наладились партнерские отношения. Так вот, я маршировала в Берлине, в Трептов-парке, по площади перед памятником советскому солдату-освободителю. С пионерским салютом шла ассистенткой под советским красным знаменем. Это было кульминацией нашей поездки. Общий сбор, встреча двух "Поездов Дружбы", нашего и немецкого, отправлявшегося в СССР. Я ощущала на себе тысячи взглядов, я думала в тот момент о тебе. Хотя и представляла твою смерть совсем не такой, какой она была на самом деле... Я тогда побывала и в Бухенвальде. В музее увидела толпу у какой-то витрины. Стала протискиваться сквозь спины и нос к носу столкнулась с высушенной человеческой головой. Землистый почти коричневый цвет лица, зашитые глазницы, торчком стоящие волосы. Жуть! Еще там была лампа с абажуром из человеческой кожи... Я ходила, рассматривала фотографии. Снимки в натуральную величину, во всю стену. Груды сложенных тел, истощенных до обезображивания, застывших в нелепой, крючковатой предсмертной позе... Всё это было очень страшно. Потом, в школе, я делала доклад по этой экскурсии. И очень волновалась, не забудет ли учительница принести пластинку с песней "Бухенвальдский набат". Мне хотелось, чтобы тревожная музыка усилила эмоции, чтобы все в классе прочувствовали тот ужас... Но, оказывается, я сама ощущала его совсем не так, как должна была... Я не знала, что подобное было прошлым моей семьи... Я учила немецкий в школе, потом в московском университете. Но никогда не думала что он пригодится, чтобы прочесть эту карточку... Будь проклята пресловутая немецкая пунктуальность! Они не считали тебя за человека, кормили картофельными очистками, держали в яме, но цинично и скрупулезно записывали все данные: где и какого числа тебя пленили, когда привезли в лагерь, рост, цвет волос, девичью фамилию матери, в каком отряде ты работал, то, что ты был здоров, но дважды попадал в лазарет с диагнозом "измождение"... В последний раз за день до смерти... 16 июля 2019 года. Дед, сегодня 77-ая годовщина памяти о тебе и первая, когда я смогу помянуть тебя именно в этот день. Через две недели мне исполнится пятьдесят. А тебе никогда не будет даже сорока. Но следующей весной, когда расцветут яблони, мы пойдем с тобой вместе на Парад Победы. По главной улице Москвы, до самой Красной площади. Я возьму эту твою карточку, где ты, лопоухий, с дерзким взглядом... и с табличкой на шее... А недавно я была в твоей деревне. В нашей деревне. Четыре месяца назад мы купили домик не очень далеко от нее. Знаешь, когда я была здесь пять лет назад, все было в запустении. От вашего с бабушкой дома не осталось и следа. Возле дома дяди Миши - крапива выше головы. Мне сказали, что никто сюда не ездит... А нынче, смотрю, трава выкошена... Сад до сих пор стоит. И даже сад твоего отца, моего прадеда, сохранился. И яблоки вкусные. Дед, я такого медового, янтарного белого налива больше никогда и нигде не ела... Узнала, что дом дяди Миши выкупил и приводит в порядок какой-то наш родственник. Сам живет в соседней деревне. Внучки дяди Миши тоже переехали сюда. Разрушенный храм - весь в строительных лесах... Дед, мы возвращаемся, дед! ........................ Всем, кто это прочтет... Пожалуйста, помяните моего деда. Его зовут Подстеженок Иван Никитович... 1906 года рождения. Он ушел на фронт в первые же дни войны и попал в плен уже через полтора месяца. Год работал на рудниках в концлагере вблизи Ламсдорфа. Он погиб ровно 77 лет назад... ............................ Поскольку получаю много вопросов, как и где я нашла карточку деда... Вот здесь: https://obd-memorial.ru/html/. Проблема в том, что там надо полностью вписывать фамилию. А у нас она имела несколько вариантов написания. Разнились окончания, даже в официальных документах, писалось-то все на слух. У родственников в паспортах и "Подстежонок", и "Подстяжонок", и "Подстижонок"... Даже у одного и того же человека разные документы могли быть с разными вариантами. А изначально фамилия вообще была "Подстеженков", просто в первом паспорте не правильно указали, а прадед читать не умел... Я перепробовала все варианты. Нашла выписку, что попал в плен, но без подробностей, без дат. И вот набрела на немецкий сайт со списком военнопленных: https://ru.stsg.de/cms/node/11118?suchwort=&beginn=%D0%9D%D0%B0%D1%87%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D1%8B%D0%B5+%D0%B1%D1%83%D0%BA%D0%B2%D1%8B+%D1%84%D0%B0%D0%BC%D0%B8%D0%BB%D0%B8%D0%B8 Там можно было набрать только начальные буквы фамилии. И я набрала, не доходя до "ж". Как же раньше не догадалась? "Ж" в немецком языке нет, его записали как "Подстешонок", потом так же перевели обратно на русский. И стоит точная дата смерти. Раз стоит, значит, должны быть документы... На том же "Мемориале" (https://obd-memorial.ru/html/) нашла другую страничку, уже на "Подстешонка", и там эта карточка (внизу)... Обратите внимание, если вдруг найдете, иногда выложено несколько документов, или документ с оборотной стороной, как в моем случае, - тогда надо еще стрелочками перелистывать... Удачи всем, кто все еще ищет!

"Когда началась война, отец ушел на фронт в первый же день, так и не достроив дом. Мать (моя бабушка - Н.Ш.) осталась одна. Мне - полтора года, брату - семь лет. А еще буквально через несколько дней немцы пришли в нашу деревню. х х х х х Мама рассказывала... Она занималась хозяйством. На скамье возле дома сидел Савельич. Савельич, старый человек, ходил к отцу "слушать газету". А тут пришел по привычке. Они вместе увидели, как от соседней деревни бежит мальчишка и кричит: - Немцы идут! Они уже в Булавкино. Сейчас будут здесь. Мать засуетилась, бросилась закрывать ставни на окнах. - Савельич, заходи в дом, закроемся на крючок. - Антоновна, это уже не поможет... Савельич служил в гражданскую, он знал, что такое война. Вначале появился шум, потом вдоль дороги поднялись столбы пыли. Потом стали различимы мотоциклы и машины. Остановились в центре деревни, "пофыркали", высадили несколько человек и поехали дальше. Те, кто остался, расставили часовых. Взвалив на плечо по автомату, с переводчиком пошли по хатам. Требовали "масло, яйко, сало". Говорили, что теперь будет немецкая власть. Все должны будут подчиняться назначенному старосте. "Москва капут!" Мать плакала, в Москве у нее тетя, дядя, сестры и брат... х х х х х Так как мы жили на окраине, к нам начали стучаться солдаты, попавшие в окружение. Просили еды и гражданской одежды, чтобы сойти за местных. Мама отдавала, что было съестного, еще отцовские рубахи, штаны. А также вилы и косы, мол, в поле они, на работу... Была уже осень. Поздно вечером постучали в окно. Выглянула. Двое в маскировочных комбинезонах. Не понятно, наши или нет. - В доме немцы есть? - сдвинул капюшон, под ним красная звездочка. - Нет! - а у самой сердце трепещет, ох, как своим обрадовалась. - Помогите! Был бой, нас осталось-то несколько человек, и вот уже почти неделю прячемся в лесу. Куда ни кинемся - натыкаемся на немцев. - Вам нужно на ту сторону реки. Дорога и мост усиленно охраняются. Патрульные через каждые несколько метров. Подождите... Разложила на столе платок, на скорую руку собрала кое-что из продуктов. Выскочила легко одевшись, с ведром, будто бы за водой: - Попробую провести через соседнюю деревню и брод. Успеть бы до утра! А где солдаты? - Да они все здесь, в вашем огороде, лежат между грядок. Ползли меж кустов, по канаве, которую проделали ручьи, спускаясь к реке. Камни, сучки да высохшие стебли исцарапали ноги в кровь. Немецкий патруль на границе оккупированной территории ходил от поста к посту. Сойдутся в одном месте, разворачиваются и идут в обратную сторону. Нужно было по одному успеть бесшумно пробраться по ложбине, пока оба дозорных повернуты друг к другу спиной. Перед этим последним рубежом и расстались. А прежде старший в группе достал из планшета листок, попросил чуть-чуть подсветить, так, чтобы со стороны не было заметно, спросил у мамы фамилию, имя и что-то написал. - Если я останусь жив - вас найду, если погибну - отдайте эту записку в сельсовет, когда победим. Этим старшим оказался кремлевский генерал.. Мать получила потом (после оккупации, дошедшее с большим опозданием) от него письмо. Ей сообщили, что все солдаты удачно добрались до русских подразделений и воюют под Москвой, что, пусть она не волнуется, столицу ни за что не сдадут. Позже пришло еще послание от солдата: генерал погиб, похоронен с почестями... А записку мама сожгла, как только вернулась домой. Так и не прочитав, потому что читала лишь печатные буквы, а текст был написан мелким почерком. Показывать кому-либо, а тем более хранить в оккупированной деревне побоялась... После победы приехала делегация из города и маме вручили медаль "За боевые заслуги". Оказывается, приказ о награждении вышел еще во время войны..." - эти строчки из дневника моей мамы, свои записи она передала мне совсем недавно. Там много всего, не только про бабушку и войну. Моя бабушка (мамина мама) - Подстеженок Полина Антоновна, 1910-го года рождения, умерла в 1983-ем году. Мой дед - Подстеженок Иван Никитович, 1906-го года рождения, с войны не вернулся.

"Однажды к нам зашел Митрофан Матвеевич - первый председатель образованного после революции колхоза. К концу тридцатых у него уже плохо ходили ноги. Поэтому перед войной его освободили от председательства из уважения к возрасту и по состоянию здоровья. - Пришел к тебе, Полина Антоновна, с огромной просьбой, - начал он с порога. - Ты же знаешь, перемещаюсь плохо, а больше не знаю, кому доверить... Надо передать записку нашим людям в лесу. Отнеси, как стемнеет, на расчистки к дубу. Там будут ждать. Мама знала, раз Матвеевич пришел с просьбой, значит, записка нужная, - надо отнести. У дуба ее встретил совсем молоденький паренек. Ноябрь, а паренек в одной гимнастерке. Руки так околели, что даже "грамотку" выронил. - Сынок, ты же простудишься! Договорились, что на другой день в то же время она принесет к дубу что-нибудь из одежды. И хлопец, отдав записку, уже другую, для Матвеевича, скрылся в кустарнике. Собрала, что могла: отцовские фуфайку, шапку, варежки, носки... Передавая у дуба узел подметила: - Фуфайка тебе будет великовата, зато теплая. Парень был очень рад: - У нас все сгодится! Не мне, так другому. Многие ребята болеют, им теплая одежда нужнее. А я могу потерпеть. Днем не так холодно, вот по ночам совсем замерзаем... Нам бы одеяло... - Принесу. Через два дня. Ладно? Мать поняла, надо собрать как можно больше вещей. Поэтому с утра пошла по знакомым и как бы между прочим заводила разговор, мол, сын (8 лет) очень вытянулся за лето... Вот так, у кого валенки, у кого шубку... За ночь и в свободное время днем вязала без устали носки... Насобирала два больших узла, плюс обещанное одеяло. К дубу ходила два раза, все вместе унести не могла. Ну и, понятно, проторенная тропка... Стали ее отправлять с записками раз за разом, все чаще и чаще. И уже не Митрофана Матвеевича, а ее саму расспрашивали. Где кто из немцев расположился, где они хранят боеприпасы? Когда прибудет пополнение оккупантов? Продовольствия? Собираются ли угонять скот? Нельзя ли заполучить карту передвижения фашистских войск? Матвеевич приносил муку, мама пекла хлеб. Вскоре группу засевших в лесу солдат переформировали в партизанский отряд и поставили на государственное обеспечение. А когда погнали оккупантов назад, пришлось носить сведения уже из одного отряда в другой (из отряда А.П. Овчинникова в отряд П.А. Фадеева). Много раз натыкалась на фашистов. Приходилось прятаться и в речке, и в болоте. Однажды повстречала целую колонну мотоциклистов. Залезла по горло в воду, к счастью, не везде лед стоял. Голову спрятала за ствол дерева. И так случилось, что один мотоцикл сломался. Ждала, пока починят..," - это строчки из дневника моей мамы.