Воспоминания моего дедушки о войне.

Я, Петренко Владимир Кузьмич, родился 17 сентября 1924 г. в г. Владивостоке. Оттуда же в августе 1942 г. меня призвали на военную службу, привезли в 46 запасной артполк на станцию Завитая (в последствии г. Завитинск) Амурской области. Там мы приняли присягу, и нас стали учить военному делу, в частности, функциям артиллерийского разведчика. Где-то после ноябрьских праздников, через неделю-полторы, нас срочно погрузили в эшелон, поданный в расположение полка, и сутками, не останавливаясь, мы двигались на запад к г. Чебаркулю Челябинской области, где располагался Сталинградский учебный артцентр. 22 декабря 1942 г. началось формирование новой 52 артиллерийской бригады, состоящей из 476-го, 700-го и 741-го артполков. Бригада формировалась из молодежи 1923-1924 г. г. рождения, выходцев из Дальнего Востока, Сибири и частично Средней Азии. Снова началась учеба, марши.

К 7 января 1943 г. бригада полностью сформировалась, была получена матчасть – 122-миллиметровые гаубицы образца 1938 г.

12 января нас снова погрузили в эшелоны и направили не под Сталинград (там в это время все были в окружении), а под г. Тулу, на родину Л.Н.Толстого Ясную Поляну. Там были получены тягачи для гаубиц. Снова погрузились в эшелоны и отправились на Северо-Западный фронт, под г. Старая Русса. Вот здесь и произошел с нами первый, потрясающий душу и разум, фронтовой эпизод. Мы, молодые, необстрелянные мальчишки 18-19 лет, шли в первый раз на передовую. Зима, снег, огромный лес, освещаемый ракетами и трассирующими пулями противника. Шли, изредка переговариваясь и делясь первыми впечатлениями. Вдруг за поворотом дороги, при очередном освещении ракетой мы увидели впереди какую-то темную массу. Когда подошли поближе, увидели жуткую картину: одну или две разбитые повозки (разобрать невозможно) и несколько разорванных на куски лошадей и людей – все вперемешку. Очевидно, они везли боеприпасы на передовую, но прямое попадание снарядом или миной оборвало их жизни. Легко представить, какое впечатление на нас произвела эта жуткая картина. Впервые мы увидели войну в ее смертельном обличье. Лишь тогда мы по-настоящему осознали, куда мы идем и что с нами может случиться. Долго еще страшная картина стояла перед глазами. Потрясение, пережитое от этого жуткого зрелища, оставило след на всю жизнь.

15 февраля 1943 г. бригада в составе 16-й артдивизии вступила в состав 1-ой Ударной армии и стала участвовать в боях. 18 марта 1943 г. бригада была срочно снята с боевых порядков и по железной дороге прибыла на переформирование и пополнение в г. Ногинск Московской области.

24 мая 1943 г. наша бригада прибыла на Брянский фронт и в составе 16 артдивизии стала готовиться к наступлению на г. Орел. После освобождения г. Орла, 15 июля 1943 г., бригада по приказу Верховного Главнокомандующего была направлена в распоряжение командующего Степным фронтом т. Конева под г. Белгород. Здесь со мной произошёл исключительно неправдоподобный, на первый взгляд, фронтовой эпизод. Мы сидели на НП в траншее и наблюдали за противником, примерно в 2-3 метрах от нас находился на связи связист-телефонист Коля Семенов, длинный, нескладный сибиряк. Он проверял связь по телефону, как вдруг послышался резкий свист, визг, и на бруствер траншеи, прямо над головой Николая, упал 75-миллиметроваый вражеский снаряд. Он некоторое время крутился, шипел и, наконец, скатился прямо на голову Николая. Все замерли. Он, бледный, как полотно, глаза с блюдце, вместе с остальными в ужасе ожидал взрыва. Но снаряд почему-то не взорвался. По истечении некоторого времени ребята осторожно перенесли снаряд в пустой ровик и расстреляли. Ну, а Николай с огромной шишкой на голове на неделю потерял членораздельность речи.

В августе 1943 года под г. Полтава многие наши солдатики заболели куриной слепотой: после захода солнца у них напрочь пропадало зрение. Меня от этого Бог миловал, а вот моего помкомвзвода, старшего сержанта Толстоухова А.Н., куриная слепота одолела в страшной степени. В это же время командир отделения связи, младший сержант сибиряк Михалев подорвался на противопехотной мине, правда, сравнительно удачно – его только контузило, и он оглох. И так случилось, что именно их отправили в их тогдашнем состоянии на огневые позиции в штаб дивизиона. А там, как на грех, кроме начальника штаба и писаря никого не было. Дело шло к ночи, и начальник штаба, капитан Муха Иван Леонтьевич, за неимением лучшего варианта, решил рискнуть и поставил их охранять штаб. Толстоухов и Михалев сели рядом и приступили к выполнению поручения, стараясь в силу своих возможностей наблюдать за лесом, окружающим штаб. Толстоухов тщательно прислушивался и, если находил нужным, толкал в бок Михалева, указывая в ту сторону, куда тот, по его мнению, должен смотреть. Михалев же, абсолютно не слыша, но хорошо видя, старательно, как филин, вглядывался в указанное место и докладывал об увиденном. Так они и охраняли штаб всю ночь. Когда после они об этом нам рассказывали, мы смеялись до колик в животе.

Еще один неординарный эпизод случился со мной, когда мы подошли к Днепру южнее г. Кременчуг. Саперы наладили понтонную переправу. Первый дивизион оставили на левом берегу, 2-й дивизион отправили на правый, где был небольшой плацдарм. Командование полка решило забрать снаряды у батарей с левого берега и переправить их на тот плацдарм на правом берегу. Отобрали покрепче солдат и стали класть каждому из них по одному снаряду и все заряды в вещмешки (вес снаряда без заряда 23 кг), а по второму снаряду – каждому же на плечо. И пошли мы, солдатики, вперед по понтонной переправе на ту сторону. Ну, идем первое время без потерь. Только я ступил на тот берег, где-то недалеко произошел разрыв снаряда, и я сразу упал и потерял сознание. Прошло некоторое время, я пришел в себя, ощупал голову, которая страшно болела, и ощутил на затылке кровь. Ну, думаю, Вовка, все, отвоевался. Но через некоторое время почувствовал, что могу встать, что и сделал. Постоял – как будто все нормально. Оказывается, потерял я сознание и получил рану на затылке не от разорвавшегося снаряда а от снаряда, находящегося за моей спиной в вещмешке, и ударившего меня при моем падении всей своей 23-килограммовой массой.

После краткой переформировки, ремонта матчасти и отдыха в г. Умань нас в срочном порядке направили в Румынию под г. Яссы (Ясско-Кишиневская группировка) и рассредоточили в лесочках и рощах. Фронтовые саперные части по ночам готовили огневые позиции (окопы под орудия, хранилища для боеприпасов, блиндажи для огневых взводов) Это мы видели впервые за все время боевых действий. С рассветом все тщательно закрывали маскировочными сетками так, что разведка противника не могла нас засечь. Наблюдательные пункты рыли мы сами тоже ночью, а с рассветом так же маскировали.

Как-то ночью подвезли орудия и снаряды и все установили в окопах, к утру тщательно замаскировав. Затем протянули на НП связь, соединившись с пехотой, которую должны были потом поддерживать огнем, и вот 28 августа 1944 г. в 8оо утра в 18 километрах севернее Ясс началась артподготовка, неожиданная для противника. Поддерживаемые нашей бригадой стрелковые части, преодолев первую линию обороны немцев и румын, начали быстро продвигаться вперед, охватывая с севера г. Яссы. Затем огонь перенесли на 2-ю линию обороны и взломали ее. Сначала в плен шли румыны и немцы, затем румыны стали вести под ружьем в плен немцев. У румын забирали оружие и отправляли их домой, а немцев брали в плен. Были случаи попадания в плен сошедших с ума немецких солдат. Когда мы пошли вперед, перед нами открывалась страшная картина. Все было перемешано: железо, бетон, земля, трупы людей и лошадей, остатки техники. Это поработали наши огневые подразделения. Для врага все это произошло неожиданно и быстро.

В последних числах декабря 1944 г. нашу 52 гаубичную бригаду и, естественно, наш 741 гаубичный артполк направили на восточную охрану одного из красивейших городов Европы – столицу Венгрии г. Будапешт, разделенный Дунаем на Пешт, промышленный и культурный центр, и Буду, аристократический центр Венгрии. Немцы сильно укрепили город, превратив каждый его дом, квартал, улицу, промышленное предприятие в опорный пункт сопротивления с более, чем 100 тысячами солдат. Ультиматум о капитуляции, предъявленный нами противнику, был отвергнут, и нашим войскам пришлось идти на штурм. Зачастую наши взводы управлений батарей, дивизионов действовали как штурмовые группы, совместно с пехотинцами. Часто бывало, что мы находились в здании, а противник – в подвалах (бункерах) этого же дома, и наоборот. Было и так, что мы находились на 1-2 этажах, а фрицы – выше и т. д. Порой было вообще непонятно, где наши, а где немцы: стрельба и спереди, и сзади, и справа, и слева. И все-таки, несмотря на тяжесть боя, мы сбросили немцев в Дунай. Наши огневые расчеты несли очень большие потери в людях, так как в большом городе в уличных боях наши бойцы были очень уязвимы. Мы, управленцы, несли потери меньшие, но и у нас они, конечно, были. Однажды при производстве передислокации пошли мы вперед, к Дунаю. Перебежали улочки и улицы, подошли к большой площади, в конце которой – огромный костел со стеклянным куполом. Некоторое время мы стояли, выглядывали из-за домов, не решаясь идти через площадь. И тут вперед пошел наш командир взвода разведки старший лейтенант Валерий Нарышкин, красавец туляк, 1923 г. р. Прошел он метров 15-20, и тут вдруг с купола костела раздался выстрел, и у нас на глазах наш командир упал, но, к счастью, в небольшую воронку. Я рванулся вперед, но меня задержал наш командир дивизиона капитан Андреенков – мол, куда лезешь, мало одного, еще и другого шлепнут. Тогда я закричал: «Ребята, бей по куполу!» Все начали стрелять – и наши, и пехота, находящаяся рядом. Под этим прикрытием я и бросился вперед и спрыгнул в воронку. Вокруг взвизгнули пули противника, но не задели. Смотрю, мой командир еще в сознании, увидел меня и проговорил: «А, это ты, Володя?» И потерял сознание. Мы, солдаты, его очень любили, и я не выдержал и залился слезами. Он был ранен в голову: была повреждена черепная кость и частично оторвано ухо. Я быстро разорвал пакет и забинтовал ему голову. Кровь из раны хлестала так, что одного пакета не хватило. Стал бинтовать вторым и в то же время думать, как же его перетащить на нашу сторону. Только высунул шапку из воронки - посыпался град пуль, и одна из них в шапке. Вскоре к нам тем же способом перебрался телефонист Юсупов (казах). Опять стали думать о том, как же нам перетащить командира, ведь человек, убитый или сильно раненый, становится очень тяжелым. Я снова закричал ребятам: «Давайте еще по куполу!» Снова открылась стрельба из всех видов стрелкового оружия, и мы под этот шумок, бегом перетащили тяжело раненого командира в безопасное место. Вызвали с огневой машину и повезли его в нашу полковую санчасть. За эту операцию меня наградили орденом «Славы 3-й степени», а Юсупова – медалью «За отвагу».

Мы вернулись в Буду и приняли участие в добивании фрицов. Было взято много военной техники и несколько десятков тысяч пленных. За взятие Будапешта нашей бригаде было присвоено наименование «Будапештской».

Я, пройдя со своей славной артбригадой от Старой Руссы по всей Украине, Молдавии, Румынии, Трансильвании, Венгрии, Чехословакии, Австрии, не был ни разу ни ранен, ни контужен, участвовал во многих боевых действиях, повидал и испытал многое.

За боевые заслуги нашей бригаде было присвоено наименование «Будапештской», она была награждена орденами Красного Знамени, Богдана Хмельницкого, Александра Невского. Я лично награжден за освобождение Украины, медалью «За боевые заслуги», за разгром Ясско-Кишиневской группировки - орденом «Красная Звезда», за взятие Будапешта – орденом Славы 3-й степени. Кроме этого, награжден 14-ю благодарностями Верховного главнокомандующего т. Сталина.