Мой отец Николай Павлович Нечаев родился 24 мая 1924 года. Деда арестовали и репрессировали в 1932-ом.

— Детская память цепкая, — рассказывал отец. — Помню, как на санях под конвоем с шашками наголо нас везли зимой по Оби на север Свердловской области, в болота, за Сургут. На соседних санях рожала женщина, но обоз не останавливался…

Школ в тех местах не было, поэтому образованием  ребенка занимался отец, бывший офицер белой армии. В первый, второй и третий класс мальчик не ходил, когда появилась возможность — пошел сразу в четвертый, и быстро стал примером для одноклассников. До войны получил среднее медицинское образование и даже успел поработать фельдшером.

В Красную Армию призвали весной 1942 года:

— Когда меня твой дед провожал, он сказал: «Запомни, Колька, Родина у человека бывает только одна…».

Война для красноармейца лыжной бригады Николая Нечаева началась зимой 1942-1943 года на Северо-Западном фронте. Я часто задавал отцу вопросы о том времени, пытался узнать подробности.

— Мы ходили по немецким тылам, иногда затыкали бреши на участках фронта, — вспоминал отец. — За ночь проходили по 50-70 километров и обрушивались на врага как снег на голову… В бригаде насчитывалось больше 1500 человек. Ходить на лыжах было удобно. К тому же, по лыжне невозможно определить: сколько нас прошло — 500 или 800. За зиму в теплой избе не переночевали ни разу. Спали на еловых ветках: нарубишь — и поплотнее друг к другу… Пополняли нас моряками из морской пехоты — здоровые парни, косая сажень в плечах. А на лыжах ходить не умеют. Намучились мы с ними — выдыхаются быстро. А мы-то из Сибири, все детство на лыжах.

Пришла весна, снег растаял, и лыжники стали не нужны. Подразделение расформировали, после этого мой отец попал в артиллерию.

— Полк у нас был особенный, — рассказывал фронтовик. — Преподаватели физики, математики, некоторые даже из ленинградских университетов. Их проще было обучить вычислениям при стрельбе из орудия: все поправки и корректировки делали чуть ли не в уме. Здорово стреляли.

— А на прямой наводке? — спросил я у отца.

Он посмотрел на меня и как-то тяжело сказал:

— После прямой наводки, бывает, и разговаривать уже не с кем...

— А как ты остался в живых после всего, что прошел?

— Видимо, мать много Богу молилась, вот и отмолила. У неё молитва была сильная — все выселки об этом знали. Это Бог чудо совершил...

Потом была Курская дуга, Прибалтика, Восточная Пруссия, штурм Кенигсберга. Отец закончил войну в городе Штеттен, старшим лейтенантом медицинской службы, в должности начальника эпидемиологической службы полка.

Демобилизовался осенью 1945 года. С фронта вернулся с орденами Красной Звезды и Оте­чественной войны, медалями «За взятие Кенигсберга», «За победу над Германией» и персональной благодарностью Верховного  Главнокомандующего И.В.Сталина.

Плюс контузия — слышал плохо, что окружающие не всегда замечали — и маленький шрам от осколка на левой руке.

Второй орден Отечественной войны получал уже в Экибастузе и называл его «ветеранским».

В Экибастузе отец работал директором 182 железнодорожной школы, директором школы рабочей молодежи, директором средней школы №3. Выйдя на пенсию, продолжал трудиться учителем истории.

Все разговоры о войне у нас обычно заканчивались быстро:

— Ты бы лучше картошку почистил...

Но, бывало, и вырывалось… Как-то в десятом классе перед 9 Мая я снова стал спрашивать о войне.

Отец протянул мне газету «Известия», которую читал. Там я прочел, что, по результатам переписи, к 1975 году во всем Советском Союзе в живых осталось только 3 процента мужчин, рожденных в 1924 году.

Отец посмотрел на меня и сказал:

— Вдумайся в эту цифру. Вот это и есть война. А еще это такой тяжелый физический труд — за пределами человеческих возможностей, не говоря уже о психике и горе. И передать это невозможно. Если ты не успеешь убить — убьют тебя.

— Быть убитым я не боялся, — продолжал отец. — Я всю войну боялся пропасть без вести или попасть в плен. Ведь я — сын «врага народа», а это клеймо, и разговор с такими короткий… А ведь в плен попадают по-разному: засыпало землей, контузило, был без сознания — да мало ли ситуаций…

В тот же день на даче я пристал к отцу: давай, да давай поборемся, обхватил его, когда мы копали грядку.

Моя лопата улетела в сторону, я оказался на земле, а отец сделал выпад.

— Страшновато как-то, — сказал я отцу.

— Да, это страшно, когда мы врываемся в траншею или в деревню с винтовкой наперевес. А бороться я не умею, нашел с кем бороться…

Вот так я узнал, во что может превратиться обыкновенная лопата в руках моего отца. Потом он показал мне два упражнения из штыкового боя.

Почему-то запомнилось, как мой отец здоровался с первым прокурором города Константином Жанузаковым и с Воротыновым — учителем-трудовиком из школы №5.  У всех троих при встрече теплели глаза и менялись лица. Они друг друга как-то по-особому чувствовали. Хватало просто кивка, а лица уже другие… Отец говорил об этих людях:

— Они нашу жизнь своей кровью оплатили.

У одного и второго не было ноги… Кстати, Жанузаков является почетным гражданином Ленинграда. Кто у нас в городе об этом сегодня знает?

О победе отец говорил:

— Мы, мое поколение, не Германию разбили, мы всю Европу победили. Они пришли нас убивать, из 200 миллионов хотели оставить 14 для рабства. А мы рабами никогда не были и не будем. Я в 1942 году с французской танковой частью столкнулся — у них моторы на морозе не завелись… Видел пленных финнов — здоровые ребята, не говорю уже о десятках и сотнях тысяч румын, венгров, итальянцев… Вся Европа воевала против нас на стороне Германии, вот как было. Сейчас об этом помалкивают…

О мае 1945 года рассказывал:

— Ты не можешь себе представить — сама природа сошла с ума: цвело все — и трава, и яблони, сирень. Казалось — воткни палку, и та через день зацветет… И мы пьяные от счастья, что все, все кончилось, а мы живы. Это только в кино 9 мая все выпивают. И 8, и 9, и 10 мая от тишины нервы были на пределе. Боялись тишины, всё разведкой проверяли, и все у орудий — наш командир нас берег. Прагу вообще 11 мая освободили… Все веселье было потом.

В 1993 году отец ездил в Калининград (бывший Кенигсберг) на встречу с однополчанами.

 А о празднике 9 Мая как-то еще проще сказал:

— Ты счастливый, у тебя два дня рождения. Первый — 9 мая, а второй в апреле.

Потом пояснил:

— Не было бы девятого мая, не было бы меня, а если б не было меня, то и ты бы не родился. Пошли праздновать!

А.НЕЧАЕВ, сын.