Григорий
Васильевич
ПОДЕЛИТЬСЯ СТРАНИЦЕЙ
История солдата
В родословной моего деда Григория Васильевича Новоселова, словно две реки, сплелись две традиции. Трудная судьба русского крестьянства и еще более горькая участь кубанского казачества.
Отец, Василий Новоселов, был простым крестьянином из деревни Заднее Поле, что на новгородской земле. В империалистическую войну ушел в солдаты и честно бился «За веру, царя и Отечество!» Воевал храбро, получил даже Георгиевский крест за солдатскую отвагу. И судьбу свою нашел на Южном фронте, вернулся домой с женой, кубанской казачкой Антониной Ивановой. 12 апреля 1925 года и родился в новгородской крестьянской деревне кубанский казак Григорий Новоселов – мой прадедушка. Рос подвижным и озорным мальчиком.
Времена на дворе стояли непростые. Страна шла вперед, легко отбрасывая все старое. Отец на всякий случай подальше в сундук прятал свой Георгиевский крест, а сына учил не только работать до пота, но и драться до крови, не отступая никогда. Вдруг пригодится. Мать тоже свои заветы смогла передать. Церкви рушились кругом, а она иконку наказывала всегда с собой носить и заставила молитвы выучить наизусть — «Богородицу» и «Отче наш». Семья была верующая, так как казак без Веры – не казак. В семье было шестеро детей. Когда запретили церковь, то его родители тайком ходили причащать деток по воскресеньям к батюшке домой. И кто-то из соседей их сдал.
В 1929 году в их родной дом пришли люди в черных полушубках и всех, отца и троих старших детей, сослали в Карелию. Привычные слова «ладные хозяева» они заменили коротким обвинением: «кулаки». Так его семья стала врагом народа.
Перед самой войной семье Новоселовых позволили вернуться в родную деревню.
Боевой путь
Польша: Померания. Одера и город Бунцлау.
Воспоминания
Григорий Васильевич Новоселов:
Немцы пришли в деревню Заднее Поле в августе 1941 года. Вскоре повесили приказ: «Всей молодежи, кто старше 14 лет, готовиться к отправке в Германию!» По возрасту, Григорий Новоселов как раз подходил, ему исполнилось 16 лет, и вскоре за ним пришли солдаты в серых шинелях. Его с сестрой забрали в лагерь, почти сразу разлучили, отправили вначале в Прибалтику, а потом в Германию. В трудовом лагере на территории Латвии молодых русских били. В качестве развлечений фашисты применяли травлю заключенных собаками. Выдержать все это было просто невозможно, бежал. Задержали, избили и направили уже вместо трудового лагеря в концентрационный — для детей и подростков Саласпилс. Здесь иная мера наказания применялась — расстрел. Однажды в Литве, когда состав с пленными шел по склону вверх, да еще и заворачивал (тормозить было нельзя), я с двумя друзьями, выломав оконце в теплушке, прыгнул под откос. Немцы стреляли вдогонку, но промахнулись. Через несколько дней блужданий по лесам есть захотелось настолько, что рискнули выйти к литовскому хутору. Были там немцы или нет – кто же знал. За хлебом отправили меня. Я постучал в крайнюю хату. Вышла женщина литовка, непонимающая русского языка. Я ей жестами со слезами объяснял, что хочу есть. Она мне дала огромный кусок хлеба и такой же толщины кусок сала. Ничего не было в моей жизни вкуснее, чем эта еда… Немцы снова поймали меня. Притащили в деревенский дом и стали бить. Фашисты кричали, что я партизан, бандит, убивал немецких солдат. Когда собрались вести на расстрел, в дом вошел немецкий офицер. Он взглянул на отнятые у арестованного вещи, которые были разложены на столе, брезгливо развернул холщовую тряпицу. Выпала иконка. Немецкий офицер спросил у меня по-русски: «Ты веруешь в бога?» И тогда я перекрестился и прочитал «Богородицу» и «Отче наш» окровавленным ртом. Вот ведь как спасла от смерти материнская забота. Только ее вера и отвела горькую судьбу, можно сказать. Эту иконку мой я пронес через всю войну. С каждым новым побегом опыта прятаться становилось больше. И удача мне улыбнулась в 1944 году. Из трудового лагеря под городом Штеттин на реке Одере вновь бежал. Ночами шел к своим. Линию фронта миновал неожиданно легко. Вечером услышал канонаду, а утром увидел наших солдат. Это оказались подразделения Войска польского. Руководили частями советские командиры, а числились они как войска союзников. К бежавшему из плена пареньку особо не цеплялись. Присмотрелись, откормили. Злости на немцев у него было столько, хоть отбавляй. Зачислили в строй и дали автомат. Доверяли настолько, что брали в разведку. Я и мой друг Михаил Солдатов участвовали в бою в Померании. При внезапной ночной атаке, когда вся польская рота бросилась врассыпную, мы вдруг поняли, что бежать тут никак нельзя, сразу убьют. Схватили ручной пулемет, бросились под боевую машину и из-под колес открыли огонь. Наткнувшись на неожиданный и мощный отпор, враги рассеялись. Наутро выяснилось, что машина, под которую они залегли, была штабной, хранились в ней секретные документы и знамя части. Вокруг было обнаружено 78 трупов фашистских солдат. За тот бой я получил один из крестов храбрости Войска польского и был представлен к награждению орденом Красной Звезды. Другой за ценного «языка», при-веденного из разведки.