Трудно назвать самый памятный день, их было много. Невозможно забыть первый день войны. В это воскресное утро я вышел из дому на прогулку вместе с двумя своими маленькими дочерьми, а в 2 часа дня мирная жизнь закончилась. Вечером того же дня меня, как и других сотрудников ИОХа, срочно вызвали по телефону в институт, который тогда находился в помещении нынешнего ИЭЛАНа. Весь вечер 22 июня мы клеили полоски бумаги на окна, чтобы они не побились при бомбежках от взрывной волны. Силикатный клей оказался очень добротным: как-то лет пять назад, будучи в ИЭЛАНе, я увидел на одном из окон такую несдираемую полоску, оставшуюся на нем, как память о том первом дне войны.
Потом была эвакуация в Казань. Сразу же, как только разместили на новом месте оборудование, начали работать на оборону: нужны были эффективные катализаторы превращения парафинов нефти в толуол и авиационные супербензины. Работали по полсуток и более, условия работы были трудные, с жильем было плохо. Тяжело было и нашим семьям. Что-бы как-то подкормить нетрудоспособных членов семей сотрудников, помимо скудного пайка, полагавшегося им по иждивенческим карточкам, приходилось прикупать продукты на Казанском рынке, а цены там быстро росли. Тогда решено было организовать продотряд, задачей которого было выезжать «в глубинку», где цены были доступны, и там покупать продукты для семей сотрудников института. Зимой 1941/1942г. вызвал меня директор ИОХа А.Н.Несмеянов и спрашивает:
-Не забыли Вы свой родной язык?
-Нет, - отвечаю, - не забыл.
-Ну, тогда отправляйтесь на закупки в татарские деревни.
И вот, в тридцатиградусный мороз трое сотрудников института, одним из которых был я, пешим ходом отправились в отведенный для продовольственных закупок район – за 200 км от Казани, и единственным нашим транспортом были салазки с пустыми мешками…
Военную службу я начал как рядовой, чему причиной незавершенность моего военного образования: когда я учился в университете, то на, студентов, сначала готовили в военные химики, а потом часть потока, и меня в том числе, решили переучить на летчиков-наблюдателей. Кончилось тем, что в октябре 1942г. я попал в формировавшуюся под Казанью 10-ю лыжную бригаду, в лыжно-минометный батальон. Наш расчет состоял из трех лыжников-минометчиков и миномета весом 87 кг, который на походе мы, впрягшись в лямки, тащили по снегу на волокуше. Обучиться этому было нелегко, зато я с тех пор хорошо хожу на лыжах.
В январе 1943г. 10-ю лыжную бригаду отправили под Сталинград, где она участвовала в завершении разгрома фашистской группировки на Дону. Выгрузили нас в заснеженной степи под Калачом и сразу же поставили боевую задачу: преследовать отходящие части врага. Немцы отступали по степи на машинах, а мы должны были догонять их на лыжах. Для быстроты перемещения миномет поставили с волокуши на сани; благодаря этой механизации удавалось настигать и обстреливать противника. Так наступали мы больше месяца, часто впроголодь и с минимумом боеприпасов. Немцы, отступая, разрушили железнодорожное полотно, а основным транспортом нашей армии в ту зиму оставался еще железнодорожный. Так что трудности со снабжением были. Помню, как в Международный женский день 8 марта восемь курильщиков из нашего взвода по очереди затягивались от одной козьей ножки…
А вскоре немцы нанесли сильный контрудар в районе Красноармейск-Харьков-Лисичанск и вынудили нас к отступлению. С утра и до темноты мы вели сдерживающие бои, а по ночам отступали на новые позиции. Особенно жесткий бой был под Изюмом. За несколько дней в лыжной бригаде из 1500 человек в строю осталось всего 97 бойцов. Остатки бригады, среди них и я, влились в стрелковый батальон, а оттуда в апреле 1943 г. меня отправили в тыл, в Ульяновское танковое училище – почти на родину.
Спустя 3 месяца я освоил новую специальность радиста-пулеметчика и в составе экипажа танка Т-34 оказался в 249-м танковом батальоне 5-танковой армии генерала Ротмистрова. Осенью 1943 г. она вела бои в районе Кривого Рога. Стараясь остановить советское наступление, фашисты бросили против танковой армии Ротмистрова свою лучшую технику: танки «Тигр» и самоходные орудия «Фердинанд», которые одни только и могли противостоять в танковом бою нашей «тридцатьчетверке». Несколько дней в районе Тальное-Знаменка-Пятихатка шло яростное танковое сражение, населенные пункты по несколько раз переходили из рук в руки.
В бою за одну из деревень машина командира роты провалилась в картофельную яму и встала почти вертикально. Нашему экипажу пришлось вытаскивать ее на буксире, зацепив крюком –все это под сильным артиллерийским огнем, который немцы вели по нам с близкого расстояния. Едва мы справились с этим делом, как борт нашей машины прошила бронебойная болванка. Я даже не сразу осознал происшедшее – помню только, что в нашей темной кабине вдруг стало светло. Сидевшему рядом со мной механику-водителю снесло пол-головы, а меня спасла чистая случайность: за какую-то секунду до происшедшего заклинило ленту в переднем пулемете, и я чуть наклонился, чтобы ее выправить. С того памятного дня остался у меня шрам на шее… Командир экипажа был тяжело ранен, танк потерял управление и не мог двигаться. Пришлось под огнем выбираться через люк и искать спасения у товарищей. В тех боях из 33 танков в нашем батальоне осталось 5. Вскоре я перешел вместо убитого радиста-пулеметчика в другой танк, но провоевал в нем всего три дня, когда снарядом у него разбило гусеницу. Помню, в каком истерзанном виде вышли мы из боев: вместо сгоревших гимнастерок самодельные балахоны из танкового брезента, у меня на шее грязная повязка, вместо шлемов – пилотки.
Опыт боев побудил командование создать в Пятой танковой армии запасной танковый батальон, который двигался за боевыми порядками армии, служил ее подвижным резервом, а также использовался для трассировки дорог для наступающих частей. В составе этого запасного батальона с зимы 1944 г. я был помощником командира взвода химзащиты, а позднее – еще и парторгом роты.
Вместе с Пятой танковой армией участвовал в Корсунь-Шевченковской операции, потом - в боях в северной Румынии. Здесь в румынском городе Ботошаны в памятный для меня день мне вручили карточку кандидата в члены КПСС. Летом 1944 г. участвовал в освобождении Минска, осенью воевал под Кенигсбергом, в январе 1945г. – под Варшавой и Млавой. Боевые заслуги Пятой танковой армии много раз отмечались в приказах Верховного Главнокомандующего.
И вот, наконец, долгожданный день Победы. Мы встретили его под Штеттином. Ранним утром 9 мая комбат велел батальону построиться, поблагодарил нас за службу и в заключении сказал: «А теперь все поцелуйтесь и поздравьте друг друга с Победой» И мы дружно выполнили приказ. Война закончилась.

Несмотря на все свои титулы и звания, нам, его внукам и правнукам он запомнился именно как дедушка в классическом понимании этого слова. Его всегда интересовали наши дела, он всегда готов был помочь и советом и делом, хотя на семью времени у него было очень мало. Работал он практически до последних дней своей жизни. На отдых всегда ездил с кипой бумаг, которые должен был прочесть... Более 50-лет дедушка прожил в браке с моей бабушкой Еленой Амаяковной Назаретян. У них 2 дочери - Мария Хабибовна и Лидия Хабибовна, 3 внуков и 5 правнуков, есть пра-правнуки, которых, к сожалению, они уже не увидели.
Войну вспоминать не любил. Говорил только, что сильные боли в коленках, очень часто мучившие его - последствие службы в лыжной бригаде (холод и голод, который они заглушали табаком, вымениваемым на валенки....а по молодости не думали о последствиях отсутствия теплой обуви на морозе). И знаю с его слов, что он горел в танке, когда его подбили. Но знаю именно только как факт. Подробности из него то же было невозможно вытянуть. Понятно было только одно - что это очень жутко и страшно.