Из дневника моего деда, Ожигова Алексея Михайловича: 

"Осенью 1940 г. моего брата Александра и его друзей-соседей призвали в армию. Но с отправкой их в армию дело почему-то затягивалось, и они уехали только в начале октября 1940 г. с пароходом «Якутия», который тянул пассажирскую баржу «Ная». 

Я хорошо помню этот день. Когда у нас настал урок русского языка, а его вела учительница Анна Петровна Петрова – очень строгая учительница – она зашла в класс вся не своя со слезами на глазах. Мы, ученики, вначале не поняли, в чем дело. Но вот она, Анна Петровна, подошла к окну и стала глядеть в окно. В это время я тоже приподнялся на парте и заглянул в окно – по реке Витим плыл из города вниз по течению пароход «Якутия» с баржей, увозя призывников. Вместе с ними уезжал мой брат Александр, сын нашей учительницы Анны Петровны Юрий и другие призывники осени 1940 г. 

Забегая вперед, я скажу, что Анна Петровна плакала в этот день не зря. В этот день она последний раз видела своего сына. Летом 1941 г. он сгорел в танке. 

Я тоже в этот день последний раз видел своего брата Александра – он не вернулся с войны. 

Брат попал служить в Читинскую область на 77 разъезд в 31 артиллерийский полк. Он писал в письмах, что условия для солдат были суровые. В казармах содержалась температура 0о. В общем всю зиму приходилось мерзнуть. Присылал он и фотокарточки, на одной он снят на огневой позиции на учебном стрельбище как лучший стрелок в полку. 
Письма приходили от него регулярно. По письмам можно было судить, что их часть к 22 июня 1941 г. находилась возле западной границы и, разгрузившись с эшелонов, попала в число действующей армии под Ровно. Далее письма шли с продолжительными перерывами. Помню, что адреса писем были из городов: Ровно, Витебска, Бобруйска, Гомеля, Смоленска, Брянска, Тулы, Орла. Потом письма почему-то пошли из Средней Азии: Ташкента, Чарджоу, Термеза. Затем вновь настал перерыв. После этого уже вновь от него было письмо из Орла. 

Последние письма, насколько я помню, пришли от него к нам в июле-августе 1943 г. И на этом оборвались. 
А где-то 29 или 30 сентября 1943 г. мы получили почтовый перевод на 256 рублей на бланке почтового перевода, который был на имя матери. На оборотной стороне было написано: 

«Ваш сын, сержант Ожигов Александр Михайлович, погиб 29 августа 1943 г. в бою под г.Мерефа. Высылаем найденные при нем деньги 256 р.». 
Военный п/он Поляков. 
А затем, неделей или двумя позже пришло похоронное официальное извещение из части. В нем было написано: 
«Ваш сын, сержант Ожигов Александр Михайлович, погиб смертью храбрых в бою под г. Мерефа 31 августа 1943 г.».

Брат до армии увлекался сбором грибов, ягод, поездками на лодке на рыбалку и иногда ходил на охоту. Очень редко он брал по ягоды меня. Увлекался он и фотографией, и этому научил меня. Занимался он стрельбой из мелкокалиберной винтовки и даже был общественным инструктором по стрельбе. 

Я как сейчас помню, как он много раз стрелял в ограде из м/кал. винтовки в 10-15 копеечные монеты с расстояния 20-25 м и почти никогда у него не было промаха. Лет примерно с 16-ти брат был комсомольцем. Учился он хорошо. Оценка по дисциплине – отлично. Были у него и подружки. … но война не дала ему прожить и до 23-летнего возраста, из которых два с половиной года пришлось находиться в горниле самой страшной войны. 

Чтобы мог рассказать нам Александр, если бы ему удалось выжить на этой войне? Но этого ему суждено не было. Где находится его могила, нам не известно – где-то под г.Мерефа, но где именно никто не знает. 

Соседки-женщины еще говорили, что может все это ошибка, что может быть еще все не так. Но время шло, окончилась война, живые вернулись, не вернулись только те, кто погиб."