История Нургалеева Гумара Мирхайдаровича

Мой родной дядя по материнской линии Нургалеев Гумар Мирхайдарович родился в 1914 году в довольно благополучной, обеспеченной семье, которая уже ни одно поколение занималось пчеловодством и торговлей мёдом. Жила семья в деревне Ишмурат (Ишмуратово) Кудейской волости Уфимского уезда Уфимской губернии.

Нужно также отметить, что дядина нəнəй Гульґаширя (1854г.р.) окончила в Казани женскую гимназию с педагогической специализацией, чему не могли не способствовать её родители (дядины прадедушка и прабабушка). Однако, выйдя замуж за дядиного Нургали картатая, Гульґаширя нəнəй не могла заниматься обучением чужих детей, зато дала добротное домашнее образование своим пятерым детям, среди которых старшим был отец дяди (мой картатай) Мирхайдар. Сам осознав духовное значение образования, отец дяди (мой картатай) всячески внушал своим детям тягу к нему. 

К несчастью, когда дяди было всего 4 года, умерла его мать, первая жена Мирхайдар картатая.

Как старший и единственный (до 1927г.) сын Мирхайдар картатая дядя много помогал своему отцу по хозяйству, в том числе ухаживал за лошадьми, что впоследствии ему пригодилось на фронте. 

Достоверно мне это не известно, но, вероятно, Гумар абый отучился в деревенской школе, потому что впоследствии он сумел поступить в Андижанский дорожно-строительный (или автодорожный) техникум и в середине 30-х годов успешно отучиться в нём на техника-автодорожного строителя.

После окончания техникума дядя строил и ремонтировал дороги в Бухарской области тогдашней Узбекской ССР, а незадолго до войны он возглавил Бухарское районное дорожно-строительное управление.

На чужбине дядя оказался ввиду обострившейся к 1930 году полосы репрессий на состоятельных людей. Чтобы спасти своего юного (16 лет) и очень любимого сына от репрессий и последующих политических гонений, отец его (мой картатай) Мирхайдар решил отправить дядю в Ташкент, где к тому времени уже проживал один из его младших братьев. 

Беспокойство отца (моего деда) не было напрасным: вскоре на семью обрушились репрессии. Отобрали дом, скот, пасеки, всё, кроме одежды и кое-какой утвари. Даже моя мама Нургалеева (Курбанова) Тамиля Мирхайдаровна, 1931г.р., подверглась репрессиям.

Самого Мирхайдар картатая (отца моего дяди) отправили в так называемую трудармию и полтора года содержали в колонии на улице Достоевского в Уфе. Относительно «мягкий» приговор объяснялся тем, что наёмные работники (в основном из числа марийских крестьян) все как один заявили о том, что с ними обращались справедливо и без притеснений. В семье помнят о благородстве наших нуримановцев-марийцев, фактически заступившихся за Мирхайдар картатая. 

Однако, вернусь к истории дяди. Каким-то образом добравшийся без паспорта до своего ташкентского родственника дядя не мог просто стать нахлебником (лишним ртом) в его семье.

Он спешно освоил узбекский и русский языки и, в конце концов, по совету и с помощью земляка, знакомого с местными делами и обычаями, справил себе паспорт на имя Нургалеева Умара Хайдаровича (то есть на узбекский манер) и отправился покорять Андижан, где умудрился работать и учиться одновременно.

Поражает стойкость 16-17-летнего дяди-юноши, который превозмог столько сложных преград, чтобы выжить на чужбине. Кстати, впоследствии именно дядя посоветовал своей младшей сестре, моей старшей тёте Нургалеевой Наиле Мирхайдаровне приехать на учёбу в город Сталинабад. А та, в свою очередь, провела по этому пути мою мать. А мама мягко, но настойчиво советовала учиться уже моему отцу Курбанову Агляму Галиевичу. Мой отец стал единственным в своей семье, кто получил высшее образование, причём в филиале юрфака МГУ. Мы с моей сестрой очень гордились своими хорошо образованными родителями.

История дяди Нургалеева Г.М. помогла мне проследить цепь взаимосвязанных жизненных событий, которая в определённой мере сказалась на судьбах многих наших родственников. Поэтому мы, его родные, помним и ценим своего дядю не только за участие в Великой Отечественной войне, за его геройскую гибель, но и за показанный нам пример жизнестойкости в суровых мирных условиях, когда многие не выдерживали и психологически ломались.

До войны дядя женился на девушке из Башкирии, но, к сожалению, детей у них не было: не получилось. Поэтому, как племянник, ощущаю особую ответственность рассказать о дяде.

Дядю призвали в РККА в январе 1942 года, когда события на фронтах войны носили критический характер. Место призыва: Бухарский РВК Узбекской ССР. Но учитывая дядино образование и руководящую должность, его послали на обучение в Шадринское военно-пехотное училище Уральского военного округа, которое в 1942 году относилось к территории Челябинской области (теперь к Курганской).

Подозреваю, что дядя сам попросил направить его именно в это училище, так как хотел быть ближе к отцу, которого не видел с 16 лет и который работал и содержал семью в городе Аша Челябинской области. Связь между отцом и сыном многие годы ограничивалась только письмами.

По окончании училища дяде присвоили офицерское звание «младший лейтенант», но не направили в действующую армию, а, видимо, на какое-то время нашли применение в Уральском военном округе. 

В конце 1943 года дядю направили в действующую армию командиром взвода 8-го кавалерийского полка 2 кавдивизии 1-го гвардейского кавалерийского корпуса 1-го Украинского фронта. 

С 13 июля по 29 августа 1944 года 1-ый гвардейский кавкорпус в составе Конно-механизированной группы принимал участие во Львовско-Сандомирской наступательной операции. В боях за украинский город Броды во время указанной операции дядя получил ранение в ногу. 

После излечения ноги Нургалеева У.Х. (Г.М.) направили командиром взвода 2-го эскадрона фронтового конного депо №13. За отличную службу дядя был представлен к награждению медалью «За боевые заслуги». 

Словом, дядя принял участие в боях за освобождение довоенной территории Польши, дойдя с боями до её бывших границ с гитлеровской Германией. 

Так, наконец, наши пришли «бить врага в его же логове», о чём думали и мечтали миллионы воинов — живых и мёртвых.

Чтобы подступиться к «логову» - Берлину, надо было сделать мощный рывок от Вислы к Одеру и форсировать последнюю крупную водную преграду перед Берлином. 

Общеизвестно, что начало наступления советских войск для проведения Висло-Одерской операции Ставкой Верховного Главнокомандования намечалось на 20 января 1945 года. Но 6 января в связи с крупной неудачей англо-американских сил в Арденнах премьер-министр Великобритании У. Черчилль обратился к И.В. Сталину с просьбой оказать помощь и срочно провести наступление (цитата) «на фронте Вислы или где-нибудь в другом месте».

Ставка, решив поддержать союзников, ограничила нашим войскам время на подготовку к операции и перенесла её начало на более ранний срок - с 20 на 12 января.

И вот уж дядя дошёл до Одера, то есть ступил ногой на землю фашисткой Германии. 

При форсировании Одера было решено организовать ложные участки форсирования реки, чтобы отвлечь внимание и силы противника от главных (основных) участков. В частности, боевая задача по организации ложного участка форсирования была поручена взводу под командованием гвардии мл. лейтенанта Нургалеева У.Х. (Г.М.). 

Вероятно, взвод со своей задачей справился, так как противник направил на их участок имитации форсирования мощный огонь артиллерии и налёт авиации. Многие из взвода погибли, в том числе дядя. Это случилось 30 января 1945 года, на завершающем этапе Висло-Одерской стратегической наступательной операции, всего за 3 месяца до победоносного окончания Великой Отечественной войны советского народа против фашисткой Германии.

После войны моя неугомонная тётя Нургалеева Наиля Мирхайдаровна разыскала двух сослуживцев дяди, участвовавших в событиях конца января 1945 года. В конце концов она разыскала могилу брата. 

Кстати, ей помог в этом известный польский писатель и публицист Януш Пшимановский, который написал в соавторстве книгу «Память», в которой увековечены имена польских и советских солдат, погибших при освобождении Польши, в том числе моего дяди. По просьбе тёти я лично купил эту книгу в Москве на Тверской (ранее улица Горького) в некогда знаменитом книжном магазине «Академкнига» и подарил ей её. 

В советское время тётя трижды ездила на могилу к брату (моему дяде) в город Ключборк Опольского воеводства, где познакомилась и жила в доме интеллигентной польской семьи, члены которой многие годы состояли в переписке с тётей и по её просьбе, а также по собственной воле ухаживали за могилой дяди. Теперь же об этом приходится только мечтать. 

Пусть в сердцах потомков, живущих в Нуримановском районе Башкортостана, будут навсегда высечены слова «Никто не забыт, и ничто не забыто». Аминь!