Разбирали архив моих родителей. Нашли папины записи-воспоминания о Войне. Мы даже не подозревали, что такие записи существуют, а тут такое сокровище. И радовались над ними, и  смеялись, и плакали.

19 декабря день рождения моего папы – Миронова Николая Васильевича. Ему исполнилось бы 105 лет, живут люди и до этого возраста. А папа умер очень рано, в 60 лет. Прошло 44 года, как его нет с нами, но и сейчас больно. Помню тебя, Папочка, люблю и благодарна за всё.

                                                 Миронова Татьяна Николаевна

                                                          1 декабря 2024 года.

                                                        «Изрытая снарядами стонала степь.

                                                        Стоял над Сталинградом черный дым

                                                        И долго, долго над грозной Волгой

                                                        Мне снился Дон и ты над ним».

                                                                           /из народной песни/

В начале июля 1942 года наш полк отдыхал и пополнялся после жестоких, но неудачных боев по деблокированию Ленинграда. Еще не улеглись в душе переживания, связанные с катастрофой Второй ударной армии, но ежедневно газеты и сводки Информбюро приносили тревожные вести из южных Донских степей. Там в большой излучине Дона накапливался враг. Обстановка накалялась.

К нам в часть прибыл дивизионный комиссар Телегин, он поставил задачу о переброске частей 59-го укрепрайона под Сталинград.

Сборы недолги. Ночью мы погрузились в эшелон (под Калинином), ночью проехали Москву, утром – Рязань, затем Борисоглебск, Поворино, Иловая, и еще какие-то станции. На маленьком полустанке выгрузились (название не помню) и походным порядком ночью двинулись к Дону.

Кругом все горело. Горели станции, склады хлеба, железнодорожные составы. Враг жестоко бомбил, не позволяя сосредоточиться нашим силам.

На рассвете 17 июля полк занял оборону на западной окраине станции Клетская *) в 4-х километрах от воспетого М. Шолоховым Тихого Дона. Враг не заставил нас долго ждать. Как только взошло солнце воздух наполнился сплошным гулом моторов. Гудели самолеты, танки, машины. Начался настоящий ад. Враг ломился грудой металла и огня.

Наши части стойко сопротивлялись, несли большие потери, но врага не пропускали. Все его атаки сокрушались, встречая противодействие и стойкость наших бойцов. Но силы были слишком неравными. Десять дней сражались на западном берегу Дона, прикрывая отход наших войск. 27 июля врагу удалось сбить наши части. Началась адская переправа через кипящий Дон, о котором писал Михаил Александрович.

Трудно представить эту тяжелую переправу, где мы потеряли своих лучших бойцов и командиров. До берега добирались кто как. Многие оказавшись на левом (восточном) берегу Дона, были без сапог, без форменной одежды, но с автоматами. Трудное было время.

А перед нами был Сталинград.

                                                                    Ветеран войны

                                                                    Миронов Н.В.

*) ст. Клетская – в 125 км на северо-западе от Сталинграда на правом берегу Дона.

Сталинградская оборона.

В минувшую войну самым трудным видом боя была оборона. Да, пожалуй, это не только в минувшую, а так, наверное, было всегда. Обычно наступает более сильная сторона, а слабой остается только сопротивляться. 

С момента окончания Сталинградской битвы прошло 38 лет. Многое описано в различных книгах, а многое уже забыто. Из художественных произведений мне больше всего по душе роман К.М. Симонова «Живые и мертвые». Как участник обороны Сталинграда считаю, что это самое реалистическое произведение. Но как бы ни изложил события Симонов, естественно, он не мог всесторонне видеть отдельные моменты, да это и понятно - ведь сам Симонов не был постоянно среди защитников. Как мне кажется, Константин Симонов с фотографической точностью сумел описать Новоалексеевский лагерь военнопленных и многое другое.  Я не берусь доказывать, что здесь взято достаточно точно, а что может быть охвачено только вскользь. Мне хочется описать несколько частных случаев из множества сложнейших ситуаций боевой обстановки.

Все знают, что оборона носила ожесточенный характер на протяжении августа, сентября, октября и части ноября. В книгах описывается довольно подробно бои в самом городе и совсем слабо освещаются вопросы обороны в степных просторах. Я бы сказал, что за пределами города обороняться нам было не легче. Август по состоянию здоровья я провел в госпитале. А вот с сентября до конца разгрома всей группировки пришлось принять в этом непосредственное участие. Действовали мы на правом фланге обороны (от Дона в направлении тракторного завода), а позднее южнее Ерзовки. Здесь враг быстрее всего вышел к Волге. Он осуществлял свой коварный замысел отрезать всю группировку наших войск от центра нашей страны, лишить нашу армию снабжения. Воевать мне пришлось в 233-й дивизии командиром стрелкового отделения, а затем старшиной роты. 

Навечно в моей памяти остались такие названия сел: Грачи, Кузьмичи, Дубовая Балка, прозванная нами «балка смерти», хутор Дубинин, хутор Вертячий, Панкшино и другие. 

Оборудованных позиций в большинстве случаев не было, так как фашисты диктовали нам ход войны. Во многих случаях окопы и ходы сообщения оборудовали под обстрелом врага, в ночной период. Необстрелянные солдаты не всегда понимали, что успех обороны будет зависеть от степени оборудования позиций. Тот, кто пренебрегал работать лопатой, обычно погибал в течение одного-двух дней. Отсутствие укрытий было не только по лености солдата. Не было инструментов для рытья окопов, уж не говоря о подвозе строительных материалов. Обычно пополнения приходили на голое поле, а дальше думай сам. Я вспоминаю ночные работы по рытью окопов. Почва под Сталинградом очень плотная и глубоко просохшая. Красная глина с белыми прожилками (внешне напоминает мрамор). Рыть можно только с помощью кирки-мотыги. За ночь наработаешься так, что уже ноги не держат. Тут бы покушать и немного поспать. Но об этом можно было только мечтать. Хорошо, если к рассвету подъедет кухня, но чаще было наоборот. Самим приходилось собирать пшеничные колосья на неубранном поле. Вот этим и питались. Жестокой пыткой для нас была жажда. Местность сухая, безводная, кругом пыль и горький запах полыни. Не каждый день удавалось напиться, хотя все время приходилось быть на солнцепеке. 

Однажды выпал удобный случай - позиции были расположены по скатам балки, а в ее долине был родник. Противоположный скат занимали немцы, а родник был между нами на нейтральной зоне. Как в таком случае пользоваться источником чтобы не попасть в плен?  Жизнь заставила внести коррективы в распорядок войны - первую половину ночи воду брали фашисты, а вторую – мы. Никто этого графика не утверждал, он сложился самостоятельно и если кто-либо нарушал его платил за это своей жизнью.

Во втором случае, где-то под Кузьмичами, позиции проходили по арбузному полю, и на первых порах мы жили роскошно. Но арбузы скоро кончились и остались только на нейтральной зоне. И туда ходили за арбузами только ночью. Обычно к ногам привязывали свободные солдатские вещмешки и ползком отправлялись на нейтралку. Нередко такие «походы» заканчивались поединками и многие обратно не возвращались. 

Такой жестокий водяной кризис изматывал нас. Мы были грязны как трубочисты, ибо помыть руки и лицо не могли по полтора-два месяца. Грязь и голод плодили у нас мириады вшей. Я увлекся бытовой стороной дела, но думаю, что для солдата на фронте это главное. Невольно приходится продолжать изложение в этом плане. 

Скоро начались дожди и холода. Седьмого ноября 1942 года в районе Сталинграда температура понизилась до минус 20, а мы были в летнем обмундировании, в пилотках, без рукавиц. Сколько это приносило нам горя! Особенно холодными были ночи. Промерзнешь ночью до костей и уже не знаешь доживешь ли до следующего утра.

Где-то в степи, в 20 -30 километрах от передовой линии было небольшое озеро. К концу октября фронт стал пополняться личным составом и оружием. 4-го ноября нас сняли с передовой и заменили какой-то другой дивизией. Ночью мы совершили марш к этому озеру (где-то к северу от Сталинграда). Утро пятого ноября выдалось чудесное – солнце, безветрие. Хотя температура воздуха была далеко не пляжной, мы немытые и вшивые, с удовольствием мылись, купались в этом озере, затем постирали свои портянки, гимнастерки, брюки и нательное белье. Сушили на солнце. Немного мерзли, но гриппом никто не заболел. Как было приятно одеть чистое и сухое белье! Так мы готовились к прорыву обороны и окружению группировки фашистов.

В эти дни к нам приехал командующий Донским фронтом генерал К.К. Рокоссовский. Без всякой помпы, просто, по-солдатски, собрал нас в кружок. Дружески поговорил с нами, угостил всех высокосортными папиросами (курить нам давно уже не давали). Уезжая спросил сможем ли мы бить фашистов? Солдаты дружно ответили: «Прикажете – дадим им жару!» Мы не знали тогда, что скоро идем на штурм фашистской группировки. В преддверии большого наступления и окружения фашистской группировки, командование решило использовать некоторые освободившиеся от обороны части на строительстве оборонительных сооружений. Нашей части был отведен участок для рытья противотанкового рва северо-западнее Сталинграда. Данная работа оказалась ещё более изнурительной нежели тяжелая оборона сентября-октября. Каждый солдат на день получал делянку в размере 6,5 куб.м. земли. Надо вырыть эту землю и разровнять на поверхности, замаскировать все. Дело осложнялось еще тем, что ранние морозы проморозили верхний слой почвы на 30-40 см.  Норма обязательна и концом рабочего времени могло быть только полное выполнение нормы. Часть солдат старших и самых младших возрастов этой нормы одолеть не могли, но от этого никого не освобождали. Был такой случай солдат Аверьянов совсем ослаб, выбился из сил. Он обратился к комиссару полка направить его в медсанбат. Солдату не поверили, считали, что симулирует и в медсанбат он был отправлен под конвоем. Конвоиром был такой же обессиленный солдат, фамилии которого теперь не помню. До медсанбата было 12 км. В начале конвоир сопровождал «преступника» по всем правилам гарнизонной службы, а затем обессилел и дальше идти не мог. Тогда он отдал свою винтовку арестанту и послал его одного: «Иди, Павел, один, я дальше идти не могу». Конвоир лег в придорожную канаву и скоро скончался, а Павел дошел остальные два-три километра, донес винтовку в санбат и умер на следующий день.

А теперь вернемся к боевой службе, к сущности самой обороны, к борьбе с сильным и коварным врагом. Все давно знают, что противник в 1942 году значительно превосходил наши войска особенно в технике - в авиации, в танках, в минометах и автоматическом оружии. Но одно дело знать из газеты или из книги и совсем другое, когда ты сам лежишь в окопе и ничего кроме кулаков и зубов применить не можешь. Не всегда были винтовки на каждого и тем более боеприпасы. Отбиваться в таких условиях от наступавшего врага было чрезвычайно трудно. Мы несли очень большие потери в людях. Дни начинались однообразно. Рано утром с восходом Солнца вылетали эскадрильи немецких самолетов Ю-88 и Хенкели.  Группы самолетов насчитывали по 60 – 70 штук. Вот они заходят на бомбежку, пикируют, включают сирены для психологического воздействия. С нашей стороны противодействия авиации противника не оказывалось или почти не оказывалось. Фашистские летчики хозяйничали на поле боя как только им хотелось. Мы же лежа на спине в окопе вели беспорядочный винтовочный огонь, не причиняя этим никакого вреда противнику. Порой казалось, что вот эта, оторвавшаяся от самолета бомба, упадет точно около меня. Невольно вжимаешься в землю, хочется еще глубже зарыться, и ждешь… К счастью «эта бомба» взрывается где-то рядом… пронесло! Вслед за первой группой самолетов идет вторая. И так продолжается в течение дня несколько раз. Иногда налеты авиации вдруг прекращались. Начиналась минометно-артиллерийская обработка, а за ней обязательно идут автоматчики. Начинается зверская драка вплоть до применения кулаков и зубов. И это повторяется ежедневно. Фашисты для устрашения сбрасывали с самолетов не только бомбы, но и обрезки железнодорожных рельсов, железные тракторные колеса, бочки из-под бензина и прочий металлолом. Особенно ненавистным был немецкий самолет-разведчик «Фоке-Вульф-190», прозванный нами «Рамой». Он выискивал цели, а «Ю-88» наносил по ним удары. 

Все это продолжалось до начала ноября. В первых числах ноября появились наши истребители и небольшие группы дальних и ночных (ближних) бомбардировщиков. Но наша авиация была малочисленной и положение практически не менялось. 

В эти дни немцы забросали землю листовками. Они писали о нашем трагическом положении и призывали к прекращению сопротивления, звали к себе в плен, на словах гарантировали жизнь. Некоторые неустойчивые воины нашей армии поддавались на коварную агитацию фашистов и переходили в плен. Этих людей фашисты помещали в Новоалексеевский лагерь военнопленных, так ярко описанный К. Симоновым в романе «Живые и мертвые». Мне довелось видеть этот лагерь после освобождения и я, возможно, смогу кратко рассказать о своих впечатлениях об этом страшном кошмаре. 

В конце октября мы занимали оборону чуть южнее Ерзовки – на северной окраине Тракторного завода. Обстановка на фронте была жуткой. Рано утром (я дремал в окопе) я услышал шорох падающих комков земли с бруствера окопа. В мгновение мозг сработал, что это разведка противника спустилась в наши траншеи. Думать тут некогда, сонливость моментально исчезла. К моему удивлению немцев я не увидел. Быстро вскочив увидел, как лейтенант К… уходит в сторону противника. Я окликнул его и потребовал вернуться, но он ускорил шаги, а затем побежал. На мой крик вскочили солдаты и открыли по перебежчику ружейный огонь. Пробежав 15 – 20 метров К. упал. Мы наблюдали за ним до вечера, он был неподвижен. Ночью солдаты притащили труп. Оказывается, к переходу он готовился заранее, даже имел для этого немецкий пропуск. Был и у меня момент душевного колебания, потерял веру в свои силы. Я не собирался совершать предательства, как это сделал К…, но был полностью безразличен к своей жизни. В это время ходил на передовой открыто, предполагая, что так я могу быстро погибнуть, но моей смерти в то время еще не было. Мне было только 22 года. К счастью это душевное колебание продолжалось недолго. Скоро я обрел свою боевую «форму» и всё продолжалось по- прежнему. 

Наконец наступило 19 ноября. Накануне мы получили рубеж для наступления. В течение предыдущего дня и ночи к передовым позициям были подтянуты невидимые резервы танков, артиллерии, пехоты, гвардейские минометные полки. Рано утром задолго до рассвета началась знаменитая артиллерийская подготовка. В воздухе стоял неумолчный гром множества орудий. Все пространство скрылось в сплошной дымовой завесе. Даже находясь рядом разговора не слышно было. Такая «молотьба» продолжалась четыре часа. Там, где были покрытые снегом фронтовые поля, все было черно. Каждый метр земли оказался перепаханным, искромсанным минами и снарядами. Последним аккордом этой необычной музыки был залп гвардейских минометов. И вдруг все стихло. Это было время начала атаки пехоты. По сигналу мы выскочили из своих траншей и бросились на врага. Первое время наш успех был бесспорным. Мы заняли первую и вторую траншеи противника, продвигались вперед. К вечеру фашисты начали организованное сопротивление, но мы выполнили свою боевую задачу. В прорыв были введены моторизованные и танковые части, они устремились на юго-восток, постепенно замыкая кольцо группировки фашистов. Наша задача заключалась в том, чтоб сковать резервы противника и не дать ему возможности выскочить за пределы «кольца». 

Гитлеровцы на весь Мир заявили, что они вызволят окруженцев. На помощь Паулюсу шел хвастливый Манштейн со своей группой армий «Дон». Эту группу немцы создали мобильно из частей, снятых с Северного Кавказа, срочно переброшенных дивизий из Франции и частично снятых с фронта из-под Ленинграда. К началу декабря группа фашистских войск была брошена на помощь Паулюсу. Теперь мы оказались между двух огней. С запада на нас шли войска Манштейна, а с востока рвались окруженцы. 

Для нашей части «жаркими» днями были  бои в районе хутора «Вертячий». Трудно было не только выстоять, но и понять где мы, а ге фашисты. Обстановка менялась постоянно. Хутор Вертячий переходил из рук в руки много раз. Порой казалось, что нам не сдержать врага, но и фашистам не хватало сил, чтоб закрепить победу. Четверо суток шли непрекращающиеся бои. На пятый день фашисты выдохлись и отступили. Но и от наших подразделений ничего не осталось. В этих сражениях полностью погибли 5-я, 6-я и минометная роты нашего батальона. А от нашей 4-й роты осталось только шесть человек. Этот момент борьбы хорошо показан в кинофильме «Горячий снег». В фильме удачно показано какой ценой досталась победа в этом бою.

После неудачной попытки деблокирования фашисты перешли к жесткой обороне. Используя военнопленных и мирное население, они усиленно взялись за строительство оборонительных сооружений. Для этого не стеснялись ломать жилые и хозяйственные постройки нашего народа и использовать этот материал для устройства дзотов, землянок и опорных пунктов.

Мы держали оборону по гребню высоты «102,2», где-то юго-восточнее Вертячего в 10–15 км. Декабрь. Зима. Мы в открытом поле в летнем обмундировании. В роте нет ни лопат, ни кирки, ни мотыг. На наше счастье здесь валялись обломки разорванного в клочья танка. Солдаты укрылись за разбросанными бронированными листами, а мне и сержанту Горелову досталась сорванная и опрокинутая башня танка. Вот в этих «укрытиях» мы держали оборону в течение 3-х недель. Стояли морозные дни и особенно ночи. Трудно представить все наши мучения по борьбе с холодом. Как только мы не замерзли! Противник расставил группу снайперов, которые не давали нам пошевелиться. Сидишь в этом промерзлом бронированном горшке, излучающем холод кажется еще больше, нежели атмосферный и не смеешь пошевелиться. Рад бы выскочить, побегать, потрудиться, чтоб согреться, но такой возможности нет. «Горячую» пищу приносили мы по очереди два раза в сутки: с наступлением темноты вечером, и до рассвета утром. Кухня останавливалась в балке в 2-х километрах от передовой. Пока солдат несет котелки 2 километра, в них образуется сплошной лед. Живи как сможешь. В течение этих трех недель никого из начальствующего состава на передовой не было. Главными лицами здесь были мы с сержантом Гореловым. Иногда нам выдавали по «х» граммов наполовину разбавленной водой водки – так называемые «солдатские сто граммов». Перед новым 1943 годом нас отвели в тыл на отдых. Как только мы все это выдержали?!! Почти сорок лет прошло с тех пор, а те страшно холодные дни и ночи я без содрогания не могу вспоминать.

С душевной теплотой вспоминаю своего командира роты лейтенанта Потапова, политрука роты (фамилию не помню), командира батальона старшего лейтенанта Трахинина и комиссара Джелахао. Один раз в тылу видел командира полка, он произвел на меня отрицательное впечатление. Это был пожилой и, как рассказывали, очень злой человек. Несколько раз встречал командира дивизии (тоже не в боевой обстановке), который всегда дружелюбно беседовал с солдатами и производил хорошее впечатление.

К сожалению, не удалось закончить Сталинградскую эпопею с руководством второго батальона, пришлось расстаться с Потаповым, Трахининым и, особенно сожалею,  с комиссаром Джелахао. С новым руководством – комбатом Нестеренко, комиссаром Андреевым и политруком Кармановским, с которыми не пришлось быть в боевой обстановке, отношения сложились негативные (не по моей вине) и мне пришлось незаслуженно иметь ряд серьезных неприятностей.

После окончания боев по ликвидации окруженной группировки я оказался босым. Начался март. Мне солдаты нашли в поле новые отличные немецкие сапоги. Всем хороши, но очень большой размер. С этими сапогами я пошел в полковую мастерскую с целью переделать их под мой размер. Тыловики взяли у меня сапоги, но переделывать их для меня не стали. Взамен выдали наши русские почти новые офицерские сапоги. Я был удовлетворен, совсем не подозревая, какая неприятность таится в этом обмене. Увидев у меня шикарные (по тем временам) сапоги, ко мне пристал политрук роты Кармановский с просьбой обменяться сапогами с ним. Я знал Кармановского, как человека мстительного, неискреннего, способного на грязное дело, не стал с ним спорить, согласился и поменял с ним эти злосчастные сапоги. Одевшись, Кармановский явился в штаб батальона и там комиссар Андреев опознал эти сапоги. Вся вина была направлена на меня, будто я украл у Андреева эти сапоги.  Я конечно объяснил, как все это было, но скандал разросся. Андреев снял сапоги с Кармановского, а я возвратил ему. Таким образом я остался босым. Тыловики отказались, что это они заменили мне сапоги. Я стал виноватым. Андреев вызвал меня к себе и начал издевательски читать мне мораль. Вначале я попытался доказать свою непричастность к хищению его сапог, но потом понял, что он надо мной издевается. Разговор между нами принял жесткий характер. Не дождавшись моего покаяния, Андреев отпустил меня со злой иронией: «Погоди, ты еще вспомнишь все это!». На следующий день в роту пришел Нестеренко (командир батальона) и перед строем объявил о снятии меня с должности старшины роты. Это было первым актом из сказанного Андреевым «погоди». Так я стал рядовым солдатом. Я понимал, что оставаться мне в этом батальоне нельзя и, выбрав удобный момент, обратился к комиссару полка майору Харланову с просьбой о переводе в другое подразделение. Знал ли Харланов об этом? Наверное нет. Я ему всего сложившегося не рассказывал. Он мне сразу предложил: «Поезжай на офицерские курсы – будешь командиром». В другой обстановке я может быть и не согласился бы на это, но тут мне делать было нечего. Через неделю я уехал в Воронеж. Но у Андреева был в руках второй акт из понятия «погоди…». После победы под Сталинградом оформлялся материал на награды отличившихся солдат и офицеров. В последние дни боев комроты Потапов составил реляцию о награждении меня орденом Красного Знамени и соответственно представил все это в штаб батальона. Просматривая наградные листы, Андреев увидел материалы о моем награждении. Не спеша порвал все листы и бросил их в мусорную корзину. Все это видел писарь батальона и позднее рассказал об этом сержанту Рыльцину, с которым мы вместе учились на офицерских курсах в Воронеже. Горько и обидно было мне знать все это, но жизнь солдата сложная и пришлось пропустить все это через сито нервной системы.

Участник сталинградской обороны                 Миронов Н.В.

Ночной поиск

В начале января 1943 года командиру 4-й роты 734-го стрелкового полка 233-й стрелковой дивизии Донского фронта лейтенанту Потапову, где я служил в качестве старшины роты, была поставлена боевая задача – с группой солдат проникнуть в тыл противника, разведать расположение огневых средств и захватить языка. Предполагалось наше наступление. Около 8-ми часов вечера группа поиска была готова к выходу в тыл противника. Кроме лейтенанта Потапова в неё входил политрук роты (к сожалению, не помню фамилии), я, как старшина роты, сержант Горелов и десять человек солдат. Напутствовал и провожал группу комиссар батальона капитан Джелахао. Передний край противника прошли без шума. Разделившись на две группы двинулись в глубину обороны противника. Шли долго снежной целиной, затем вышли на фронтовую дорогу, ведущую в тыл фашистов. По пути следования все фиксировалось в памяти. К 12-ти часам ночи обе группы встретились в балке близ фашистской стоянки автомашин. Убедившись в безопасности, решили зайти в штабной автобус передохнуть и подкрепиться заветным солдатским сухарем. Но мечта не осуществилась. На фоне снега недалеко показалась группа немцев до роты, идущая на передовую. Быстро расположившись подковой, охватывающей тропу, стали ждать немцев. Выход в создавшейся обстановке для нас был только один – смелая атака и победа. Подпустив противника в «подкову», открыли ураганный огонь из автоматов. Враг не ждал этого. Походная колонна немцев во главе с офицером мгновенно рухнула в снег. Офицер был убит, а значительная часть фашистов попадала со страха. В считанные минуты рота фашистов перестала существовать. Пятьдесят шесть фашистов были обезоружены и взяты в плен. Двадцать два фашиста остались лежать в сталинградской степи навечно. Время нас торопило. До передовой было более 10-ти км. До рассвета нужно было приконвоировать группу пленных в наше расположение. Забыв об отдыхе, подгоняя выдыхающихся фашистов, мы форсированно двигались к линии фронта. С небольшим шумом на передовой мы без потерь к утру прибыли в полк.

                                                          Участник сталинградской обороны                                                                         Миронов Н.В.                                                                                                   Май 1970 г.

Головная походная застава

Не один раз мне доводилось во время Великой Отечественной войны участвовать в головной походной заставе, но этот случай мне запомнился особенно, на всю жизнь. Простонародно головную заставу обычно называли разведкой, да оно и на самом деле так. Движению полка на сближение с противником предшествует передовая разведывательная группа по уставу называемая ГПЗ. 

Было это на Сталинградском фронте во второй половине января 1943 года. Наш полк, как и другие части, сжимал кольцо окруженной группировки фашистов. Действовали мы на внешнем кольце фашистов, северо-западнее Сталинграда. Днем полк пытался прорвать оборону противника приблизительно в 6–8 километрах северо-западнее деревни Николаевки. Однако успеха не получилось. Враг засел в заранее оборудованных полевых укреплениях и огнем минометов и пулеметов прижал нас к снегу в чистом поле. Положение наше было не из легких. Лежать в снегу под обстрелом при двадцатиградусном морозе не особенно приятно. Так мы были вынуждены оставаться в этом положении до конца дня, то есть часов до семи-восьми. Все промерзли до костей, многие обморозились. Среди нас были раненые, а оказать им помощь и вынести с поля боя не представлялось возможности. Было ясно, что дальше так продолжаться не может.

  Как только стемнело, мы получили приказ отойти в тыл. Стремились это сделать скрытно, не привлекая внимания фашистов. Но сделать это скрытно не удалось, враг заметил наше движение, открыл сильный огонь и контратаковал наши подразделения. У нас были значительные потери.

Отведя подразделения в ближайший тыл, командование решило взять деревню Николаевку обходным маневром. Полк (а в полку в это время было не более 700 человек), взяв вправо, начал обходное движение. Кругом темнота, дорог не видно, нет и ориентиров, кругом сплошная целина.

Чтобы не повторилось того, что случилось днем и чтоб внезапно не столкнуться с неприятелем, была выделена команда головной походной заставы. Эта честь выпала на долю четвертой роты второго батальона во главе с командиром роты лейтенантом Потаповым. Рота была малочисленной, было в ней 15 – 20 человек. Собрав роту, лейтенант Потапов поставил перед ней боевую задачу на сближение с противником. Рота была разделена на три группы: левофланговая группа – шесть человек возглавлялась политруком роты, фамилии которого теперь не помню, центральную группу Потапов возглавил сам, а левофланговую группу, тоже шесть человек, поручил мне (я был в то время старшиной роты). 

Итак, мы двинулись. Сверяясь по компасу, мы двигались снежной целиной промерзшие и смертельно уставшие. От полка, который следовал за нами походной колонной в трех – четырех километрах, мы продолжали движение часа два–три. Мы знали, что если встретим оборону противника, то будем вынуждены принять бой самостоятельно. В это время полк будет развернут в боевое построение и изготовлен к бою. Ночь была хмурой и холодной. Небо покрыто тучами, поэтому даже на белом фоне снега видимости почти не было. Тут нужно иметь не только хорошее зрение, но и обостренный слух, и даже обоняние. Часам к двенадцати ночи началось прояснение, иногда между разрывами туч показывалась Луна. Шли мы очень осторожно, стремились чтоб и снежного скрипа от наших ног не было. Одеты были в белые маскировочные халаты.

Вдруг появился посторонний запах. Пахло горелым кизяком. В южных степных безлесных районах крестьяне зимой печи топят просушенным скотским пометом – кизяком. Запах нам подсказал, что недалеко человеческое жилье. Это действительно была Николаевка.

Продолжая движение, мы принимаем развернутый боевой строй - правая и левая группы вперед на четыреста–пятьсот метров, а центральная группа является нашим резервом.

Деревня Николаевка возникла перед нами внезапно. Расположена она на стыке двух широких балок и улицы ее были построены, как буква «У». Оказывается низина скрывала от нас деревушку. Подходя к деревне мы оказались на скате бугра, круто сходящего к деревне. На фоне снега совсем не было видно, что скат этот был не ровным, а с трех-четырехметровым обрывом. Но все это мы увидели потом. Моя левофланговая группа вышла как раз напротив конца улицы, упирающейся в обрыв. 

В это время «помощница любви» - Луна вышла из-за туч и мы увидели село как на ладони. По центру улицы в нашем направлении важно шефствовали два немца, это спаренный патруль. Наши белые халаты и темнота не позволили им обнаружить нас своевременно, чтобы поднять тревогу. Мы слышали их дружеские разговоры и резкий скрип снега под их кованными сапогами. Расстояние между нами сократилось до броска гранаты – 40–50 метров. В это время один из фашистов вдруг встрепенулся, в отблеске Луны на фоне снега он увидел мою группу. Я понял, что теперь все решает мгновение, бросился вперед но, не видя крутого обрыва, свалился в сугроб с трехметровой высоты. Мгновенно вскочив, я увидел, как фашист изготовился к броску ручной гранаты, но не успел. Вскинув автомат ППШ, не целясь, я выпустил очередь 8-10 патронов. Это все решило. Оба фашиста, как подкошенные лежали на дороге. На звуки выстрелов спешили лейтенант Патапов и наш политрук. Услышав стрельбу на улице, фашисты выскакивали из домов в том, в чем спали и без сопротивления убегали, как только могли нести их ноги. Многие из них падали в снег от наших автоматных очередей. Мы продвигались по селу и устроили такой тарарам, что ни один фашист не мог оставаться здесь. Наш шум услышали командиры наших подразделений, идущие сзади в походной колонне и форсированно двигались нам на помощь. Мы добрались до центра села туда, где скрещивались в виде буквы «У» его улицы. 

 Мы знали, что в деревне расположились немцы-тыловики, а боевые подразделения, которые нас продержали целый день в снегу, на позициях в 4-5-ти километрах к юго-востоку. Была большая вероятность, что они там зря сидеть не будут, так как увидели, что мы ушли с позиций и попытаемся их обойти. Оказалось, что немцы снялись с позиций сразу, как только мы ушли и стремились выскочить из западни раньше, чем мы успеем захлопнуть им выход. Но они ошиблись.

Достигнув центра села, мы решили занять здесь позиции, чтобы не допустить возможного выхода противника. Наш расчет оказался точным. Через 10–15 минут показалась голова колонны немцев. Их было до  батальона. Мы открыли по ним огонь из ручного пулемета и автоматов, преградив им дорогу в тыл. Тогда их колонна рассыпалась и они стали убегать в гору за село. Однако нашлись озверелые фашисты, они решили тараном смять нашу малочисленную группу. Скоро у нас кончился запас патронов для ручного пулемета. В бой пошли гранаты. Все-таки нам пришлось потесниться и оставить горловину прохода им в тыл. Все это происходило в темноте. Отходя, мы с политруком встретились с группой фашистов и между нами завязалась рукопашная схватка. К счастью у меня в автомате оставалось еще несколько патронов, это помогло нам вырваться из лап врага. Только я остался без шапки, был оторван воротник шинели и на лбу была крупная шишка, а у политрука в шапке было четыре пулевых отверстия. 

Вся наша группа без потерь выскочила из лап зверя. В это время уже подходил наш полк,  были развернуты батальонные минометы. Они крошили бегущих фашистов. Мы в это время перевязывали свои раны и были наблюдателями такого редкого зрелища. Многие фашисты поняв, что проход через деревню закрыт, бросились по снежной целине в поле, но и там их настигал огонь наших пулеметов и минометов. В этом бою фашистский полк перестал существовать. Было захвачено и знамя этого полка.

Сделав свое дело, мы зашли в один из домиков этой деревушки и заснули крепко до утра. А свою, потерянную в бою шапку, я утром нашел без особого труда.

                                               Участник обороны 

    Сталинграда 

     Миронов Н.В.

Новоалексеевский лагерь.

В предыдущем повествовании я несмело дал слово, по мере возможности, описать свои впечатления об этом страшном, прямо сказать кошмарном, месте. Может быть это возможно читать только взрослым? Но как отделить детей? Трудность прежде всего в этом – как все будет воспринято детской душой? Но будь, что будет. Возможно это поможет детям лучше понять подлинное содержание понятия «фашизм».

Слух о кошмарном лагере прошел в дивизии где-то в середине января 1943 года. Тогда мы расчленяли и жестоко сжимали кольцо окруженной группировки. Лагерь был освобожден от фашистов одним из полков нашей дивизии. Сам я лагеря не видел. Мы в это время заняли фашистский аэродром с вполне исправными самолетами – истребителями и бомбардировщиками. Мы продолжали громить армаду Паулюса до полной капитуляции. 

Утром 2-го февраля отгремели последние выстрелы. Остатки фашистов, подняв белые флаги, стали сдаваться в плен. Сдавались целыми подразделениями, батальонами, полками. Шли они длинной бесконечной колонной понурые, небритые и голодные, обернувшись в ворованные гражданские тряпки. Казалось, что этим вереницам пленных не будет конца. 93 000 солдат, офицеров и генералов сдались в плен. Сдался и их генерал-фельдмаршал Паулюс.

Кончилась война под Сталинградом. За время ликвидации окруженной группировки наш фронт ушел далеко на запад и был где-то под Ростовом. Мы оказались в глубоком тылу. Стояла непривычная тишина, казалось, что вымерло все живое.

Наши части были разведены по местам бывших гарнизонов противника. Разместить войска в Сталинграде нечего было и думать. Город не существовал, были сплошные развалины. Полк наш разместился в землянках, которые раньше занимали фашисты в 7 - 8 километрах от пригородной станции Вороново. Мылись, стриглись, чистили оружие, приводили себя в порядок. А на дворе начиналась весна. В южных степях весна приходит значительно раньше, чем в средней полосе, да и сам переход от зимы к весне совершается более быстро. К середине февраля начал таять снег. Особенно интенсивно шло таяние днем под лучами южного солнца. 

В окрестностях Сталинграда шли жесточайшие бои более полугода. За это время здесь накопилось огромное количество трупов. В зимнее время трупы прикрывал снег, а с наступлением весны все это начало вытаивать и создавалась реальная угроза распространения страшных инфекционных болезней. Требовалось срочное очищение полей, траншей, окопов и других мест от трупов фашистских и наших солдат. Для выполнения этой работы были привлечены наши войска и им на помощь группы военнопленных немцев. Ежедневно утром подразделения и колонны пленных уходили в поле на уборку трупов. 

В полосе нашей дивизии оказался и бывший Новоалексеевский лагерь.

Среди ровной степи фашисты огородили колючкой огромный квадрат. На территории этого квадрата пленные вырыли траншеи. Их размер приблизительно до 3-х метров в ширину и около ста метров в длину. Сверху эти траншеи были прикрыты соломой. Внутри с одной стороны прорыто углубление шириной около 70-ти см. Это проход, а остальная часть, несколько возвышающаяся – наподобие нар. Все это когда-то было засыпано соломой, но со временем солома перетёрлась и представляла труху перемешанную со вшами и пылью. В лагере насчитывалось около 40 тысяч наших солдат и офицеров. Фашисты военнопленных не только не кормили, но и не давали им воды. Голодные люди, потерявшие силы, здесь и умирали. Когда начал выпадать снег, люди, способные двигаться, выползали из траншей, чтобы набрать свежего снега, но с вышек фашисты расстреливали выползших и они оставались лежать в проходах между землянками. Так постепенно перемешивался снег с трупами людей и образовался слой более одного метра. Особенно жестокое положение пленных сложилось в период ликвидации окруженной группировки. В течение нескольких недель пленные вообще не получали пищи. Жестокий голод привел некоторых пленных к моральной деградации, в лагере распространилось людоедство.

Снег еще не растаял, по утрам были заморозки. Подразделения наших частей и конвоируемые пленные с утра вскрывали крышу этих землянок. Внутри землянок открывалась жуткая картина. Обычно весь ряд  импровизированных нар был заполнен трупами пленных, некоторые из них были со вспоротыми животами и продолбленными височными костями. Это были полусъеденные люди. Трудно представить наше состояние, когда приходилось эти трупы извлекать из траншей. Эту работу, в основном, выполняли пленные немцы. По заслугам им было все это видеть и выполнять эту работу. Извлеченные трупы раскладывали на снегу, раскрывали шинели с целью обнаружения документов и опознания личностей. У большинства покойных документы обнаруживались под кальсонами, в сапогах или в ботинках. Были и без документов. Закончив осмотр, закрывали шинелями и доставляли трупы к захоронению. Обычно там, где были раскрыты полы шинелей, снег после этого становился серым, это вши оставались на снегу. Весь сор в траншее сжигали, предварительно осмотрев на предмет наличия документов. Почистив траншеи, складывали трупы рядами и засыпали землей. Так заканчивался процесс захоронения.

Говорили, что при освобождении лагеря были спасены несколько наших солдат, оказавшихся в этом лагере. Было их немного, но все они были психически ненормальными. Их разместили в госпиталях и выхаживали как маленьких детей. Одного из таких я позднее встретил перед Курской битвой. К тому времени он несколько восстановил здоровье, но оставался странным, возбужденным и постоянно ночами видел кошмары будто он опять в немецком плену.

                                                  Пулина.

В конце апреля 1944 года после тяжелых боев в южно-украинских степях, преодолевая невероятное бездорожье весенней распутицы, наша 8-я Воздушно-десантная дивизия, только что получившая почетное наименование «Первомайская», преследовала отходящие разбитые части фашистов. 25-го апреля мы были в Румынии на рубеже реки Серет. Из-за бездорожья наш боезапас был весьма скудным, все осталось на прежних позициях в районе рек Ингульца и Южного Буга. Дивизия была ослабленной не только в техническом отношении, но была и большая убыль личного состава. Сходу мы подошли к заранее подготовленному противником рубежу обороны по скатам горы Пулина, что на побережье Серета. На батарею 120 мм минометов у нас ………менее………………………………………………. Разведкой было установлено, что противник отлично подготовился к контратаке, сосредоточив против ослабленных наших войск свежие танковые дивизии. Подтянута была и Румынская Королевская дивизия. Было ясно, что удержать позиции в сложившейся обстановке мы не сможем. Разумнее было заблаговременно отойти на запасные позиции. 

Рано утром 26 апреля зам командира полка подполковник Аветисян Д.С. поставил нам боевую задачу – срочно эвакуировать материальную часть в тыл с ограниченным числом людей, а остальных бросить на оборону Пулины. Удерживая господствующую высоту мы должны были прикрыть отход полка. На Пулине нас, батарейцев собралось около 15 человек, в том числе комбат Ряхин В.А. и я. Противник накапливался для атаки высоты, а мы отбивались от наседавшего врага ружейно-автоматным огнем. Других средств обороны у нас не было. Так мы продержались до 11 часов дня. К этому времени наш полк отошел на новый рубеж обороны. Противник, ведя пушечный и пулеметный огонь из танков, решил штурмом сбросить нас с высоты. Выполнив до конца боевую задачу, мы были вынуждены начать отход. Это совпало с началом штурма высоты танками и пехотой противника. Спуск с Пулины был очень крутым и нам пришлось ехать вниз как на салазках. А дальше шло понижающееся к небольшой речушке плато. Оказавшись на открытом месте, мы подверглись интенсивному обстрелу танков и атакующей пехоты. Здесь получил тяжелое проникающее ранение грудной клетки сержант Владимир Трамбавецкий. Нужно было спасать товарища под огнем врага. Подхватив вчетвером Трамбавецкого, мы устремились в речку, наполненную до краев вешней ледяной водой. В этом было наше спасение. Дальше начался трудный отход по шейку в ледяной воде. Так мы шли и несли раненого товарища около 2-х км. Дальше идти по реке было нам не попутно и мы вышли на берег, вновь подвергнувшись интенсивному обстрелу вражеских танков. К счастью по дороге шла командирская машина какого-то запоздавшего начальника. Силой оружия мы принудили машину остановиться, поместили в нее раненого и двух солдат для сопровождения, а сами, до шеи мокрые, форсированно продолжали движение на отрыв от противника. Хотя одежда была вымочена ледяной водой, но от нагрузки и усиленного движения внутри все горело. Спустившись в балку и укрываясь за ее скатами, мы переобулись, выкрутили портянки, побросали намокшие шинели и продолжали дальнейшее движение. К 15-ти часам мы измученные и голодные благополучно вышли в расположение обороны нашего полка. Позднее нам стало известно, что нас считали смертниками, так как не было шансов на наше возвращение.  Вот эта Пулина и запомнилась мне на всю мою жизнь.

В 1976 году я, в качестве туриста, посетил Румынию. Очень хотелось мне взглянуть на ту злополучную Пулину, но, к сожалению, маршрутом это не было предусмотрено, а жаль.

                                                                    Ветеран 8-й ВДД

                                                                    Миронов Н.В.

                                                                    Май 1980 г.

Бить врага и в обороне.

В июле 1944 года наша гвардейская воздушно-десантная Первомайская дивизия занимала оборону в Румынии в районе Пашкань – Хырлед (?). На фронте стояло затишье. Но это только казалось. На самом деле обе стороны готовились к решающей схватке, накапливались силы для Ясско-Кишиневской операции, тщательно изучалась система обороны противника. Местность пересеченная - возвышенности и глубокие впадины предгорий Карпат затрудняли наблюдение за противником. За обратным скатом высоты в ближайшем тылу противника проходила ……… железная дорога Хырлед – Пашкань (?). Скрытность этого участка дороги позволяла фашистам использовать бронепоезд с мощным артиллерийским вооружением. Ежедневно в 16 часов бронепоезд совершал мощный огневой налет на наши позиции, сам же оставался неуязвимым. Ежедневные огневые налеты причиняли большую неприятность нашим войскам. Мы несли потери. Нужно было подавить эту вражескую систему артиллерийских налетов. Командованием артиллерии дивизии была сформирована артиллерийская группа в составе тяжелого гаубичного полка. В группу была привлечена и наша минометная батарея. Чтобы нанести бронепоезду поражение наша группа должна была сменить огневые позиции, подтянув их ближе к противнику. Позиции наших орудий были выбраны с расчетом использования навесной траектории полета снарядов, способных поразить «мертвую зону», где проходил железнодорожный путь противника. Это обеспечивало возможность поражения бронепоезда врага, но вместе с тем требовало от наших воинов огромных усилий в перебазировании. Приготовившись к разгрому противника, мы ждали 16-ти часов. По времени немецкого нападения можно было сверять часы, такова педантичность немца. Наш огневой налет по бронепоезду начался в 15 часов 59 минут. Враг не предполагал такого точного и мощного удара. Бронепоезд врага был разбит. С этих пор враг не мог терроризировать наши войска своими огневыми налетами.

Ведя постоянное наблюдение за действиями противника, комбат Ряхин В.А. обнаружил в глубине обороны противника расположение штаба. Наблюдением установлено, что ежедневно рано утром офицеры немецкого штаба выходят на физзарядку, а в дневное время на шезлонгах загорают на солнце. Все это мы наблюдаем с НП*) в зрительные приборы, но сделать ничего не можем – не позволяет дальность стрельбы наших систем. Но выручила нас в этом солдатская смекалка. Решили выдвинуть минометы на предельную близость к противнику. Начали работать по оборудованию этих передовых позиций. Оборудовали огневые позиции для минометов, укрытия для личного состава и ровики для боеприпасов. Прорыли ход сообщения с основными позициями полка. На все это было затрачено немало сил. В течение трех ночей все было подготовлено к бою. Но и это не принесло нам успеха. Дальность стрельбы все-таки не обеспечивала возможности разгрома штаба врага. Тогда мы пошли на риск. Решили вести огонь на повышенном (седьмом) заряде, не предусмотренном правилами стрельбы. Риск заключатся в том, что стрельба на повышенном заряде могла стать трагедией для боевых расчетов батареи - при стрельбе мог разорваться ствол и тогда – погибель личного состава. Опасно! Но слишком заманчивой была мысль о возможности разгрома штаба противника. Сознательно пошли на риск, предусмотрев все возможные меры безопасности.

К рассвету все было готово. Осталось только ждать, когда немцы выйдут на физзарядку. Часов в шесть утра немецкий штаб ожил, из землянок выходят полуодетые фашисты, не спеша прохаживаются  по тропинке вдоль штабных землянок. У нас все готово. Прицелы наведены на цели, боевые расчеты затаили дыхание, ждут – сейчас будет команда - Огонь по врагу! И вот она команда: «Первому расчету по штабу противника Огонь!» Старший сержант Попов дублирует команду своему расчету: «Огонь!» Наводчик сержант Новиков производит выстрел и докладывает: «Выстрел!» Это был пробный выстрел для проверки точности расчетов. Выстрел оказался точным.

Тогда с НП поступила новая команда: «Батарея, шесть снарядов, беглый Огонь!». Началась «молотьба». Шестиорудийная батарея беглым огнем засыпала немцев, так спокойно разгуливавших поутру. Расположение противника потонуло в дыму разрывов наших мин. Когда дым несколько рассеялся, через зрительные трубы (стереотрубы и бинокли) с НП мы увидели ползающих, мечущихся и уже навечно лежащих на земле «завоевателей». Штаб противника был разгромлен.

Дело было сделано точно. Дальнейшее пребывание на этих позициях было невозможным. Мы понимали, что звуковая разведка немцев зафиксирует наши позиции. Нужно было немедленно эвакуировать орудия на основные позиции. Так мы и сделали. Через полчаса после нашего налета мы снялись с этих позиций, заполнив оборудованные окопы макетами минометов. Мы знали, что немцы будут мстить нам за столь смелый и неожиданный маневр. И точно. Скоро по тому месту, где стояла наша батарея, немцы обрушили шквал артиллерийского огня, но было уже поздно. 

За смелость и осознанный риск командование 8-й ВДД наградило лейтенанта Ряхина В.А. медалью «За боевые заслуги», лейтенанта Миронова Н.В. медалью «За отвагу», сержанта Попова П.П. орденом «Слава» третьей степени. 

*) НП – наблюдательный пункт.

                                                                    Ветеран 8-й ВДД

                                                                    Миронов Н.В.

В боях за Вену.

9-я гвардейская армия, в состав которой на завершающем этапе Великой Отечественной войны входила наша 8-я (107-я) гвардейская Первомайская Краснознаменная ордена Суворова воздушно-десантная дивизия, в марте 1945 года после переформирования вновь вступила в решающее сражение западнее Будапешта в промежутке озер Балатон и Веленус**). Перед нами была мощная группировка немецко-фашистских войск. Вступлению в бой нашей армии предшествовал прорыв моторизованных и танковых частей Вермахта против ослабленных и утомленных боями частей 4-й гвардейской армии. Окрыленные успехами, фашистские танковые соединения рвались к Будапешту, надеясь сбросить войска 4-й армии в Дунай и закрепиться на рубеже реки. Сменив 4-ю армию, наша 9-я гвардейская смяла передовые наступающие части противника и стремительно двинулась по дунайской равнине на запад. Враг упорно сопротивлялся на заранее подготовленных позициях. Фашисты превратили населенные пункты и местность в непреступную оборону. Но отлично сформированные и выученные воздушно-десантные части решительно взламывали оборону противника, нанося ему невосполнимые потери.

В начале апреля 1945 года наша дивизия форсировала реку Раба*) на границе Венгрии и Австрии в районе города Папа. Под ударами наших частей враг поспешно откатил к Вене, надеясь использовать столицу Австрии и крупнейшую реку Дунай для парирования ударов Красной Армии. Стремительными ударами нами были взяты крупные города и промышленные центры Винер-Нойштадт, Баден и Мёдлинг. Командование Красной Армии направило основной удар в обход Вены.

9-го апреля наша дивизия вышла к западным предместьям Вены в районе Пуркерсдорфа, перерезав дороги, идущие из Вены на запад. Приход наших войск был настолько стремительным, что местное население, не ожидая нашего появления, занималось обычными хозяйственными делами.

Обеспечив охрану тылов, наши части были развернуты на восток и двинулись на штурм Вены. Штурмовые группы встретились с озверелыми фашистами, стремящимися остановить продвижение наших войск. Враг создал круговую систему обороны города. Из числа солдат фашистской армии были выделены смертники, вооруженные автоматическим оружием и фауст-патронами. Укрываясь на чердаках, за крепкими стенами зданий, в канализационных колодцах, смертники бились до конца. Фауст-патронами они били даже по одиночным солдатам нашей армии. 

Как ни злобствовали фашисты, но каждый из нас понимал, что война подходит к концу, нужно добить врага окончательно. Ломая оборону фашистов, наши войска упорно продвигались к центру города.

Вена является одним из крупнейших городов Европы. Столица одного из могущественных государств Австро-Венгрии, во главе которого стояли императоры династии Габсбургов. Вена расположена на берегах Дуная – крупнейшей реки Европы. Следует заметить, что Вена является одним из красивейших городов мира. Порабощая славянские и другие народы, Австро-Венгерская знать воздвигала многочисленные дворцы и различные исторические памятники.

Не удержавшись в правобережной части города, фашисты отошли за дунайский канал. Они полагали, что эту водную преграду, закованную в бетон и гранит, нам не преодолеть. Перед нами была действительно трудная задача форсирования канала. Участок нашего наступления находился в районе Нусдорфского вокзала. В ста пятидесяти метрах от вокзала находился бетонный мост через канал. Нужно было проверить цел ли этот мост. Пробравшись подземкой из района вокзала к мосту, мы убедились, что враг не успел взорвать его. Нужно было стремительным броском захватить этот мост, не дать фашистам разрушить переправу. Штурмовая группа капитана Ковальчука К.В. изготовилась к захвату переправы. Но на противоположной стороне моста враг имел бетонированные доты и мост был под сильным огнём противника. Как подавить эти огневые точки? Трудность заключалась в том, что подступов для непосредственного наблюдения за ними не было. Тогда старший сержант Липатов – радист из батареи Плотвина М.М. вызвался переправиться через канал с рацией и корректировать огонь нашей артиллерии. Сбросив с себя лишнюю одежду и взяв за заплечные ремни рацию, Липатов спустился в ледяную воду Дунайского канала. Укрываясь за мостовыми опорами, Липатов перебрался на противоположный берег, осмотрелся и под носом у врага развернул рацию. Опасаясь быть раскрытым, Липатов торопясь указал место огневых точек противника. Сразу был открыт огонь батареями Плотвина и Ряхина. Враг был ослеплен разрывами наших снарядов. Этот момент был использован штурмовой группой батальона капитана Ковальчука. В мгновение наши солдаты оказались на том берегу, начался ближний бой. В основном действовали автоматы и гранаты. Сбив противника с занимаемых позиций и расширив плацдарм, ночью переправляем по мосту нашу противотанковую артиллерию и минометы. Орудия и минометы приходилось переправлять под ураганным огнем прикрытия нашей артиллерии, а противник в это время вел интенсивный огонь артиллерии и пулеметов, преграждая нам путь на правый берег канала.   В один из дней боев за Вену мне довелось по долгу службы быть в штабе полка, расположенного от канала в полутора-двух километрах. В это время в штабе полка оказался корреспондент армейской газеты. Ему очень хотелось посмотреть, как бьют врага гвардейцы-десантники за Дунайским каналом. По просьбе начальника штаба полка я согласился сопровождать корреспондента за канал. До Нусдорфского вокзала мы быстро доехали на машине, а дальше нужно было пройти подземным ходом к мосту, а затем через мост за канал. К моменту нашего выхода к мосту открылась ожесточенная перестрелка с обеих сторон. Причиной этой дуэли стала переправа через мост наших танков Т-34. В это время нечего было и думать о переходе на другой берег. Нужно было выждать момент затишья. Укрывшись за парапетом моста, мы стоим и ждем. Я объясняю корреспонденту как следует переходить мост. Сразу за один момент перебежать по мосту на другой берег, как говорят «одним духом», не хватит силы, да и противник быстро подстрелит пулеметной очередью. Говорю, что перебегать надо частями, укрываясь за тумбами моста. Следуй моему примеру. Выждав момент, когда танки перешли на другой берег и интенсивность стрельбы по мосту значительно снизилась, я стал перебегать мост, укрываясь за его тумбами и перилами. На каждом этапе смотрю назад, но своего спутника не вижу. В душе закралась зловещая мысль: «А вдруг он ранен, а вдруг убит?» Я за него ответственен. Пренебрегая личной безопасностью, возвращаюсь назад, но корреспондента нет. Тогда я понял, что он вернулся, не стал рисковать своей жизнью. А мне пришлось в третий раз преодолевать это смертельно опасное пространство.  Ведь я не корреспондент, а командир и мое место в бою. Полчаса спустя я связался со штабом полка и доложил об исчезновении корреспондента. К счастью, корреспондент уже  был там и рассказывал штабникам о переправе, назвав ее «горячей сковородкой». 

За каналом наши пушки господствовали над артиллерией противника. Выбрав позиции на перекрестках улиц, мы контролировали движение по ним, не позволяя фашистам передвигаться. Зажатый с запада и востока противник вынужден был сложить оружие. Девятьсот дней фашисты штурмовали Ленинград, но взять его не смогли, а столицу Австрии Вену наши войска захватили за три дня. 13-го апреля остатки разбитых частей фашистской армии капитулировали, Вена была взята.

В ознаменование нашей победы солдаты офицеры и генералы 9-й гвардейской армии от имени верховного главнокомандования получили персональные благодарности, каждый участник штурма Вены получил медаль «За взятие Вены». Вечером 13 апреля 1945 года столица нашей Родины Москва салютовала воинам-десантникам в честь этой замечательной победы.

*) Раба впадает в Дунай в 100 км к северу от озера Балатон.

**)  Озера с названием Веленус на карте найти не удалось.

                                                                    Ветеран ВОВ 8-й ВДД

                                                                    Миронов Н.В.

                                      Сказка Венского Леса.

В начале апреля 1945 года войска девятой гвардейской армии Героя Советского Союза генерала Глаголева, преодолев упорное сопротивление фашистской танковой армии в Венгрии, перешли Австрийскую границу и устремились к Вене. Продвижение войск нашей армии было настолько стремительным, что войска противника и гражданское население встречались с нами совершенно неожиданно.

Фашисты опасались прихода нашей армии в Вену с востока, но Советская Армия сильным броском зашла в тыл Вены и приближалась к ней с запада, то есть откуда враг совсем не ожидал нас.

Как и всюду, предместья большого города застроены пригородными дачными поселками, расположенными в прекрасном Венском лесу. Места живописные. И вот до Вены – 8-10 км. Вена расположена в долине на берегу Дуная, а с запада, вплотную к городу, примыкает горная терраса покрытая вековым буковым лесом. 

На живописном бугре – роскошный замок. Говорили, что это бывшая загородная дача императоров Австро-Венгрии Габсбургов. Из окон дворца Вена видна как на ладони. Группа воинов во главе с лейтенантом Марковским проникли во дворец и оказались в концертном зале. Не утерпев, офицер–музыкант сел за рояль и торжественно заиграл марш. Зал постепенно наполнялся советскими солдатами и офицерами. Входящие снимали шапки, стараясь соблюдать тишину. Вдруг руки пианиста пробежали по клавишам, и зал заполнился величественной мелодией Штрауса. Марковский исполнял «Сказку Венского Леса». В зале было слышно дыхание каждого присутствующего. Этого момента словно ждал каждый. Вот он – Венский лес! Вот она Вена, облекавшая  в звуки вальса бредовую теорию о высшей немецкой расе. Марковский, доигрывая вальс, взял высокий аккорд и резко оборвал музыку. Некоторое время зал оставался в глубокой тишине, а затем громоподобный шквал аплодисментов и криков «ура» пронесся ураганом. Этот момент мне не забыть никогда!

Наши войска пошли на штурм Вены.

Я слышал песню, где поется - «Сказку Венского леса я услышал в кино». Нет! Не в кино я услышал эту сказку! Это было давно, но мне кажется это было совсем недавно!

                                                                    Ветеран 8-й ВДД

                                                                    Миронов Н.В.

На завершающем этапе.

                                            Конец войны.

В самом конце апреля, когда шел жестокий штурм Берлина, а на Эльбе уже совершилась встреча войск Красной Армии и армии США, наша дивизия получила приказ сняться с занимаемых позиций в предгорьях Альп и была отведена на отдых в район  Пресебаума, что западнее Вены в 20-30 км. 

Нам не понятен был замысел командования. Ведь наша дивизия была полнокровным, хорошо укомплектованным боевым соединением, вполне успешно могла громить врага. Но воин никогда не откажется от предложенного ему отдыха, тем более после жестоких боев в горах с авиаполевыми частями фашистов. 

Здесь в Пресебауме мы встретили наш светлый и радостный праздник

 1-е Мая. Каждый солдат знал, что война закончится этими днями. Среди солдат ходили слухи, что будем наступать до Ламанша. Но это только слухи… Так прошло около недели. 

5-го мая мы получили приказ для движения на Дунайскую переправу и далее в левобережье Дуная в общем направлении на север. Через Дунай переправились в районе Клостер…бурга(?) (пригород Вены) и взяли направление на Корнейбург, Штеттен, Мольмансдорф. К вечеру 6-го мая мы выдвинулись к лесной опушке южнее населенного пункта Рерабруна. Здесь мы должны были занять боевые порядки против южной группировки фашистов, руководимой генерал-фельдмаршалом Шернером. На рассвете 8-го мая предполагался выезд на рекогносцировку местности. Зная задачу на завтра и приняв необходимые меры безопасности, мы ложимся спать (конечно прямо в лесу). Проснувшись рано утром 8-го мая, мы собрались ехать на рекогносцировку, но, к удивлению своему, узнали, что противник ушел, а следовательно нет смысла осматривать предполагаемые позиции. Прошел слух, что война вообще закончилась. Но все это были только разговоры. Ничего определенного мы пока нет знали. Спустя час-полтора получаем приказ на дальнейшее движение и вместе с тем великую радость, что война кончилась. Что тут было !! Сотни автоматов, карабинов и другого оружия загремели салютом. Это было выражением самых сокровенных чувств наших людей. Обнимались, целовались, кричали Ура, качали друг друга. Но приказ есть приказ. Двигаться вперед! Только вперед! 

В это время войска южной группы фашистов решили обособиться и не признавать капитуляции. В Чехословацкой столице Праге вспыхнуло народное восстание. Нам была поставлена задача максимального развития скорости движения по южной Чехии в общем направлении на Прагу. Нужно было опередить отступающие части фельдмаршала Шернера, чтобы не дать им возможности расправиться с чешским народом и уйти под крыло американцев. Значительная часть стрелковых подразделений дивизии была размещена на машинах трех артполков 58-й артбригады, а остальные двигались походным порядком на лошадях, на трофейных машинах, мотоциклах, велосипедах. Утром 9-го мая переправились через реку Пульткау в районе Валтцелсдорфа. К вечеру этого дня мы остановились на отдых в лесу близ селенья Ридерсбург. Наша стоянка точно совпадала с довоенной границей Чехословакии. 

Итак, мы были в Чехословакии. Отдых был непродолжительным. В ночь мы двинулись дальше в направлении Чешского города Славонице. Трудно описать наши радостные встречи с чешским братским народом. Каждый населенный пункт, каждый город и поселок были похожи на сплошной букет цветов. Обычно в крупных населенных пунктах состоялись митинги встречи воинов Красной Армии – освободителей чешского народа от фашизма. Встречи были настолько торжественными и радостными, что забыть их невозможно. Население выносило на улицы все угощения, какие только были у них. Наших солдат и офицеров нарасхват тащили в свои дома, где устраивали праздничные застолья. А уезжая из города, наши машины, повозки и другие средства передвижения были похожи на сплошные горы цветов. Сотни молодых людей юношей и девушек усаживались вместе с солдатами и ехали за город на 10-15 км, а обратно возвращались пешком. Но при всех обстоятельствах мы не забывали, что надо сохранять скорость движения вперед, вглубь Чехии, не дать немцам разгромить памятники культуры этой замечательной страны. Двигаясь форсировано, мы прошли чешские города Славонице, Быстрпенце, Индржихой Градец.

                                                                    Ветеран 8-й ВДД

                                                                    Миронов Н.В.