События 1941 года заставили русских женщин встать в строй наравне с мужчинами. Александра Васильевна помнит, как страшно было, но привыкли, если к этому можно было привыкнуть? «Привезли нас ближе к фронту, слышна была стрельба, нас выгрузили. Жуткое зрелище царило кругом: выжженные деревья, сёла – один пепел кругом, да остатки несгоревших печек, напоминающие о том, что когда - то в этих местах шла спокойная размеренная жизнь. Потом снова погрузили и отвезли на станцию Бологое Калининской области. Эта станция Бологое важную позицию занимала, через нее все эшелоны шли, войска шли на фронт. И вот нас расселили в казармы, техники и орудий у нас не было, и мы пока занимались изучением оружия, самолетов и их шумов, своих и немецких. Мы, когда на фронт приехали, нам, как и положено по распорядку стали выдавать по 100 граммов водки и табаку. Потом спохватились, что мы девушки. Табак перестали выдавать и заменили на конфеты. Почти каждый день как начинался вечер, так начиналась бомбежка, бомбили железнодорожную станцию и бомбы падали в озеро. Наша казарма ходуном ходила, окна трещали. Часто водили нас строем во время бомбежки на станцию, помогать раненным. Там был ужас: все взрывается, горит кругом, цистерны с горючим и все горит. Ходили мы всегда только строем и на другую батарею нас водили изучать приборы ПУАЗО -3. И вот, однажды, мы немного запоздали и пошли строем на батарею. Вдруг шум, откуда ни возьмись, налетел фоккевульф - немецкий самолет и начал бомбить. Я не помню, как меня сшибло, я встала шапка была в стороне, а по шинели осколки прошли, всю шинель изрешетили. Как я жива осталась, не пойму. Наверное, «в рубашке» родилась. Я стою, а вокруг никого, я побежала, а там впереди несколько человек раненые, убитые и их всех собрали и увезли в медсанбат, погибла и моя подружка, с которой из дому ушли на войну. А мы, кто остался в живых, стали помогать солдатам, которые стреляли из орудий по самолёту, подносили снаряды. Так было, пока мы не получили свою технику. И начались наши военные будни: ночные дежурства, обстрелы, бомбардировки. По тревоге все бежали к прибору. Садились и начинали наводить цель. Первый номер ловит самолёт в прицел, совмещает и передаёт азимут на орудие: «Азимут такой-то, дальность полёта такая-то. Орудие «Огонь!». Другие подтаскивают снаряды. Девчонки вдвоём брались за снаряд, он весит 18 килограммов, попробуй подними.
Поднести к орудию надо бегом. Ой, намучились. Несколько снарядов подтащишь руки и ноги дрожат, валишься от слабости. А если кого убьют, то в одиночку тащишь этот снаряд и слёзы от злости за свою слабость. Всякое было. Когда сильная бомбёжка, то орудия стреляют прямой наводкой. Но на нашей батарее такого никогда не было, чтобы нас бомбили. Мы не допускали и сбивали самолёты на дальних подступах. Самым страшным был, конечно, первый бой, зенитка тяжёлая. Не хватает силёнок, да и росточка маловато, чтобы крутить эту махину. Подкладывали ящики, чтобы доставать до прицела. Господи, всего натерпелись. А как начался артобстрел, жуть. Плачем на батарее от страха и от бессилия. Залп дадим. Руками уши закроем: «Ой, мамочка!». Хочется забиться куда - нибудь в угол, в землю врасти. В какой-то момент не выдержала, нервы, наверное, сдали. Сбежала от страха с батареи и каким-то чудом взобралась на берёзу и сижу. Как там оказалась сама не помнила, потом смеялась, еле слезла. Ну, а потом ничего, привыкла».