— В первый год Великой Отечественной бои тут гремели жестокие, три раза Елец переходил из рук в руки. В алтаре монастыря развернули операционную, раненых не знали, где размещать, а они все прибывали и прибывали. Монахи и священник бесстрашно помогали, как могли.
— Лекарств не хватало, только спирт и бинты, Противогазы мы выкладывали, а сумки набивали перевязочными средствами. Когда и этого не хватало, рвали на себе и на раненых сорочки, смачивали спиртом и использовали вместо бинтов. И раненых спиртом поили, чтобы хоть немного их боль унять. Все были голодные, и мы, и бойцы, кухни за войсками не успевали. В подвалах уцелевших домов прятались старики и женщины с маленькими детьми, варили там картошку, нам последнее отдавали, а мы – раненым. Воевал весь народ, а народ победить нельзя. Мы глохли от разрывов снарядов, слепли от гари и дыма, не различали, ночь или день на белом свете. От непосильной ноши сердце, казалось, вот-вот разорвется. Я в те поры весила меньше 50 килограммов, а раненый вместе с оружием – под 100. Оружие бойцы не бросали. Когда фашисты шли в атаку, мы оставляли раненых и хватались за автоматы или винтовки, стреляли все девчата неплохо, научились. Помню, наш батальон готовился к наступлению. Перед боем священник из монастыря служил молебен: «Спаси, Господи, люди твоя! Даруй победу и очисти землю нашу от врагов!» Он напутствовал бойцов, поднимал их дух, благословлял на защиту своей Родины. И люди отважно шли в бой. Страх, конечно, был, но мы старались его побеждать.