Боевой путь

ВОСПОМИНАНИЯ ИВАНА СЕМЁНОВИЧА ПЕРШИНА, НАПИСАННЫЕ ИМ В 1985 ГОДУ

ПУТИ-ДОРОГИ ПЕРВОЙ БАТАРЕИ АРТИЛЛЕРИЙСКОГО ДИВИЗИОНА 8-ОЙ

 МОТОСТРЕЛКОВОЙ БРИГАДЫ 9-ГО БОБУЙСКО-БЕРЛИНСКОГО КРАСНОЗНАМЁННОГО

ОРДЕНА СУВОРОВА II СТЕПЕНИ ОТДЕЛЬНОГО ТАНКОВОГО КОРПУСА

 

                      Посвящается внукам

 

На второй день войны получил повестку о мобилизации

Дворец культуры города Красный луч расположен в парке: молодые деревья с аккуратными кронами, трава не слишком высокая, но густая, у дорожек клумбы с цветами. Таблички «по траве не ходить» и чернильным карандашом добавлено «по газонам не валяться».  Парк молодой,  силу набирает.

Во дворце -  комиссия военкомата, а вокруг Дворца лежат, стоят, ходят те, кому надлежит сменить орало на меч. Приходят сюда по одному, уходят партиями. Партию из десяти человек ведёт офицер в дальний угол парка, приглашает садиться, сам садится.

- Придётся вам, ребятки, поработать под чужими именами. Вот ты, например, - жест в сторону чернявого паренька,  – сойдёшь за турка, а ты, – указующий жест в сторону белявого, - за поляка.

В течение часа он всех распределил и перекрестил из «порося в карася», и очень сожалел, что никого нельзя сделать негром.

- А если грим наложить вон на того, толстогубого, - говорит кандидат в турки.

- Нет, - не соглашается командир, - нос узковат.

- Нос можно расширить, забить по деревянному кляпу в каждую ноздрю или по горошине всунуть. Пока до Африки доедет, горох от соплей разбухнет и нос будет самый африканский, – шутит кандидат в скандинавы.

Из десяти отобрали троих, остальных направили в Сумское артиллерийское училище. До Сум добирались на перекладных. В Сумах никто из жителей не хотел сказать «где эта улица, где этот дом», то бишь,  училище - военная тайна.

Надели форму курсантов и с подъёма до отбоя учёба, учёба, учёба: запоминай, соображай, делай.  Высокой материи не давали -  учили тому, что пригодится в бою.

В сентябре курсантов вместе с преподавателями отправили на фронт – противник появился западнее города Белополье.

Задача – задержать, отбросить.

С первой задачей справились, но сами оказались «в мешке». Огрызаясь, отступали. Наш взвод курсантов Сумского артиллерийского училища стоит заставой на станции Ворожба Сумской области. Вооружены карабинами. На ночь выставляем секреты на кладбище. Наши части отступают. Части училища идут в сторону Белополья. О нас, кажется, забыли. Заняли ровики, ждём противника. По десятку патронов, карабины, кое у кого гранаты. Если пойдут танки, от нас останется мокрое место. Автоматчики на мотоциклах где-то шумят сзади нас.

Без приказа снимаемся с позиций – и вовремя – сапёры уже взрывают мост через топкую речушку. Еле успели перебежать через него.

За Белопольем догнали свою роту. Ротный командир другой, о нашем существовании не знает ничего. В колоннах поротно с большими интервалами движемся на восток. Сначала обоз наш состоял из повозок, затем пришлось их побросать – лошади не тянули  по разбитым осенним дорогам. Перешли на вьюки. Пушки с трудом, больше люди, а не лошади, везут на восток. Немец, буквально, сидит у нас на пятках. Обстреливаем лёгкими минами.

На одном из поворотов развернули пушку. Минут через двадцать показалась немецкая машина с миномётом и солдатами на борту. Первый выстрел завалил машину, второй развалил и зажёг.

Проходим город Обоянь. Дорога невообразимая – длинный-длинный спуск и крутой-крутой подъём, грязь, выбоины. Грязь лезет через голенища сапог. Задача – перетащить пушки через этот содом, именно «перетащить», так как перевезти невозможно.

С помощью «дубинушки» с задачей справились.

На каком-то полустанке сдаём личное оружие и пушки с пулемётами стрелковой дивизии. Личное оружие сдали без помех, а пушки не принимают  – у них нет под рукой артиллеристов. Пришлось оставить по два-три человека на орудие для сколачивания расчёта.

Погрузка в вагоны (сорок человек или восемь лошадей) и поехали в Ачинск доучиваться. В Свердловске освободились от «безбилетных пассажиров. После бани, как вновь народились. На остановках эшелона сходить было опасно – вся станционная территория была обильно покрыта людскими отходами.

Вот и Ачинск. Казармы с трёхъярусными нарами. Зима, жуткий холод – если поддеть носком сапога катых на дороге – летит со свистом.

С подъёма до отбоя занятия, занятия – натаскивают курсантов старательно. Не успел закрыть глаза, а закрываются они мгновенно, как уже звучит команда «подъём». Кажется, что и не спал. Зарядка, завтрак, и всё сначала: пушки, снаряды, заряды, баллистика, теория стрельбы, построение батареи и пр. и пр.

Единственная отрада – баня раз в десять дней.

Утром старшина проверяет на вшивость – стоим в строю с вывороченными нижними рубахами, старшина идёт вдоль строя. Вдруг останавливается и командует:

- Курсант Соловьёв, марш в баню! Остальным – вольно! Разойтись!

 Спрашиваем у Соловьёва, в чём дело? Отвечает:

- Старшина вошь нашёл.

- Э друг, не бросай ты её, родную. Дай-ка мне, завтра тоже пойду в баню, - находится смельчак.

Ещё двоим удалось пофилонить за счёт вши – последнему кроме бани достался и наряд вне очереди «что ж ты мне «меченую» подсовываешь». Старшина, есть старшина – провести его не просто.

Идём по городу в строю. Команда «воздух» - разбегаемся в ближайшие укрытия. После команды «отбой» замечаем рядом старичка с белой бородой.

- Ты зачем спрятался, дед? – спрашиваем.

- А вы зачем снег пузом греете? – смеётся дед.

Весна 1942 года – производство в офицеры.

Назначение – восьмая мотострелковая бригада артиллерийской дивизии, командир огневого взвода. Формирование под Москвой, в Кузьминках. В стороне от Кузьминок в трёх-четырёх километрах три-четыре больших барака – один из них для артиллерийского дивизиона. Пребывают солдаты, сержанты, офицеры. Большинство в гражданской одежде. Кто с пустом, как и мы, но есть и такие, кто несут с собой снедь домашнего изготовления. Двое принесли по мешку сухарей. Боже, как хочется есть – кормёжка налажена плохо, даже повара нет. Купить продукты негде, да и не на что – денежное довольствие в училище дали скудное.

В течение трёх дней из разношёрстной толпы образовалась военная часть, наладили питание, выдали оружие, привезли пушки и машины. Офицеров и солдат разбили по батареям, взводам. Появились командир дивизии, комиссар.

Первый вопрос комиссар задаёт нам, взводным командирам: «Знаете ли вы своих солдат? Что у них на душе?» За такой короткий срок не узнаем. Знаем только, что больше половины пушки видели только в кино. Знаем, что попотеть нам придётся крепко, пока сколотим расчёты у пушек.

Стараемся изучить каждого, на что он способен. Естественно, основное внимание уделяем военной подготовке, освоению стрельбы из пушек.

Победа под Москвой  развеяла миф о непобедимости немцев. Сказать по совести, у нас, курсантов, а потом офицеров никогда не было мысли, что противник непобедим. Для победы нужен был порядок и оружие. И первого и второго у нас сначала не хватало.

Прощаемся с Кузьминками, едем на фронт. Используем каждую остановку для пополнения знаний военного дела.

Остановились в лесу близ села Подкопаево. Командир Стрельцов (туляк), наводчик Зверев (сибиряк) быстро нашли общий язык, сдружились

 

ИЗ АРХИВА 9-ГО ОТДЕЛЬНОГО ТАНКОВОГО КОРПУСА

Танковый корпус сформирован весной 1942 года как резерв Ставки Верховного Главнокомандования.

Прикрывая Сухиничское и Козельское направления, корпус во встречном бою у деревни Алёшкино 19 августа 1942 года нанёс большие потери танкам и пехоте противника.

Танкисты корпуса уничтожили 2990 гитлеровцев.

 

Весной 1942 года в Кузьминках под Москвой формируется 8-ая мотострелковая бригада и с нею отдельный артиллерийский дивизион 76мм пушек (составная часть 9-го танкового корпуса). Мобилизованные труженики Рязанской, Московской, Горьковской, Тульской и других областей уроженцы отныне стали солдатами. Большинство солдат первой батареи видели пушки только в кино, но есть и артиллеристы:

- Костин – лет ему за сорок, бомбардир-наводчик. Так он отрекомендовался. Отличный наводчик. Впоследствии командир орудия;

- Чудин – командир орудия. Дослужился до командира взвода;

- Огрызко – командир орудия, форсистый, исполнительный;

- Стрельцов – командир орудия, боевой взбалмошный туляк;

- Зверев – наводчик, сибиряк;

- Катков – разведчик. В прошлом – проводник пассажирских вагонов.

Первые дни солдаты присматриваются друг к другу, каждый ищет товарища с которым можно перекинуться словом и завести дружбу. Разные характеры, разные наклонности, но военное ненастье обязывает к товариществу – расчёта у пушки, связистов у рации и телефонов. Особенно важна дружба разведчиков.

Усиленно идёт обучение военному делу.

Самое «шумное» занятие у пушкарей.

- Пушки к бою! – командует командир. Пушки приводят в боевое положение, но забывают снять чехол с надульного тормоза.

- Что же ты, …….. сам себя хочешь угробить! Снять чехол,  - вопит сержант

Солдаты взвода управления познают азы разведки, связи без шума, но и не без крепких словечек. Старший офицер на батарее командует «отбой». Десять-пятнадцать минут можно посидеть без команды, покурить, анекдот рассказать, если можешь, или послушать, что товарищ врёт.

Командир орудия Огрызко и на отдыхе не даёт покоя заряжающему:

- Я кажу, снаряд протирать надо. А ты суёшь его в ствол непротёртым»

- Так он же учебный, его сто раз протирали, - отвечает солдат.

- Сто первый раз протри, сто десятый. Такой порядок в артиллерии, и не баламуть, - сердится сержант

- Эх братцы, домой бы сейчас, щец похлебать, чайку попить. А какой у нас чай умеют заваривать – аромат на всю Волгу!, - стонет связист Абрамичев. Абрамичев – «философ», на все явления жизни у него своеобразные суждения, не сразу сообразишь, о чём говорит человек. При этом он – филон.

- Послушай, любитель чая, а дорогу к дому ты знаешь? – спрашивает Соломатин.

- Дорога к дому у нас с загогулиной, топать по ней ой, как долго, а дом – вот он, рядом, - вздыхает кто-то из радистов.

Командиры взводов, вчерашние курсанты артиллерийского училища, побывавшие в оборонительные боях 1941 года, познавшие горечь отступления, обучают расчёты артиллерийской премудрости, не жалея сил ни своих, ни солдат. Вступать в бой плохо подготовленным составом – смерти подобно – это хорошо усвоили и офицеры и солдаты.

Осенью 1941 года, случалось, ставили к пушкам солдат, не обученных артиллерийскому делу – результаты были плачевными.

Командир 1-ой батареи, старший лейтенант Шило и командир дивизиона, старший лейтенант Ковалёв – оба кадровые офицеры.

Комиссар дивизиона, москвич Дубов, бывший начальник отдела ЦСУ СССР, очень гордился тем, что участвовал в составлении первого пятилетнего плана. По национальности еврей, лицо его как бы просвечивает, без кровинки, лет под пятьдесят, фигура чисто штатская, не курит, в меру общителен. С комиссаром нам, кажется, повезло. Чувствуется, что он человечный человек, его присутствие не стесняет, с ним можно говорить на любую тему, хотя знакомы с ним без году неделя. Он всегда среди солдат, больше слушает, чем говорит. Поживём - увидим.

Формирование бригады закончено, личный состав считается обученным. Чему не доучились – обретём в боях и походах.

Погрузка в железнодорожные вагоны: на платформы – пушки, машины. Тронулись в объезд Москвы и на полустанке Калужской области выгрузились.

Ночь. Гул самолётов над головой, колонна остановилась, все выскочили из машин – и прочь от дороги. Боюсь, что солдаты слишком далеко убегут от машин и громко командую: «Лежать по кюветам!». Помогло. Кто ушёл далеко, пригибаясь, бежит к кювету и плюхается в него.

Самолёты прошли, знать, другая была у них цель. А может, наши – кто их ночью разберёт ( не научились ещё по звуку распознавать своих – в 1941 году слышали только чужие).

Едем по деревням, где только вчера были немцы. Остановились в селе, зашли в бывший сельсовет, в котором при немцах была какая-то управа. В комнатах полки и на них аккуратно расставлены папки. Интересно было посмотреть, что в них, но время ограничено.

Большинство солдат впервые идут в бой, «нюхавших пороха» совсем мало. Офицеры обстреляны в большей или меньшей степени. Утром командир батареи объявил – идём под Карманово.

Едем на машинах по полю, вспаханному снарядами и минами, политому кровью солдатской. Ещё не остыли стволы искалеченных пушек, из траншей торчат винтовки и автоматы. Поле боя. В 1941-ом мы не видели поле боя после сражения – с боями отступали и территорию оставляли противнику. Обычно немцы быстро убирают своих раненых и убитых – на этот раз, наверное, некому было убирать, если по всему полю лежат «покорители Европы». А вот и раненый сидит на краю воронки и вымученно улыбается. Наши солдаты, те, что побывали в баталиях, смотрят хмуро и зло. Не видевшие боя от любопытства, смешанного со страхом, рты разинули и, кажется, кто-то из них готов маму позвать.

- Эй вы, зелёные, смотрите, как немца бьют, - говорит старшина, – бравый служака, бывший тульский оружейник.

- Наших, знать, убрали, - замечает командир орудия Стрельцов.

Противник отступает, наша задача – догнать его и, по возможности, не дать закрепиться. Не все офицеры уверенно ориентируются на карте, регулировщики на перекрёстках и поворотах иногда подводят. Машина взвода управления проскакивает поворот на позицию батареи, и оказывается, буквально, в сотне метров от немецких окопов. Её останавливает наш солдат. Машина, как в цирке, разворачивается на одном месте и летит назад на такой скорости, какую не развивала ни до, ни после.

Противник в 3-4 км, пехота «с колёс» пошла в бой.

Заняли огневые позиции на опушке небольшого леса, отрыли окопы по всем правилам, замаскировали орудия и машины.

Командир батареи, старший лейтенант Шило, с наблюдательного пункта командует:

- Орудия к бою, буссоль, прицел, пристрелка и беглый огонь!

Стреляем с закрытых позиций, противника мы не видим, о результатах наших залпов передают телефонисты с НП очень коротко:

- Цель подавлена. Цель уничтожена.

Заряжающий второго орудия, почитатель Лермонтова, с каждым снарядом, посылаемым в ствол пушки, приговаривает: «Забил заряд я в пушку туго…., - а дальше из своего репертуара, - в печёнку, в селезёнку…Фрицу, Гансу…» Получается в рифму, жаль печатать нельзя.

На нас обрушился огонь немецких пушек. Выстрелы орудий и разрывы вражеских снарядов сливаются в сплошной грохот; пыль, дым заволокли батарею. Машины с боепитанием ближе двухсот метров к позиции не подходят – опасно. Подносим снаряды на руках. Часть людей отправили в укрытие для уменьшения потерь. Четвёртое орудие вышло из строя - осколок повредил ствол пушки. Ранен командир орудия, туляк Стрельцов. Стрельцов – стреляный воробей, в 1941 году прошёл Украину и, как говорят, прошёл по-рачьи: пятясь всё задом, да задом. Дома не был с 1939 года – сейчас у него блаженное состояние. Ранение лёгкое – отпуск из ада на месяц.

- Еду к маме на блины, товарищ лейтенант, - улыбаясь во весь от, говорит Стрельцов.

Наконец нащупали вражескую батарею, заставили замолчать. С НП передали: батарея подавлена. Раз замолчала, значит подавлена, а может быть уничтожена. Об этом иногда трудно судить даже с наблюдательного пункта. Тем более сложно сказать, сколько пехоты уничтожено, поэтому и передают неопределённо – уничтожено до взвода, до роты. Первый бой батарея выдержала, личный состав работал слаженно.

Наша пехота несёт потери. Для её усиления из дивизиона отправлены на передовую тридцать артиллеристов, мера крайняя и нежелательная. Сработала инерция 1941 года, когда у пушек оставляли 2-3 человека. Результат - ни пушек, ни пушкарей.

Ближе к вечеру накал боя остывает, стреляем больше первым орудием и едко залп из трёх пушек. Бригада выполнила свою задачу – ночью тишина.

Утром тоже тишина. Немцы отступили, как говорят, на заранее подготовленные позиции.

Аппетит у солдат отменный, а кухня слабовата.

Наш старшина старается подходить к кухне за обедом последним. Спрашиваем:

- Почему не торопишься с обедом?

- На дне суп гуще и каша слаще, да и больше достаётся, - отвечает.

Хозяйственный мужичок, бывший сапожник, по секрету сообщает:

- Товарищ лейтенант, впереди картошка растёт. Хороша молодая картошка с огурчиком, - объявляет заряжающий первого орудия.

- Ври! Молодая картошка хороша с молодым кваском, - парирует радист Алябьев, уроженец Рязанской области.

- Товарищ лейтенант, ведро есть, овраг рядом – разреши действовать, - просит наводчик Зверев, алтайский зверолов.

Скоро запах молодой картошки привлёк и посторонних, в том числе комиссара дивизиона Дубова.

- Картошечкой питаетесь? Кто копал? Кто варил? - вопрошает комиссар.

- Копал немец, видишь, сколько воронок, - отвечаем почти хором.

- Садитесь, товарищ комиссар, к ведру. Молодая картошка отличная, - предлагает старшина.

За картошкой завязалась беседа. Удачная дуэль с немецкими пушками развязала языки солдат орудийных расчётов.

Расчёт пушки – семь человек. Это товарищество, каждый у всех на виду и действует по пословице: один за всех – все за одного. Иначе нельзя.

Идёт солдатский разбор вчерашней баталии. У меня, как у старшего офицера на батарее, претензий нет – все работали хорошо. У солдат, оказывается, есть свои замечания, но все они высказываются в духе смешных историй, поучительных. Человек познаётся в беде, но если ещё знать его думы, мечты, то познание будет более полным. Война есть беда. Комиссар Дубов старался познать людей и нам, лейтенантам вдалбливал истину: «Знайте того, с кем живёте, делите ночлег, котелок с кашей. Уйти от войны невозможно, а, следовательно, невозможно покинуть солдат вам вверенных и знать, что они думают, на что способны обязательно надо».

Три дня стоим на одних позициях, иногда постреливаем. Пытались выйти на прямую наводку, но неудачно.

Впервые в дивизионе состоялось партсобрание. Повестка дня: краткий обзор общей обстановки и приём в партию. В числе других меня приняли в члены ВКП(б).

Батарею выдвинули к железнодорожному полотну, насыпь 2-2,5 метра, поставили пушки в 100-150 метрах от железной дороги. Корректировать стрельбу пушек нужен был наблюдательный пункт, но насыпь не пройти, косит пулемёт. Чтобы подавить его, надо увидеть, а видеть нельзя, да и немецкие миномёты нас засекли. Меняем огневые позиции – и вовремя – вражеские мины рвутся на пустом месте. С новых огневых позиций достаём и пулеметчиков и миномёты.

Заехали в деревеньку дворов на двадцать. Вчера здесь был немец. Дома в деревне запущены, загрязнены. Из населения – женщины и дети, даже стариков нет. Житьё их было нелёгким, ходят в опорках, в обносках. Продуктовые запасы у крестьян скудные, харчишки плохие – когда ещё вырастет картошка и прочий продукт. Мы делились, чем могли. В основном, сахаром.

На окраине деревни сбитый самолёт Ю-88 распластанный на земле. На второй день у солдат появились мундштуки из плексигласа, а затем и ножи с плексигласовыми ручками.

18 августа 1942 года немецкая группировка из пяти пехотных и четырёх танковых дивизий прорвала фронт наших войск на участке 16 армии и продвигается в направлении Сухиничи-Козельск. 19 августа во встречном бою близ деревни Алёшино наш танковый корпус уничтожил 2990 гитлеровцев. Есть в этих тысячах и доля нашей батареи.

Под Калинином (Тверью) встали на пополнение. Краткий отдых, баня и всё прочее. Не обошлось без ЧП – старшина Пантюхин приревновал девицу из ближайшего совхоза и поплатился.

После пополнения наш маршрут прошёл по городам и сёлам южнее Москвы: Калуга, Козельск, Сухиничи, Жиздра, Касторная. Серьёзных боёв по этому маршруту дивизион не вёл, был как бы блуждающим, поддерживал пехотные батальоны в их стычках с противником. С одной огневой позиции делали не больше десяти выстрелов на орудие, но позиций было много, и земли перекопали, врывая пушки, тоже много. Досаждают самолёты противника. Кажется, они летают по согласованному с нашими графику: в небе наши истребители покрутились и ушли; появляются немецкие – отбомбились и тоже ушли и так до вечера сменяют друг друга.

С боями вышли на жиздренское направление. Город Жиздра, как всякий прифронтовой город, разбит. Основные операции по ликвидации прорыва осуществляли танковые бригады.

Потеряли хорошего командира орудия Коноплёва – ранен в живот, выживет ли?

Мотострелковая бригада – подвижная часть, поэтому нас перебрасывают с одного участка на другой. Зачастую мы, батарейцы, не понимаем цели нашей переброски, теряем связь с пехотой.

Командир батареи, старший лейтенант Шило, сетует:

- Чёртова пехота, не найдёшь её! Того и гляди со своим НП к немцам попадём – научилась маскироваться «царица полей».

Пехота образца 1942 года умело зарывается в землю, бьёт немца хорошо. И раньше противника били, но били, отступая, а сейчас бьём, подвигаясь вперёд – разница существенная. Это хорошо понимают солдаты.

Знаем, что одолеем вражью силу, но как далеко до Победы! Нужно освободить российские, белорусские, украинские поля и леса с их городами и посёлками.  Польшу пройти, немца доконать в его логове. Много-много крови и пота нужно пролить.

Пока принимает участие в боях местного значения. Нужно отбить высоту ХХ, освободить хутор Н. Задача батареи - поддержать действия пехоты огнём своих пушек. Каждая такая поддержка стоит крови и пота.

- Потеть я готов даже в бане, даже в парной, но кровяниться дюже не охота, - балагуря, высказывает общую мысль связист Русин.

Под бомбёжкой потеряли командира дивизиона, капитана Ковалёва. За летнюю кампанию 1942 года батарея потеряла одно орудие и пять человек личного состава.

На зиму 1943 года заняли свободную от жителей деревню, расположенную по склонам большого оврага. В подвалах домов хранилась картошка. Она стала хорошим подспорьем к дивизионному котлу. Зиму коротаем за обучением. Раза два к нам приезжали артисты. В деревенском маленьком клубе собиралось солдат и офицеров как сельдей в бочке. Говорили, что после каждого выступления артистов за кулисами отливали водой – воздух в зале был беден кислородом.

От безделья пробовали провести охоту на зайцев. Зайцев развелось много, и есть места, где они жируют – это тропинка  метров 100-150 в длину, выбитая ногами зайцев. Делаем засаду на тропинках, но заяц  - не дурак  и в засаду не попадает.

Получили приказ усилить охранение – немцы забросили в наш тыл группу разведчиков. Ночью часовой Алябьев поднял стрельбу. По тревоге прибежали на батарею. Оказалось, что часовому надоело стоять, и он открыл стрельбу по консервным банкам. Часового наказали, охрану усилили.

Выстроили дивизион для вручения наград за летнюю кампанию отличившимся солдатам и офицерам. Это были первые награды.

Командира первой батареи Шило назначили командиром дивизиона. Командовать батареей приказано мне.

Прислали трёх девчат, окончивших курсы телефонистов. Лет по 17-18, щуплые, нежные, ещё в гражданской одежде. Представил я себе эту девчушку с катушкой за спиной под разрывами снарядов и свистом пуль и муторно стало. Посовещавшись с комиссаром, отправили их обратно в корпус. Обиделись на нас красавицы. Мне кажется, они смутно представляли себе службу телефониста на батарее. Самая опасная работа на батарее – это связь. Связисты чаще других подвергаются обстрелу.

Ближе к весне стали делать фашины, готовились к маршу.

Выгрузка в Курске ранней весной.

В Курской области сёла тянутся одно за другим, и трудно определить границу между деревнями. Расположились в деревне Суходоловка у реки Псёл. Солдат разместили по пять-шесть человек в одной избе. Хозяева не слишком довольны, но не протестуют.

Река Псёл разлилась по прибрежным лугам, затопила все впадины. Хозяин нашей избы предложил нам пойти на речку рыбу глушить. Бросили две противотанковые гранаты, поймали одну щуку.

Дивизион принял новый командир, капитан Федякин – бывший журналист. Прежнего командира дивизиона Шило назначили заместителем по строевой части. В первую батарею прислали санинструктора, москвичку Нину Николаевну. Флиртуют солдатики, спешат жить.

Усиленно идёт обучение. Пытались вести корректировку огня из танка, но сие не привилось. Командующий корпусом, генерал Богданов С.И. инспектирует бригаду и дивизион. Провели учения – остался доволен. Чувствовалось, что готовится что-то грандиозное.

Прославленный курский соловей заливается в роще, ему и дела нет до невспаханных полей. Пахать поля некому и не на чем: в деревне два мужика – один старик дряхлый, другой призывного возраста мужчина, но слишком уж чахлый – наверное, чем-то болен.

Получен приказ – готовиться к маршу.

В июле немцы начали наступление со стороны Орла и Белгорода с целью окружить нашу курскую группировку. Семь дней вели они наступление и несколько продвинулись. 12 июля наступление противника было остановлено.

В первых числах июля наш корпус выдвинулся в район Понырей.  8-я мотострелковая бригада заняла позиции у станции Малоархангельская. В оборонительных боях ни корпус, ни наша бригада не участвовали, но готовы были принять удар.

 

ИХ АРХИВА 9-ГО ОТДЕЛЬНОГО ТАНКОВОГО КОРПУСА

В боях на «Курской дуге» корпус под командованием генерала Богданова С.И. нанёс сокрушительное поражение немцам в районе Поныри, Малоархангельское, Ольховатка. В конце августа 1943 года 9-ый танковый корпус, взаимодействуя с войсками 6-ой армии, протаранил немецкую оборону южнее города Севска в направлении станции Эсмань и 31-го августа освободил от оккупантов украинский город Глухов. Этим было положено начало разгрома немцев на Северной Украине. В дальнейших боях корпус освободил города Кролевец, Бахмач. Содействовал освобождению города Нежина и участвовал в битве за Днепр, уничтожив 4000 гитлеровцев.

К 13-му июля противник выдохся и перешёл к обороне. 8-ая мотострелковая бригада наступает в направлении Севска. Артдивизион огнём пушек поддерживает наступление пехоты. Противник отходил, оставляя небольшие, но хорошо вооружённые заслоны и, как правило, хорошо замаскированные. Выбрал наблюдательный пункт недалеко от подбитого немецкого танка, провёл пристрелку.

Наблюдательный пункт командира батальона за железнодорожной насыпью, которая простреливается. В низкорослых кустах лежат солдаты с пулемётами «максим» без станка. Подошёл во весь рост и тут же «… ложись! Жить надоело!» Успел упасть раньше, чем немец выпустил пулемётную очередь. Затакал наш «максим», и я проскочил насыпь. Командира батальона мой приход не обрадовал:

- Какого чёрта носишься? Сиди на своём НП и постреливай.

Пришлось вернуться на НП и искать противника по приметам, известным разведчикам. Батарею перевели ближе к железной дороге. Наш НП выбран удачно, но подходы к нему простреливаются. Командир дивизиона, капитан Федякин, приказал провести его на НП. Идём по канаве, защищающей сады от скота. И тут, как всегда вдруг, пулеметная очередь и наша реакция – ближе к земле. Лежим – пули баранчики о верх канавы выбивают. Зову командира дивизиона – молчит. Посмотрел, как он лежит – понял – отжил наш командир. Вернулся на батарею, в левом сапоге хлюпает что-то. Снял сапог – штанина и голенище в крови, рана под коленкой, гимнастёрка вся в дырах. Знать повезло мне, но ходить трудно. В медсанбате врач разрешил отдохнуть до вечера. Когда спал на этой неделе, не помню, поэтому заснул мгновенно.

Вечером пришёл на батарею, всё в порядке. Ночь не спали, ставили пушки на огневые позиции, выбирали НП.

Утром заметили на колокольне наблюдательный пункт противника и наш первый снаряд угодил точно в пролёт колокольни – такое невероятное бывает, наверное, раз в жизни. Стреляли-то с закрытых позиций.

В районе Кром окружена группировка немцев. Часть из них сопротивляется, другие бегут. Арийский дух их улетучивается, как воздух из рваного мяча. Берём пленных в неожиданных местах: в сараях, в скирдах старой соломы, в ровиках. Телефонисты натолкнулись на ровик, в котором сидел немец в позе мёртвого человека. Когда его окликнули, он встал – лицо измученного человека, сбросившего тяжёлую ношу. Противник деморализован, но отдельные группы яростно сопротивляются. Надо отдать должное – враг достойный.

Походной колонной идём в направлении Севска. Дороги забиты изуродованной техникой – здесь хорошо поработала наша авиация. В одной машине нашли аккордеон. Наш любитель музыки, офицер боепитания, сыграл нам что-то похожее на марш. Инструмент он держит как ребёнка – счастлив мужик – нашёл свою отраду.

В дороге нас накрыла вражеская авиация. Противно лежать на голом месте под пулями и бомбами стервятника. Злость берёт – нечем ему ответить. Улетели стервятники, потери незначительны, но болезненны.

Комиссар дивизиона, как всегда, едет на подножке машины. Почему он не садится в машину для нас загадка.

За Севском, протаранив оборону противника, корпус углубился в тыл немцам. Вышли на оперативный простор. Наши танки сметают очаги сопротивления немцев, так что нам, артиллеристам, делать почти что нечего. И что самое забавное, мы не видим ни впереди, ни по флангам нашей пехоты и наших танков. Прём вперёд на всю машинную мощь. В поле нашу колонну прицелились потрепать два наших ИЛ-2. Смешно и грустно: на ИЛ-2 напали немецкие истребители и ИЛы ушли, отстреливаясь. С этой минуты пыл наш упал и начался поиск своих частей

В данной ситуации мы похожи на разведчиков времен гражданской войны в смысле молока и сметаны: стоит нам остановиться в каком-либо селе или на хуторе, моментально появляются женщины с крынками молока или сметаны и усиленно потчуют солдат. Пи этом обязательно кто-то из них спросит:

-Хлопцы, а вы там не бачили моего Опанаса (Грицька)? Как ушёл в сорок первом и досе нет…

- Это какой, рыжий что ли? - спросит кто-нибудь.

- Да нет, вин не рыжий,- сокрушается хозяйка.

В одной из деревень попались нам наши военнопленные, работавшие у немцев на ремонте дорог. Морды у них жирные, обрадовались своим, но не все. Для них наше появление было неожиданным. Сдали их особистам.

На окраине Глухова заняли огневые позиции на танкоопасном направлении. Одну пушку пришлось поставить на огороде близ беленького приземистого домика. Не успели раздвинуть станины, как из хаты выбежала молодайка и зачастила:

- Боже мий, щож це таке, все огирки помяли. Мы вас як ридных ждали, а вы як басурманы…., - и пошла, и поехала

Пришлось убрать пушку. Хозяйку успокоили, молока у неё попили.

В Глухове немцы подожгли продовольственный склад. Наши солдаты загрузили свои мешки трофеями: консервированным хлебом, печёными яйцами, мёдом и другими продуктами. Впервые мы ели огурцы с мёдом.

Идём по украинской степи, стычки скоротечны, огонь ведём прямой наводкой. Колонну обстреляли из миномёта, разворачиваем пушки и беглым огнём ликвидируем немецкий миномёт и прислугу. Кучки автоматчиков, если они где и были на нашем пути, старались быть незамеченными. Тех же, которых замечали, уничтожали или разгоняли. В Кролевец ворвались без единого выстрела и настолько неожиданно, что взяли несколько человек представителей немецкой администрации и мотоцикл – мечта командира батареи. На короткий отдых расположились у городского кладбища. Девчушка лет двенадцати подбегает к нам и шепчет:

- Дяденьки военные, вон в том сарае полицай прячется.

Сарай с большими воротами и дощатыми стенками. Если полицай вооружён, то кто-то поплатится жизнью. Сие нас не устраивает. Разведчик Катков делает несколько выстрелов по сараю из автомата и командует:

- Выходи, кто хочет жить!

Открывается створка ворот и с поднятыми руками выходит ражий детина.

- Оружие есть?

- Нет, - отвечает

Обыскивая, у полицая нашли десяток научных и карманных часов разных марок, а в сарае немецкий автомат и две гранаты.

С большой высоты немецкая авиация бомбит Кролевец. Несколько бомб упало в расположении батареи, есть убитые, ранен командир отделения связи Елизаров.

Рота первого батальона идёт в глубокую разведку. Вместе с пехотой посылают и нашу батарею. В 10-15 км от Кролевца в небольшой деревушке рассредоточили пушки, машины. Противника не видно. Замаскировались хорошо и всё же вражеские самолёты нас обнаружили. Мы были бессильны. Потеряли машину и пушку и, что самое обидное, тяжело ранен командир взвода лейтенант Романовский, отличный товарищ, боевой офицер двадцати лет от роду.

Марш через Гайворон, Нежин на Чернигов. Степь, жара несколько спала, вконец вымотались. Конкретной задачи нет, в окружности противник не предвидится. Батарея вырвалась вперёд, связь с дивизионом потеряна.

Решили отдохнуть – всем спать. Почему-то не спится. Нет связи. Наконец связь установлена.

Пришёл заместитель командира дивизиона по строевой части капитан Григоров – высокий красивый парень. Мы, офицеры, непосредственные исполнители, старались по внешнему виду не отличаться от солдат, дабы противник не выделял нас. В Григорове даже издали виден офицер – фуражка, блестящие сапоги, форма – выдавали в нём командира.

В ночь получили приказ поддержать наступление первого батальона. Батальон должен был выбить противника из села, лежащего впереди в трёх-четырёх километрах. Под утро вышли на западную окраину села. Ведём огонь по обнаруженным огневым точкам противника. Сплошной обороны нет – есть отдельные огневые узлы сопротивления. Батальонные миномёты и наши пушки бьют на уничтожение противника.

В батальоне есть убитые, раненые. Убит капитан Григоров. Снайпер его выбрал из троих офицеров, слишком он был заметен.

Марш-бросок по бездорожью.

Задача выбить противника из населённого пункта. Деревня стоит в конце глубокого оврага, который переходит в ровное поле. Склоны оврага очень крутые. Наступление вели со стороны оврага. Немцы с этой стороны нас не ждали и свою оборону вынесли восточнее села на сравнительно ровное место. С трудом поднялись по склону на возвышенность. Из промоины подняли пилотку – пулемётная очередь её срезала. Пришлось воспользоваться пехотным перископом: видимость отличная, противник как на ладони, немецкие офицеры в окопах меняют фуражки на каски.

Со стороны села слышны автоматные очереди и разрывы гранат.

Открыли огонь по траншеям противника, засекли пулемёт – уничтожили. До взвода немецкой пехоты бегут из села по ржи и траншеям – бьём по пехоте шрапнелью. Часть немцев успевает прыгнуть в окоп, часть остаётся во ржи навеки. По нашему НП открыли ружейный огонь, разбили стереотрубу.

В перископ видно немца. Бежит во ржи в сторону своих окопов с остановками, во время которых стреляет из карабина по селу. Злость пересилила скупость. К тому же вспомнились немецкие самолёты, что гонялись в 1941-ом за одним человеком. Перенесли огонь орудий на одного немца – не добежал он до траншеи.

Подошли к Чернигову – мост взорван, идём в объезд на понтонный мост. Чернигов стоит на высоком берегу Десны – красивый город. Движемся на переправу через Днепр.

«Переправа, переправа!

Берег левый, берег правый

………………………………………….

Кому память, кому слава,

Кому  тёмная вода…»

Переправились в район города Лоева на этот раз без сопровождения немецкой авиации. Наши лётчики вытесняют стервятников с русского неба. Потеряли командира дивизиона Шило. Он с группой разведчиков напоролся на засаду.

Обрабатываем опушку леса – там противник. Наша пехота цепью движется к опушке и вдруг поспешно откатывается назад. Возможно, паника. Задача – положить свою пехоту. Переносим огонь перед отступающими взводами. Солдаты залегли. Переносим огонь на опушку леса. Порядок восстановлен. Опушка и весь лес заняты нашей пехотой. Меняем огневые позиции, выходим на западную опушку леса. Штаб дивизиона расположился в лесу. Немецкие самолёты бомбят лес. Убиты вновь назначенный командир дивизиона и врач дивизиона. Приказано нам похоронить их на берегу Днепра.

Возвращаемся с похорон через лес, навстречу нам несутся кони, запряжённые в телегу. На телеге стоит солдат, держит вожжи и орёт панически «Немцы! Немцы!» Бежим в штаб, там тихая паника. Бегом на батарею, а там уже машины подогнали к пушкам – готовятся удирать. Приказываю:

- Машины в укрытие! Пушки к бою!

Немца не видно. Почему паника? Офицер штаба, командовавший батальоном в моё отсутствие, не может толком объяснить.

Занимаем наблюдательный пункт в окопах пехоты.

Прислали двух офицеров – выпускников артучилища. Оба небольшого роста и оба не успели сделать и по одному выстрелу – были убиты осколками шального снаряда.

Как-то незаметно пошли нудные дни с моросящими дождями. Плащ-палатка стоит колом, мокрая, спрятаться от этого нудного дождя некуда. Трофеи, что были на машинах, поели, перешли на дивизионную кухню, а там не слишком жирно. Солдаты отпросились на Днепр ловить рыбу. Поймали несколько  щук, сварили, съели полусырыми.

На фронте затишье. Так называемая, позиционная война. Назначение танкового корпуса – наступательные боевые действия. Снимаемся с фронта и отправляемся в тыл на зимние квартиры. Нашей бригаде досталась деревня Александровка и артиллерийскому дивизиону отвели место в лесу вблизи деревни. Вырыли землянки, расставили материальную часть и занялись пополнением и обучением. За время, прошедшее с Кузьминок до Александровки, батарея потеряла треть личного состава, в том числе четырёх офицеров. Дивизион потерял четырёх командиров дивизиона.

Александровка,  белорусская деревня, стоит в лесу. Угодий под пашню мало, почва песчаная. Население, в основном, женщины.

Поводим занятия с учётом летних боёв. Кое-кто стремится найти подругу. Сие мероприятие, как правило, удаётся, но командование бригады настроено против таких связей, и неосмотрительные офицеры попадают в неудобное положение.

Выпросил отпуск на две недели. Еду домой, в деревню, в которой я не был двенадцать лет. В деревне у меня остались бабушка, дядя с тётей да племянница, которую я когда-то нянчил. Приехал – и что же я увидел – «ему не узнать никого» - как в известной песне. От всей семьи остались три девочки и один мальчик. Бабушка, тётя и старшая сестра умерли. Дядя (отец семейства), призванный в армию, пропал без вести. Самой старшей из четверых 12-13 лет. Дров нет, харчишки скудные. Привёз дрова, собрал кое-что из продуктов. В один из вечеров прибежал мальчишка с приглашением в гости. Пошёл, хотя я вряд ли их знаю – тех, кто приглашает. И опять получилось как в песне – восемь девок, один я. Вечеринка скучная, всех этих девчат война обидела: у одной отец убит, у другой – брат, у третьей – жених не вернулся. И все они отлично понимали, что для многих женихи не вернутся. В общем, было больше слёз, чем песен и смеха.

Село наше жило по законам военного времени – все работали, и старые и малые по своим силам и сверх сил. Люди жили письмами с фронта и боялись этих писем, ибо вместо «треугольника» могли получить уведомление «Ваш муж (сын) пал на поле боя…».  В мирное время молодёжь собиралась «на бугре» около школы и там водили хороводы, плясали, пели песни и озорные частушки. В зимнее время собирались или в клубе или на посиделках у бобылок в избе.

Был в нашей слободе дед Чубук, бобыль. Зимой он жил в нашем селе, а весной уезжал бродяжничать по городам России. Мастерства он не знал никакого. Мы его спрашивали:

- Дед, чем ты там живёшь?

- Торгую, - говорит.

- Чем торгуешь?

- Видишь, у меня шапка. Шапку продам – шубу куплю. Шубу продам – тулуп куплю – так и богатею.

Зимой мы, мальчишки, собирались у деда Чубука. В карты играли на спички или деда послушать. Рассказывал он занятно и, похоже, не врал. Сейчас село походило на больного. Даже собаки лаяли не по-собачьи.

Кончился отпуск. Опять Александровка, опять товарищи в солдатских шинелях, землянки и пушки. В финчасти оформил на родных аттестат до конца войны.

Комиссар дивизиона решил организовать в 1-ой батарее математический кружок. Благо, у нас радист – бывший студент третьего курса университета. К моему удивлению записались все, даже те, кто не в ладах с таблицей умножения. Идея, как и следовало ожидать, провалилась. Зато солдаты обзавелись отличными тетрадями для писем. Комиссар в воинской части – это особый человек. На нём лежит огромная моральная ответственность, каждое его слово должно быть обдуманно. Как-то в кругу офицеров комиссар сказал: «Пишут мне раненые солдаты. Зачем они пишут? - и смутился, поняв, что сморозил глупость. Офицеры переглянулись и каждый подумал: «Не тебе они пишут, товарищ Дубов, а комиссару, ибо комиссар – это справедливость, совесть».

Ездили на рекогносцировку местности, где нам предполагалось наступать. Небольшая речка, мост через неё взорван. Берег на нашей стороне выше, у немцев пойма. Когда-то это был весёлый город, сейчас он него остались редкие полусожжёные постройки. Весь берег изрыт траншеями, насыщен огневыми точками и дзотами. Мы свои огневые позиции оборудовали в четырёх километрах от передовой. Наблюдательный пункт заняли в передовых траншеях. Выбираем вероятные цели, старожилы нам в этом помогают. Вглубь обороны немцев идут заливные луга на 500-1000 метров. Сделали несколько выстрелов, занумеровали ориентиры. Все наши действия похожи были на инсценировку.  В тот день мы вернулись на исходные позиции.

 

ИЗ АРХИВА 9-ГО ОТДЕЛЬНОГО ТАНКОВОГО КОРПУСА

Под командованием командира корпуса генерала Бахаева Б.С. корпус частью своих сил форсировал реку Друть и прорвал эшелонированную немецкую оборону.

24-го июня корпус вошёл в прорыв и, совместно с другими соединениями фронта, окружил жлобинскую группировку немцев, состоящую из пяти дивизий. Двое суток части корпуса отбивали яростные атаки врага, пытавшегося выйти из окружения. Стойкость и отвага бойцов корпуса обеспечили освобождение города Бобруйска. В боях за Бобруйск и Минск части корпуса истребили 10300 фашистов, 600 взято в плен, из них более 100 офицеров и один генерал. За этот славный подвиг корпусу присвоено наименование «Бобруйский». В дальнейшем корпус преодолел барановичский укреплённый район и участвовал в освобождении городов: Барановичи, Слоним, Пружаны, Брест. В районе Пружан 17 июля 1944 года погиб командир корпуса генерал Бахарев Б.С.

В мае 1944 года оставили зимние квартиры, двинулись на Гомель. Город Гомель лежит в развалинах. Трудно определить, как он выглядел до войны. В районе Быхова пехота сделала брешь в обороне противника, и наш танковый корпус вошёл в прорыв с задачей перерезать пути отступления немецкой группировки и освободить город Бобруйск. Ночью движемся в тылу противника без сопротивления. Под утро дивизион занял огневые позиции вдоль дороги, ведущей в Бобруйск. Пути отступления жлобинской группировки отрезаны. Пушки нацелены на восток, ждём противника – он должен отступать через территорию, занятую нашей бригадой. Наблюдательный пункт в окопах пехоты. Утром небольшие группы немецких солдат появляются на опушке леса. Постепенно накапливаясь, образуют значительные силы. Взяли пленных. По словам пленных, армия немцев, побросав тяжёлое вооружение, отступает на запад в автоматами, пулемётами и лёгкими миномётами. По лесной дороге выехала немецкая грузовая машина – расстрелять её не составило труда. Из леса в нашу сторону идут два немца с белым флагом – похоже, парламентёры. Не дойдя до нас, один из них падает – кто-то выстрелил. Второй немец добежал до наших окопов. Немец говорит, что шли выяснить условия сдачи, но раз мы одного убили, то остальные сдаваться не будут. В случайный выстрел пленный не верит. На вопросы о состоянии части, сосредотачивающейся в лесу, отвечать отказался. Пришлось от него избавиться. Несколько раз немцы пытались атаковать, но без танков и артподготовки их атаки легко ликвидировались.

Стемнело, и противник пошёл в атаку. Скорее, это была не атака, а бегство на запад, так как с востока на них давили мощные советские соединения. Связь с батареей оборвалась. Своей лавиной противник потеснил нас и нашу пехоту, устремился в сторону батареи. Батарея открыла беглый огонь прямой наводкой. Мы, это часть взвода управления с командиром батареи, оказались отрезанными от батареи. Через лавину немцев не пойти, пошли в сторону нашей роты, действовали как пехотинцы, взяли пленных и «расстались» с ними – положение наше было сложное. Где немец, где свои – всё перемешалось. Попытка пройти на батарею другим путём не увенчалась успехом. К рассвету стрельба утихла, прошли на батарею. Комиссар дивизиона встретил нас словами:

- Я считал, что по вас панихиду нужно править.

- Рано хоронишь нас, комиссар. Мы ещё повоюем, - сами живы и пленных взяли.

- Где пленные, - спрашивает, - заболели и отстали, - отвечает разведчик Катков.

- Ну и дураки, - изрёк наш комиссар, махнул плащ-палаткой как крыльями и скрылся.

- Вот, комбат, воюем-воюем, а тебя в дураки записывают, - ворчит Катков.

Комиссару хотелось поговорить с немцами – он знал их язык.

На батарее, после того, как оборвалась связь с НП, услышали разноголосый шум, приближающийся к позициям. Пушки открыли беглый огонь осколочными снарядами и картечью. Не дойдя до батареи метров 150-200, противник стал обходить позиции слева и тут нарвался на ружейный и пулемётный огонь пехоты.

Войска противника в районе Бобруйска были полностью деморализованы: в плен сдавались ротами и батальонами. Были части, которые не сдавались – их уничтожали.

К 29 июня группировка в Бобруйске была полностью уничтожена и город освобождён.

Утром бригаду выдвигают в направлении Осиповичи на перехват отступающего противника. Движемся по лесным дорогам, немцы группами, большими и малыми, выходят из леса с поднятыми руками, но, бывает, что и обстреливают колонну. В этом случае открываем огонь из личного оружия. Выехали на обширную поляну. Там собралось до двухсот немцев, воинственно настроенных. Пришлось открыть огонь из личного оружия. Два наших танка открыли пулемётный огонь. Противник частью уничтожен, оставшиеся разбежались по лесу.

Вошли в город Осиповичи. Задержались в нём не более трёх часов. На одной из улиц нашли газетный киоск. В киоске книги, газеты. Взяли несколько книг, перелистываем. Подошёл комиссар дивизиона, приказал:

- Книги, газеты сложить на прилавок. Киоск сжечь.

Впервые мы стали поджигателями. Горит дощатое строение ярко. Мы стоим в десяти метрах от пожарища. Говорю комиссару:

- Похоже, что русские варвары сжигают литературное наследие.

- Похоже, да не совсем, - отвечает, - здесь клевета и яд в шоколадной оболочке.

Впереди Слуцк. Вышли на лесную дорогу. Немцы должны двигаться параллельной дорогой. Из просек нацелили все огневые средства на дорогу – танки, пушки и пехотное оружие. Приказ, без команды  не стрелять. Затаились. Одна немецкая машина углубилась в лес. Взять её не представляло труда, но при этом возможна перестрелка – пришлось её пока «не заметить». Что-то с засадой не сработало, и раздались выстрелы. Стрельбу открыла пушка, за ней танки и наша пехота. Били прямой наводкой, цели брали по стволу.

Рассказывает командир отделения связи Алябьев А.А.

« На опушке леса было обнаружено скопление большого количества техники и солдат противника. Двигались мы в это время по лесной дороге, которая проходила в глубине леса. Наша колонна остановилась и стала готовиться к разгрому группировки противника. Подошли самоходные установки (СУ-76) и замаскировались в просеках. Орудие Носова выдвинулось на прямую наводку. Было условлено, что по немцам открывать огонь по сигналу Носова, который должен получить команду дать выстрел. Силы были рассредоточены и мы ждали сигнала. Но случилось так, что по полю прямо на орудие Носова шёл танк, немец-водитель не мог предположить, что идёт на прямую наводку пушки Носова. Что делать Носову? Приказа открывать огонь ещё не получил, а тут такая цель! Носов принял решение открыть огонь по танку. Танк подбит. Появился в поле зрения Носова бронетранспортёр, и он был подбит. Остальные, услышав выстрелы орудия, решили, что это сигнал и открыли по противнику огонь всеми огневыми средствами. Немцы стали обходить нас с тыла. На помощь нам подошёл танк Т-34 и открыл пулемётный огонь. Бой шёл до утра. Немцы покинули всю технику и убежали, кто мог бегать. Орудие Носова подверглось массированной атаке автоматчиков, немцы оставили много трупов перед его орудием, но и артиллерийский расчёт имел потери. Носов приполз в наше расположение и доложил обстановку. Комбат Першин приказал Русину, Неретину, Тупальскому, Алябьеву и Носову вывести орудие вглубь леса. Мы пошли выполнять приказ. А как выполнить этот приказ, когда к орудию подойти нельзя – оно под прицельным огнём противника. Выручила нас канава, которая шла вдоль просеки по лесной дороге. Она заросла травой, а сверху покрыта лапами ёлок, растущими рядом с канавой. Решили ползти по этой канаве скрытно от немцев. Подползли так, что оказались против орудия. Мы договорились между собой, чтобы из-за укрытия выбежать одновременно и распределили обязанности: кто за какую часть орудия берётся – кто за лафет, кто за колёса, кто за щит, чтобы не было суматохи и потери напрасно времени. Начали ждать, пока наступит хотя бы небольшое затишье. Как только немцы перестали стрелять по орудию, мы воспользовались этим и по команде Носова выбежали из укрытия и почти на руках бегом выкатили его вглубь леса. Я и сейчас удивляюсь, как это впятером такую махину выкатили, когда семь человек справляются с трудом».

Под Минском окружена и уничтожена немецкая группировка. Наша бригада южнее Минска пошла на Барановичи.

Впереди станция Негорелое. Подошли к безымянной речушке. С нашей стороны крутой  обрыв, со стороны немцев  - заболоченная пойма. Справа вдоль берега на той стороне, на возвышенности – деревня. Ближе к нам, на окраине, – кладбище. На НП подошёл командир дивизиона, майор Дарыкин, и приказал:

- Стрелять буду я. Слушай мою команду.

В двух-трёх километрах от нас показалась рота солдат. Шли занимать траншеи. Беглый огонь из орудий разметал их строй – многие, наверняка, уже не встанут. Ближайшие подступы к реке со стороны противника, похоже, свободны.

Пора приступать к переправе.

Сапёры проделали проходы в минном поле, наладили переправу. Осторожно движемся между вех, расставленных по пойме. Появись танки противника, и мы были бы беспомощны. Правда, нас подстраховывали две батареи, оставленные на правом берегу. Переправу закончили, пушки расставили на пологом склоне (не совсем удачно). Подняться выше мешает немецкий танк, бьющий прямой наводкой. Ранен командир взвода Шевченко, вынести его с батареи нельзя. Немецкий танк всё время в движении, при этом старается бить в мёртвой зоне,  но в этом случае он не достаёт и наши пушки. Слева подошли два наших танка, общими усилиями ликвидировали угрозу. Наконец деревня освобождена. Проскакиваем её на повышенной скорости, ибо команды сверху и до низу – «Вперёд! Быстрее вперёд!» Немцы вояки отличные, с ними воевать не следует спешить – надорвёшься. Так случилось этой ночью.

Батарея ночью продвигалась на малой скорости по просёлочной дороге. В стороне от дороги послышались стоны и призыв о помощи. Спешились, осторожно подошли (опасались засады). В воронке от бомбы лежали раненые два штабных офицера нашей бригады. Штабная машина обогнала пехоту и танки и напоролась на немцев. Машину обстреляли, троих убили, а эти двое выскочили и побежали в поле, но пули догнали их.

Остановили колонну, развернули пушки, ждём рассвета. Вздремнуть не удалось – опасались бродячих групп разбитых немецких полков. Утром выяснилось, что решение наше правильное – немцы маячили по высоткам. Пришлось их выбивать. Справа пошли наши танки, сыграла «катюша» и этого оказалось достаточно, чтобы противник отступил. Красиво стреляет реактивная установка, если смотреть со стороны, а там, куда ложатся её снаряды ад кромешный.

Прошли станцию Негорелое, нужно освобождать Барановичи. Противник бежит, мы гонимся за ним, не давая ему закрепиться, и чаще всего заходим или в тыл немецких частей или во фланги (фланги – это понятие чисто условное, ибо справа и слева, а то и сзади – немцы). Сняли корректировщика, который появился с восточной стороны. Там же появились три крытые машины, дали залп из пушек, две машины остались на месте, одна удрала - стрелять наши наводчики научились отлично. К вечеру обстановка усложнилась. Пошли в разведку в пешем порядке по низине, осторожно, с остановками, с передвижением по-пластунски, прислушиваясь к ночным звукам. Впереди силуэты пушек, пошли на них. Пушки противником оставлены, замки сняты, снарядов нет, нет и стреляных гильз, но огневая позиция оборудована. Следовательно, немец не успевает закрепиться. Подошёл взвод автоматчиков, затем они переместились влево с целью занять небольшую возвышенность, но там уже были немцы – завязалась перестрелка, противника выбили с высоты. Утром по лощине выехали на дорогу, одна машина подорвалась на мине, командиру второй батареи Рогулину осколком попал в щёку - ранение лёгкое. Спим урывками – солдаты в машинах во время марша, офицеры в кабинах, как китайские болванчики мотают головами – вперёд, назад, влево, вправо – главное, не упасть на водителя. Шофёры спят на стоянках.

Между Барановичами и Брестом мы встретились с белорусскими партизанами. У нас на батарее солдат лет 20-и, пришёл к нам из партизанского отряда. Спрашиваем: «Как там, в партизанском отряде – тяжело?»

- Нет, - отвечает, - там лучше. Выполнил задание и лежи себе в землянке.

Наш танковый корпус выступает как мощный кулак, занесённый в затылок противника. По дорогам, а чаще по бездорожью, бригада корпуса двинулась в тыл немецких соединений по белорусским лесам. Через лесной массив нашу бригаду ведут партизаны. Идём черепашьим шагом, так как партизаны дорогу перерыли поперечными канавами и сейчас их засыпают. Вышли на большую поляну с перекрёстком трёх дорог. Через перелесок выдвинулись на опушку леса. Впереди в трёх километрах село. По селу разгуливают немцы, на окраине села роют или восстанавливают окопы, машин и другой военной техники не видно, да и числом их не так-то много. Задача - очистить село от противника. Открыли огонь одновременно: из пушек - по селу, из винтовок - по пехоте в окопах. Перестрелка продолжалась минут двадцать, село очищено от противника. Ранен командир бригады Трушкин, но, кажется, легко  - остался в строю. На батарее разорвались две-три мины противника, у нас убит солдат взрывной волной. Впервые вижу такое явление – ни одной царапины на теле, а не живой.

Освободили Барановичи, на очереди Брест.

Противник отходит, умываясь собственной кровью: в каждом городе и почти во всех сёлах и посёлках оставляет свои могилы, причём, под одним крестом десятки трупов.

Хорошо работала наша авиация – ИЛы громили немецкие колонны отлично, господство в воздухе завоёвано.

23 июля освободили Брест – город старорусский, в 1919 году захвачен Польшей, в 1939 году освобождён и вошёл в состав СССР. Не знали мы ещё о героической обороне гарнизона Бреста в 1941 году, солдаты крепости первыми приняли удар немецких войск и дольше всех держались.

В местечке Морды, это уже на польской территории, остановились для пополнения людьми и техникой.

Первый польский город с небольшими лавочками и домами терпимости. Дом терпимости для нас явление дикое. Просим комиссара организовать экскурсию в город. Как-никак первый город, занятый нами.

- Вас не город интересует, а злачные места, - отвечает комиссар, - вот ведь жеребцы – не спят по неделям, не доедают, а показалась юбка – вся усталость улетучилась.

Если нас не пускают в город, то полячкам никто не может запретить собраться на опушке леса и устраивать танцульки.

Пишем реляции на особо отличившихся солдат и офицеров. Каждый солдат достоин награды, подвиг был всеобщим.

Верховный Главнокомандующий Маршал Советского Союза тов. Сталин вынес благодарности солдатам и офицерам нашей бригады:

- Приказ от 29 июня 1944 года за освобождение города Бобруйска;

- Приказ от 3 июля 1944 года за освобождение города Минска;

- Приказ от 8 июля 1944 года за освобождение города Барановичи;

- Приказ от 10 июля 1944 года за освобождение города Слоним;

- Приказ от 28 июля 1944 года за освобождение города Брест;

С Морды двинулись на Соколув-Подляски, прошли лес и на опушке разбили огневые позиции. В двух километрах от леса – железная дорога с высокой насыпью. Железная дорога явно пристреляна противником. Выбрали НП, где противник меньше всего ожидал нас. Видимость отличная. Немецкие очаги сопротивления засекли.

Миномётная батарея противника бьёт по насыпи. Миномёт и расчёт не видны, но видно, откуда они бьют.

Подготовка данных для стрельбы заняла считанные минуты. Командую «Беглый огонь!» и вражеская батарея уничтожена. Здесь наша батарея «сыграла» очень лихо – быстро и точно. Стали бить по отдельным точкам сопротивления и даже по одиночным солдатам.

Приказ – оставить боевые позиции и марш в сторону Янова, оседлать дорогу Соколув-Подляски-Янов. Дорогу оседлали. Начали пристрелку и вслед за разрывами наших снарядов у противника прогремел мощный взрыв – наши снаряды попали в машину с взрывчаткой.

В походном порядке нас направили через Брест в Черемуш Воля. Солдаты шутили: «Побыли чуток за границей и будя, посмотрели вертихвосток. Нет, братцы, наши бабы лучше, а девки-то, девки наши…» - и пошёл трёп. В Бресте уже хозяйничали пограничники и заглядывали в кузов каждой машины.

Спрашиваем: - Что ищете?

Отвечают: «Контрабанду. В вашей колонне сняли несколько охотничьих ружей, мотоциклы».

У нас в машине тоже трофеи, в основном немецкие одеяла, которые мы меняли на польскую колбасу. Солдаты умеют прятать, поэтому мы отделались шутками.

В районе города Холм вторично переходим польскую границу.

В глубине Польши стало заметно различие нашей земли от польской. Различие заключалось в планировке и обработке полей. Если у нас большие массивы под пшеницей или другими злаками, то в Польше малые наделы земли по 10-15 метров в ширину и получается как лоскутное одеяло: строчки – межа, поле – лоскуток. Российского раздолья нет, всё разбито на участки и участочки. Ночью въехали в польскую деревню. Посреди деревни деревянный мост повреждён, несколько человек в штатском занимаются починкой моста. Остановились у моста, спрашиваем у рабочих на смеси русско-украинско-польского языков название села. Отвечают на языке екатерининских времён: Село-то наше Александровка, а мы-то здесь люди русские и вера у нас православная». И тут же государственный вопрос и требование: «Принимайте нас в подданство России, кому подать прошение? Наши земли захватили поляки, вернуть надо наши земли». За короткой беседой трудно их было понять, радость их была безмерна. По крайней мере, тех, кто работал на мосту.

Без боя движемся походной колонной по польской земле. Перерезаем дороги, делаем засады, перехватываем отступающих солдат противника. Как правило – это одиночки или небольшие группы – сдаются и никакого сопротивления.

Широкая лесная лога. Слева по ходу нашего движения стояла воинская часть с несколькими танками. Нашу колонну остановили и расположили по правой стороне дороги в лесу.

Солдаты, расположенные против нас, ходили в конфедератках (фуражки с четырёхугольным верхом), танкисты в шлемах.

Пошли знакомиться, спрашиваем на языке русско-польском:

- Какая часть?

- Первая польская часть. Сам-то я тамбовский. Обучаем поляков танковому делу и пехоту приучаем к танкам, - отвечает тамбовский битюг.

Солдаты армии выглядят браво. Каковы они в бою? Плохими они не должны быть, ведь слишком много вытерпели. В процентном отношении к общему числу населения у них самый большой показатель людских потерь.

Немцы много горя принесли полякам и до войны и во время войны.

Пошли Холм без приключений. По дороге на Желтухов заночевали в деревне. Спят поляки под перинами. Чистотой они не блещут. Возможно, в этом виновата война и «гости» в солдатских шинелях.

Утром рано оседлали дорогу Желтухов-Пулавы. На перекрёстке дорог хутор из одного жилого дома и хозяйственных построек. Судя по обстановке, хозяева живут не бедно. Хозяину лет тридцать, хозяйке лет двадцать, детей не видно. Позвали нас в дом, поставили угощение: бутылку водки, закуску. Объясняемся с ними больше жестами, но и по словам можно понять смысл речи, наверное здесь сказывается общий корень славянского языка. Выпить успели, закусить – нет – на шоссе показались немецкие машины. Когда машины поравнялись с нашей засадой, открыли огонь из автоматов, били по кабинам и кузову. Живых не осталось, но всё же машины на большой скорости по инерции проехали по дороге ещё метров 100 и свалились в канаву в расположении нашей пехоты. Мы потеряли одного телефониста – у него в руке разорвалась граната-лимонка. Жалко парня, его мать до войны была актрисой Ворошиловградского (Луганского) театра. Немец бежит за Вислу, водная преграда, там думает организовать оборону, а здесь у него основная задача – удрать.

 

ИЗ АРХИВА 9-ГО ОТДЕЛЬНОГО ТАНКОВОГО КОРПУСА

В зимнем наступлении 1945 года корпус под командованием генерала Кириченко прорвал оборону противника и к утру 16 января овладел городом Радом. Наступая днём и ночью, части корпуса вышли на Познанское направление, заняли город  Сулейвуз и завязали бои на окраине города Лодзь. Овладев городом Лодзь, корпус продолжал стремительное наступление.

8-я мотострелковая бригада корпуса форсировала по льду реку Варта и при поддержке 23-й танковой бригады заняла город Варта. Освободив города Калиш и Волштап, 28-го января корпус вышел на линию польско-германской границы и вторгся в пределы Бранденбургской провинции Германии, овладев немецким городом Цуллихау.

В ходе этого наступления были разгромлены 5 пехотных и два танковых полка, механизированная бригада.

На участке 1-го Белорусского фронта корпус первым вышел на реку Одер.

До переправы через реку Висла чаще едем в походной колонне, иногда сбиваем редкие заслоны. Через Вислу переправились по понтонному мосту без задержки.

В Радом мы вступили ночью, не зная, есть ли там противник. Заняли одну из улиц на окраине города, в конце улицы и по переулкам расставил пушки с расчётами и секретами. Выслали разведку вглубь города в составе трёх человек. В неё входил мой ординарец Катков Василий. Разведка напоролась на немецкий патруль, в перестрелке убит Катков, его похоронили в церковной ограде. Хорошим разведчиком и товарищем был Катков.

Перед рассветом появилась рота нашей пехоты, занялась прочёсыванием улиц. Мы вздохнули свободнее.

С Радома прямой путь на Лодзь, текстильный город Польши. Остановились на окраине города. Горожане говорят, что немцы ушли днём. Город мало пострадал. Возможно, мы не были на улицах с разрушенными зданиями. Днём едем по центральной улице города, вдоль дороги по тротуарам стоят толпы горожан с цветами. На зданиях красные флаги, серпастые-молоткастые с красной звездой. На некоторых флагах, угадывается, была намалёвана свастика, а сейчас то ли отмыта, то ли спорота. Нам пришлось остановиться, пропуская танковую часть. Полячки, буквально, лезли на машины, чтобы поцеловать солдат. Встреча и проводы одновременно были сердечными.

Выехали из Лодзи по широкому проспекту, переходящему в такое же широкое шоссе. К сожалению, хорошими дорогами нам очень редко приходилось пользоваться. Так случилось и здесь - поворот налево и поехали по бездорожью. Выбили противника и заняли город Варта. В районе города Калиш немцы усилили сопротивление – на опушке леса засекли их танки и окапывающуюся пехоту. Открыли огонь.

Сопротивление было сломлено, но осколки немецкого снаряда вывели из строя командира батареи. Дальше солдаты пошли с другим командиром батареи по земле немецкой, и боевой путь их прошёл через города Цюлихау, Ратц, Калисс, Дамбург, Штапград, Кюстрин и закончился в Берлине.

Солдаты и офицеры первой батареи артиллерийского дивизиона удостоены семнадцати благодарностей Верховного Главнокомандующего за освобождение нашей и польской земель от захватчиков, за боевые действия в логове врага. Весь личный состав батареи награждён орденами и медалями Советского Союза.

Вечная слава павшим, защитившим нашу Родину!

Першин И.С.

Март 1985 года

 

Больше сорока лет прошло, а война всё снится какими-то размазанными, расплывчатыми эпизодами, лицами товарищей и действиями их сверх всякой фантастики.

Бывает и наяву отголоски войны сопутствуют твоим действиям. Ехал как-то по Воронежскому шоссе на своём «Запорожце». Стражи порядка, ГАИ, останавливают мою машину и идущие за мной «Жигули». Выхожу, даю водительские права. Сосредоточен на действиях сержанта – что он придумает. Сбоку знакомый голос: «Комбат! Бронебойные кончились!»  Этот голос неожиданно перенёс меня в 43-ий год, когда мы отбивались от танков противника. Командую, как тогда в 43-ем: «Гранатой по гусеницам – огонь!» Поворачиваю голову в сторону, готовый суеверно плюнуть через левое плечо – в трёх шагах от меня человек в шляпе отдаёт честь и тараторит: «Команда выполнена. Командир орудия Огрызко.» Еле узнал в нём того молодого форсистого командира первого орудия батареи.

Спрашиваю: «Как ты меня узнал?»

- Трудно не узнать.

Сержант ГАИ настоял, чтобы мы отдохнули у него часок.