Рассказывает С. Д. Луганский:

«Страшно смотреть, когда горит подбитая машина. Только что самолёт был ловок, увёртлив, он чертил в небе немыслимые кривые, нападая и уходя от врага, казалось, в нём клокочет неиссякаемая сила. Но вот шальная очередь, - и силы разом оставляют машину. Она снижает скорость, теряет управление и начинает клевать носом. Густой шлейф дыма тянется за ней следом. А пули, словно пригоршни града, стучат по фюзеляжу, по плоскостям, по бронеспинке. Враг остервенело добивает самолёт - подранок. И вот уж огонь врывается в кабину, будто он давно был наготове и только ждал сигнала, чтобы охватить самолёт, пилота своими цепкими кроваво - красными щупальцами.

Сейчас лётчику остается одно - рывком откинуть колпак, поймать ртом несущийся навстречу воздух, затем отстегнуть ремень, одним движением метнуться, перевалить через борт кабины и - падать, падать. Это право лётчика - покинуть горящую машину, по всем законам военным и просто человеческим.
Всё происходит быстро, чрезвычайно быстро. Закон земного притяжения уже целиком завладел самолётом, ещё мгновение, и он, объятый мощным пламенем, всё круче и неудержимее устремляется к земле.
Так, в пламени и дыму, пронёсся мимо меня самолёт Володи Пешкова, старого боевого друга, великолепного лётчика, Героя Советского Союза. Сколько я ни смотрел, лётчик не показался. Он не откинул фонарь и не перевалился через борт кабины. Видимо, Володя получил ранение. Он так и не выбросился на парашюте...
Мы вели тяжёлый неравный бой. На 2 наших звена навалилось 18 "Мессеров". Бой шёл под Батайском, над нашим же аэродромом, который мы только что оставили. Машина Володи сгорела на своей земле.
Володю Пешкова знали не только в нашем полку. Его любили и старшие начальники, и подчинённые. Боевой умелый лётчик, он пользовался всеобщим уважением и непререкаемым авторитетом..."