Воспоминания моей бабушки Плотниковой Галины Яковлевны о Великой Отечественной Войне

Мой рассказ о небольшом клочке земли Российской. Как рассказывали мои родители и что помню я сама. Еще до революции 1917 года в деревне было много людей, а земли было мало. Деревня была заселена так, что по крышам можно было пройти с одного конца деревни на другой.
В деревне жил Новик, так по фамилии звали деда Елены Новиковой. Он ни каким начальником не был, но считал себя хозяином деревни, звали его Иван. У него были еще два брата, но те были другого склада. Иван арендовал озеро, что бы ему одному ловить рыбу и других на озеро он не пускал.
В те времена было строго запрещено гнать самогон. Мой отец, будучи еще холостым и его двоюродный брат Дмитрий Никитич решили тайком выгнать самогон в своем сарае.
Новики выследили и Вера, мать Елены, привела урядника на место преступления. Самогонщикам дали большой штраф. Им пришлось продать по корове. У наших осталась только телка, а Дмитрий продал последнюю. Так началась не благоприятные отношения. Дмитрий был с малых лет сиротой по отцу и у него не было сил мстить, кроме как высмеивать, это он любил. А они мстили. Писали разные лживые доносы и добивались, что бы Дмитрия посадили в тюрьму уже в тридцатых годах. Но еще как-то разбирались и его не расстреляли.
Первый раз он отсидел в тюрьме три месяца, его оправдали на суде и он пришел домой. Его судили в другой раз, он отсидел год и месяц до суда. Суд опять его оправдал, но домой он пришел еле живой. Так в 1939 году он уехал в Сибирь. К нашим они тоже относились не совсем дружелюбно, но когда мы начали ходить в школу они свою дочь всегда пристраивали к нам. Так мы с Еленой вместе шесть лет сидели за одной партой.
В тридцатые годы проходила коллективизация. Которые люди жили богаче их раскулачивали и высылали. Было много родящего люда. Было плохо с продуктами и было много воров. Воровали в основном скот, т.к. больше воровать было нечего. Летом по ночам с хлевов воровали овец. С ворами был связан Тарас - он подводил воров. В деревне это все знали. Он в деревне ни с кем не ладил, все для него были враги. У них была большая семья, они все высматривали. Жена его Устинья была с придурью и все грозила, что воры собираются придти и к нам. Осенью в начале октября у нас украли кур.
Это было как предупреждение. Двор у нас не был огорожен, так как переходили на новое место жительства и не успели это сделать. Собачки у нас не было. Мама по возможности сторожила. Ночь была очень темная, но она заметила, что около двери хлева стоял человек, а потом к нему из-за угла вышел другой и в хлеве загорелся огонь. У нас была корова и много овец своих и деревенских приводили к нам на ночь. Она разбудила отца, сказала что воры пришли. Он спросонок крикнул “Ну!” Они, воры на время затаились, потом опять чирканули огонь.
Мама хотела, что бы не стреляли пока поведут из хлева скотину, а выстрелил бы по ворам, а отец побоялся, что овец позарежут и выстрелил в окно из дому. Воры убежали. Когда наши пошли в хлев проверить вся ли скотина жива, корова была встревожена и стояла в угол задом. Больше к нам не приходили. Неделю спустя пришли к матери Ефима Скуматова. Она была уже старая, жила одна. Её в доме подперли, а корову взять не смогли, она была бодливая. Корову увели у Ивана Терентьевича, деда Хмарова Дмитрия. На утро все мужчины деревни пошли искать корову. Отец мой не ходил. Следы вели в Белоруссию. В Краснополье пригласили с собой председателя с/совета. Воров нашли в густом лесу. Им подсказала женщина. У нее тоже в ту ночь пропала корова, она нашла воров, но у нее корова была красная, а кожу снимали с рябой. Так подойдя ближе, искатели из ружья убили вора, в тот момент когда делили мясо. Убитыми оказался парень 19 ти лет. После того воры ходить перестали.
В 1938 году началась война с Польшей, а с польского фронта на войну с Финами.
На войне с Финами погиб Алимов Трифон, отец Сергея Алимова и другие молодые парни. В то время хоть и запрещалось, но было много предсказаний. Ждали большую войну и предсказывали, что будет много крови. Так началась война.
Мирных жителей направляли копать противотанковые рвы. Сначала в Новохованск, потом в Уклеенку. Приказали угнать в тыл скот. По дороге шли машины с ранеными солдатами, а около дороги колоннами шли солдаты. Мирных гражданам они говорили, что идут на отдых. Мой отец попросил одного командира сказать правду и командир ему сказал - отступаем. Все были очень расстроены, плакали.
Налетали немецкие самолеты, бомбили. С нашей деревне скот колхозный угнали, а вечером пригнали стадо коров из западной Белоруссии, у них был сопровождающий солдат с винтовкой. Они загнали скот в скотники и у нас остановились, а утром по большаку уже пошли немецкие танки.
У Малаховских завязался бой, подбили наш танк. Солдат, сопровождающий скот, переоделся в гражданскую одежду и куда-то спрятал винтовку. Скот угнали назад. Через несколько дней женщины и дети ходили на большак смотреть немцев. У них пехота вся ехала на мотоциклах. Мы мотоциклы видели первый раз. Они останавливались около нас, улыбались и говорили “Ленинград - капут, Москва - капут”, мы только это и понимали. Еще спустя два или три дня немцы нагрянули в деревню. Стреляли кур, гусей, забирали поросят, маток не трогали, забирали сало, яйца, молоко.
Около Великих Лук наша армия попала в окружение и плен. С нашей местности многие там оказались. Попал в плен и первый муж Марии Хмаровой Антон. Родственники ходили искать своих и выкупали. Носили яйца, масло, сметану и им пленных отдавали. В Великие Лухи ходили пешком. Мария там нашла своего мужа, но у неё не было выкупа и ей его не отдали. Она с теткой пришла домой, собрали выкуп и отправились опять. А Антона в то время везли поездом в Полоцк. В Туричине на переезде он сбросил записку. Пока Мария пришла из Великих Лук и пошла в Полоцк - Антон умер. Там пленных умирало очень много, их в плену не кормили. Гнали их и пешим строем по большаку. Которые были сильнее, старались идти краем и при удобном случае прыгали в кусты. В основном прибегали к нам, им было удобнее, а потом шли за реку. Мама варила большие картошки, что бы было чем покормить. Женщины носили еду на большак. Которые пленные были слабые - падали, их пристеливали. По обе стороны большака было много могил. Убежавшие пленные старались переходить фронт. Некоторые женились, Некоторые шли в Белоруссию и организовывали партизанскую зону. Осенью 1941 года началось расслоение людей. Кто уходил в партизаны, кто к немцам в полицаи. Пошел брат на брата, отец на сына, сын на отца. Полицаи ездили по деревням, брали у мирных жителей все, что им было надо.
В 1942 году вражда нарастала.
В Туричине было много коммунистов. Некоторые из них были оставлены для подпольной работы. Одним из них ранее работавший в колхозе агроном, проживавший в деревне Рожково, пошел работать к немцам в полицию. Остальные испугавшись, что он предаст их немцам - ушли в лес. Ушел в лес Венька, брат мужа моей тетки. Муж моей тетки уйти не мог, так как она очень болела. Как только Банук ушел к немцам, партизаны расстреляли его родителей. Банук застрелил Власа, мужа моей тетки, когда тот сушил сено на поле и полицаи из дома забрали все, что было.
Венька успел семью увести в лес.
Банук расстреливал много людей, ему это было для потехи. После войны его долго искали и нашли. Жил он, точно не помню, в Киргизии или у Узбекистане, работал агрономом, зарекомендовал себя хорошим работником, жил под чужой фамилией, был женат. Ездил его опознавать Гаврилюк Борис Степанович, муж учительницы Зинаиды Васильевны. Суд присудил Бануку высшую меру. Газеты писали “собаке - собачья смерть” .
К осени 1942 года вражда увеличилась. Часто стали навещать немцы, полицаи, партизаны, а под маркой партизан и хулиганы с оружием. Их в основном Тарасова семья обеспечивала сведениями. Они все высматривали, что где прятали, а потом ночью ходили и забирали.
Так в одни день пришли к Новикам. Кое-что у них взяли и погрозили. Вера в ночь сходила в Туричино в немецкий гарнизон, ей выделили подводы и охрану, что бы забрать все из дому и переехать к немцам.
В деревне ночевали два партизана и утром рано шли под Литвиново в разведку и встретились с отрядом. Партизаны убегали, немцы и полицаи стрелали по ним и по деревне. Один партизан раненый добежал до леса, а второго раненого полицаи добивали прикладом и сняли с него всю одежду, оставши на нем была только одна нижняя рубаха. Вечером женщины его похоронили на поле. После войны его прах перенесли на брацкие могилы в Стайки. Так Новики и их родственники из деревни уехали в немецкий гарнизон.
Вражда усиливалась. К Тарасовым приезжали полицаи, что-то у низ взяли. Тарас с дочерью стали ходить в гарнизон, якобы выручать свои вещи. Дочь ходила по деревне, собирала подписи, что бы подтвердить, что у них забрали полицаи. Из деревенских никто ничего не видел и не расписались. Они сами расписались за всех и отправились в гарнизон. Немцы вранье не любили, их домой не отпустили, а на завтра приехали за остальными членами семьи и забрали скот и все то, что им понравилось. Оставили только Раису и Аркадия. Им было по 12 лет. Так две семьи враждовали - кто кого перехитрит. Никто не знает, где их расстреляли, кроме Новиков, а они никогда никому не рассказывали - в Туричине их не расстреливали.
Но Деревенским это было очень неприятно. Но больших сожалений ни у кого не было. Они враждовали долго и со всей деревней. Дома они бились не на жизни, а насмерть. Старшего сына выгнали из дому в 14 лет и его никто в деревне уже не знал, он приехал домой после войны, а потом уехал на Украину. Второму сыну отец пробил голову безменом, у старшей дочери в 19 лет были выбиты передние зубы. На деревенских на всех были сердиты. Деревенские говорили, что если б эта семья осталась, то в деревне вряд ли кто остался бы жить.
В деревне Кулики было много ребят призывного возраста. В 1942 году они ушли в партизаны. Дома знали куда они ушли, а посторонним знать было нельзя. Люди в Куликах были не дружные - могли выдать. В двух километрах, в Клястицах, стоял немецкий гарнизон. В нашей деревне у тех ребят были родственники - Акимовы и Алимовы. Они часто приходили в нашу деревню в разведку. В деревне жила Надежда Семёновна - мать Тамары Акимовны и Валентины. Они знали этих ребят-партизан. Надежда была родом из Кулиг. Она пошла в Кулигу и там рассказала, чьи ребята в партизанах и ходят в нашу деревню. Семья Надежды партизанам мешала, так как из-за её языка могли расстрелять из семьи.
Они пришли в деревню, забрали дочь Валентину и повели в лес, якобы на расстрел. В лесу её оставили и отошли в сторону, как ей показалось, совещаться, дали возможность убежать. Она прибежала к дому, крикнул своим, чтобы уходили. Партизаны вернулись и хату их подожгли. Так три семьи из деревни оказались в гарнизоне Туричино. Кулежане воровали между семьями, жаловались немцам, клеветали одни на других. Немцы тоже клеветников не любили, большинство жителей Кулиг арестовали, расстреляли и в одной яме закопали. Примирили. А партизаны продолжали ходить в нашу деревню. Наши деревни люди более сплотились, никто никого не выдавал, так настраивали и детей. Акимов Михаил, отец Петра, доставал кое-какие сведения для партизан, а его сын Михаил, ему было 13 лет, заставлял сведения зимой лыжах в условленное место под Уклеенку. из нашей деревни Иван, брат Пакусова Василия и Чигирин Андрей ушли партизаны. их семьи тоже переехали в Белоруссию.
В Дретуни жила моя тётушка Анастасия со своей семьёй. Муж её Иван ушёл в партизаны. В Дретуни стоял немецкий гарнизон. Семью он увёз в Стреплицу к сестре Александре. племянник его Адисей был в партизанах, ночью приходил к нам известить, где находится сестра отца. В конце 1942 года было приказано сдать паспорта на отметку в немецкую комендатуру в Туричино. а в январе 1943 года по партизанским зонам был направлен карательный отряд. Карателем было дано указание сжигать все деревни и убивать всех мирных жителей. И так по ту сторону железной дороги, между Витебском и Полоцком часть Невельского района очистили. Всех жителей из ближайших деревень согнали в сарай д. Хмелинец и расстреляли. Там погибли моей тётушки. Александра, у неё мужа не было, он воевал с немцами в 1914 году. Немцы тогда пускали удушающий газ, он попал в ту завесу, с войны пришел больной и не дожив до 50 лет умер. у неё был две дочери - Анна 19 лет, Татьяне 16 лет. Анастасия, её муж был в партизанах, старшему сыну её было 12 лет, звали его Сергей, и два младших мальчика. Их подводили к яме, по ним стреляли, они подали в яму убитые и раненые, позже говорили, что из ямы долго шли стоны. Там было расстреляно более 300 человек. Деревни там нет. Там стоит обелиск.
В деревне Быченки жил мой дядя Роман. Когда проходил карательный отряд мирных жителей гоняли на расчистку дорог от снега. Мой дядя там работал. к нему придирался весь день один полицай. фамилию я его не помню. Он дяде грозил и говорил, узнаешь что будет тебе вечером. дядя дома это рассказал. Вечером звони пришли и сказали "одевайся". Дядя одел армяк, взял мешок и буханку хлеба и его увели. больше о нём никто ничего не узнал. Женщины ходили по лесу искали. В лесу, на обочине дороги нашли армяк и мешок с хлебом. его не нашли. Возможно его тоже отвезли в Хмелинец. В Литвиново жила семья: Яков Парамонович, его жена и три девочки. Старшей Валентине было 16 лет. Яков тоже ходила на работу чистил дороги. Его с работы забрали и больше его никто никогда не видел.
Через несколько дней двоюродный брат Валю, ей было 16 лет. Еще через несколько дней её и ещё 7 человек, один мужик был из нашей деревни - Фёдор, их расстреляли в Туричине ни за что.
Каратели приближались.
Приказано людям, проживающим на местах, прийти в комендатуру за паспортами. Всем было приходить не обязательно. можно было из деревни прийти двоим забрать паспорта на всех. В деревне решили идти за паспортами моей маме и Якову, он был двоюродный брат Веры Новиковой. Они пошли и, рискуя своей жизнью, получили паспорта и на тех кто в этот момент Партизанский зоне в Белоруссии.
Перед приходом карателей жители из деревни Литвиново переехали в Брудово немецкий гарнизон, деревня была оставлена одна Татьяна, жена Якова, с двумя девочками. Головинский все уехали в Дудки, поближе гарнизону. В деревне был оставлен один дед Владимира Дмитрий. Наши деревенские сидели дома. Была зима, снег. Каратели шли цепью по полям и болотам, не знаю на каком расстоянии друг от друга, но не более чем метров на 100. Когда каратели очищали Россонский район им уже было приказано мирных жителей не убивать. Так наш люди вернулись домой с Партизанской зоны. Их вызвали на допрос в Туричино, но всех отпустили за исключением Пакусова Василия. ему тогда было 18 лет. Его арестовали. Под арестом его охранял Михаил, двоюродный брат Елены Новиковой, он был полицаем. Василий попросил, чтобы Мишка его выпустим, вместе росли и были ровесниками. Но увы, своя жизнь дороже. Василия отправили в концлагерь. Освобождали его американцы. Он вернулся домой и рассказал, что с ним было. После карательного отряда немцы организовали гарнизон в Стайках и Дудчино. В стайках сначала наслали одних полицаев. Партизаны гарнизон разгромили, нескольких полицаев убили. В Дудчине тоже разгромили гарнизон. Там был бой большую часть деревни сожгли. Больше в Дудчине гарнизона не было.
В Стаецкий гарнизон прислали немцев, они укрепились. На самом высоком дереве сделали наблюдательную вышку. Деревню обнесли колючей проволокой, наделали бункеров. Когда каратели приходили Россонский район партизаны не сопротивлялись. Силы были не равны. У партизан было мало оружия. Они уходили в тыл карателям, на пройденную территорию собирались не большими отрядами, приходили в нашу деревню и люди нашей деревни переводили их по ту сторону железной дороги. Мой отец до войны ходил на охоту, он знал такие места, где лес подходит близко к железной дороге с нашей стороны и с той. Мой отец перевел два отряда. Две ночи. В ночь по одному. Когда в последнюю ночь возвращался домой, встретил еще отряд, его шли проводить Илья и Алимов Сергей. Благодаря тому, что они встретили моего отца, они и их отряды остались живы. Они не знали местности и собирались идти по чистому болоту прямо к железной дороге. В деревне знали, кто переводил партизан, но никто не выдал.
В нашей деревне жила девушка Даша. Она ушла работать в стайки, работать на немецкую кухню. В деревне удивлялись, почему Даша ушла работать к немцам, и только через несколько времени узнали, что ее двоюродный брат Снотов, командовал партизанским отрядом и ему нужны были сведения о гарнизоне. Даша сведения добывала, а носила их в условленное место партизанам Кухаренко Екатерина.
После немцев из Стаецкого гарнизона убрали, их заменили Власовцы.
В 1942 году у деревенских было много посеяно озимой ржи. За зиму 1942-1943 годов в деревне не осталось ни одной лошади и ни одной коровы. Все было отнято. Забирали все немцы, партизаны, хулиганы. Весной 1943 года сеяли кто как мог. Складывались семьями, таскали плуг и сохи. Яровых на зерно сеяли мало. Не было сил. Сажали больше картофеля. Дожили до августа. Надо было убирать рожь. Новики приехали ближе из Туричино, переехали в стаецкий гарнизон. Им тоже надо было убирать рожь в Корсаках (Савино). Без охраны они сюда приехать не могли. Они закупили коменданта гарнизона и убедили, что рожь в Корсаках надо убрать всю и перевезти в Стайки, что бы Корсаковцы не кормили хлебом партизан. Что и сделали. Собрали всех женщин с окружающих деревень с серпами и все подводы, которые были. Рожь сжинали, грузили на подводы, всю подряд и увозили в Стайки.
Жителям деревни разрешалось жать и возить домой снопы до 9 часов утра и после шести вечером. Возить было не на чем, таскали на тележках, носили на плечах. Некоторые заносили снопы в кусты. По полю ездили верховые немцы-охранники. Партизаны из леса наблюдали, но стрелять не стали. Пожалели деревенских. Если бы убили одного немцы, то деревенских расстреляли бы всех. Так урожай отвезли в Стайки. Снопы по полю раскидали, они мокли и прорастали. Деревенским приказали идти молотить снопы. Они пошли тогда, когда начали грозить. Пошли, снопы поделили, поставили, на завтра пошли немного обмолотили, что молотилось, намолоченное сдавали в стайках в амбар, домой разрешили взять только по половины мешка. Немцы, конечно, его никуда не увозили, поели стаетчане вместе с Новиками. Так деревню обрекли на голодную смерть.
Вера когда проходила по деревне, это слышал мой отец, проклинала всю деревню, что бы ее разнесли на пыль и дым. Деревня, слава Богу, осталась, а их дом сгорел. После всего содеянного никто не думал, что они опять вернутся в эту деревню, к этим людям. Но мужчины из деревни почти все погибли на фронте и им ни стесняться, ни бояться было не кого.
Пришла пора убирать картофель. Картофель тогда хорошо родилась. Мы насыпали погреба дома и два погреба на погребках около леса. В задней хате погреб закопали на случай пожара. На поле один погреб закопали рядом с деревенскими, а другой отец решил замаскировать. Картошку возили на тележке. Картошки в погреба насыпали пудов по 60. Землю из погреба, который отец решил маскировать, он перенес в пустую яму, мостики сделал ровно с землей, погреб застелили мхом и на верх посадили верешку. Погреб не всегда можно было самим найти.
Но в тот момент, когда мы закрывали погреб к нам подбежала Раиса. Она постояла, посмотрела и убежала. Отец часто ходил проверять погреба. Один раз к нему из лесу вышел партизан и сказал, что вчера наши освободили Невель. Это было в октябре 1943 года. В конце октября Красная Армия, так тогда называли нашу армию, освободила нас. А в начале ноября отец ушел на фронт.
Когда нас освободили к нам из Россонского района наехало много беженцев и седьмого ноября нам кто-то из деревни сказал, что у нас украли погреб картошки. Кроме Раисы никто не знал, что это наш погреб и так как он было хорошо замаскирован, его без указки никто бы не нашел. Там было много других погребов. Сестра сходила посмотреть. Картошка была выгружена вся, только на верху было не много мерзлого картофеля. Нам говорили, что он вместе с беженцами ели картошку, хотя ее и не сажали.
С приходом наших войск начался разбор. Ловили и выдавали полицейских, которые не успели удрать. Один из них был из Черемухи Лаевский Василий. Он во время оккупации был ярым полицаем. Ловил партизан, сам лично убивал мирных жителей, которых подозревал в связи с партизанами. Он не успел удрать, его поймали. Зверства его подтверждали свидетели и его казнили тут же в Стайках.
Веру Новикову тоже водили как преступницу. Возили под конвоем в Туричино, Невель, Стайки. В нашем доме она ночевала под охраной. Что бы она не убежала, конвоиры выходили за ней ночью на улицу. Мама упрекнула ее, что они оставили деревню без хлеба. Из нашего дома ее возили в Белоруссию. Арестована она была за убитого партизана, но ее не расстреляли. Партизана и семью Тараса убили не ее руками.
После войны на них много писали разных доносов, грозили, ругали .Писали и на их племянника Михаила.
В нашу деревню приезжали дачники из Москвы и Ленинграда. Тарасовы их напрашивали, давали им кое-какие факты и они писали жалобы. Грамотных в деревне не было.
Не помню в каком году, но было это в начале пятидесятых. Я получила повестку явиться в кабинет государственной безопасности, в кабинет такой-то. Я зашла. В кабинете сидел не молодой человек в форме. Он пригласил меня сесть и начал спрашивать, знаю ли я где находится Скуматов Герасим. Я ему сказала, что этот человек погиб на фронте под Витебском. Он спросил меня почему я так уверенно говорю, я рассказала, что Герасим уходил вместе с мужиками из нашей деревне. Там погиб мой отец и еще несколько наших человек. А один, Скуматов Александр, вернулся с войны и рассказывал, что видел убитого Герасима, хотел одеть шубу его, поменять на свою, но шуба была в крови и он меняться не стал.
Пишущие донос видимо перепутали имена Михаила Герасимовича и Герасима, так как в полиции был Михаил.
Про Михаила в КГБ у меня ничего не спросили и я ничего не сказала. Почему вызвали меня и кто рекомендовал, я так и не узнала.
Дочери Аркадия все хотели узнать, кто повинен в смерти их дедов. Правду о своих дедах и виновных в смерти они никогда не узнают. В большинстве в своей гибели они были виноваты сами. Враждовали со всей деревней. Их дело продолжал и Аркадий до последнего вздоха.
А если бы им кто рассказал - они никогда не поверят. Отец им рисовал свою родню в ярких красках. Мать их была из хорошей семьи.