Первые дни лихой годины молодая семья Николаевых, встретила в Карелии в нескольких  километрах от границы, где глава семьи служил радистом в звании сержанта при штабе одного из воинских подразделений.  Будучи сержантом связи, Федор Степанович, буквально на минутку заглянув домой, только и успел сказать своей жене:

- Мария! Быстро собирайся, на улице стоит машина, которая отвезет Вас с сыном на станцию. Война…  Добирайтесь домой в Озерки…

И начались для Марии Николаевны с восьмимесячным малышом испытания. Эшелон, в котором они  ехали, постоянно бомбили фашисты с самолетов. Во время воздушной тревоги пассажиры выбегали из вагонов и припадали к земле. Рядом рвались снаряды, превращая землю в рваные раны. И в этом грохоте слышались плач, предсмертные крики погибающих и стоны раненых беззащитных женщин и детей. После налета эшелон снова продолжал путь, Существует такая народная мудрость “Кому война, а кому мать родна”. Мародерство во время войны было не исключением. Так во время одного из налетов у матери украли узел с вещами и запасом продуктов, которые она в спешке успела взять. Кормиться было нечем. От переживаний пропало молоко. Ребенок и сама вели полуголодное существование. Добрые люди, жалея дитя, делились с ними куском хлеба.

Шок испытала она, когда после одной из бомбардировок подняла малыша с земли, и увидела, что он залит кровью. У самой сердце захолонуло “Не уберегла!”. Прильнула к сердечку, оно билось ровно, ребенок дышал. Отерла  кровь. Оказалось, что все его тельце в ранках от мелких осколков. Потом их пересадили на баржу. Здесь тоже было не сладко, так как налеты фашистской авиации на Беломорканале продолжались.  И это было страшнее. Ужас состоял в том, что схорониться было негде, кругом вода. 

До Ульяновска беженцы добрались глубокой осенью. Тут их встретил военные, обогрели, накормили. Выделили паек, и отправили в теплушке до Вешкаймы, а оттуда до родного села рукой подать. Плакала Мария от радости, что дома, что рядом родные люди: мама Анастасия Романовна, сестра Катя, брат Коля. Два старших брата были на фронте.

В деревне оставались одни старики, женщины и дети. Марию, как бойкую и грамотную (Она окончила семь классов) выбрали председателем сельского совета. А это была нелегкая ноша. По сути дитя-то своего она и не видела. Рос мальчишка под присмотром бабушки, которую до конца дней все дети звали мамой старой.

Время было суровое. За ненароком сказанное слово могли упечь в каталажку. Да и злые люди могли так подставить, что можно было угодить в тюрьму. Она вспоминала такой случай. Как-то пришел к ней в кабинет подвыпивший сельчанин, разобраться, почему с него взяли непомерно большой продналог. Дело было зимой. Состоялся бурный диалог. И в сердцах, мужчина кинул рукавицу, которая по несчастью попала в портрет Сталина, который с грохотом упал на пол. А через несколько дней Марию Николаевну вызвал начальник милиции. Дыша перегаром, он стал угрожать пистолетом женщине, чтобы она призналась в интенденте с портретом вождя. Видно кто-то из “доброжелателей” накатал телегу в милицию. Мария Николаевна, видя, что начальник не шутит, бросила ему в лицо:

-Да как ты, тыловая крыса, смеешь мне, жене участника войны, тыкать в лицо пистолетом? Наши мужья кровь на фронте проливают, а ты с бабами воюешь! Да я завтра пойду в райком, расскажу об этом, так ты сам за решетку сядешь. Я тебе сказала, что не кидал Иван в портрет рукавицей, так и было.

Страху порядка пришлось выпустить и сельчанина.

Домой Федор Степанович возвратился в 1946-ом. Алеша долго привыкал к отцу, которого только и знал по письмам, да рассказам матери.