Воспоминания.

«Знойным летом 1942 года наша дивизия с тяжелыми боями отходила к Дону….На рассвете подошли к реке. Здесь мы заняли оборону.

С восходом солнца появились гитлеровцы. Застрочили наши пулеметы. Открыла огонь единственная в полку сорокопятка. Мы с политруком эскадрона Аванияном укрылись от огня минометов в окопе. Аваниян с армянским акцентом говорил: «На той стороне жарко: снаряды и бомбы… Мост подготовлен к взрыву».

Как было приказано командиром полка, с первыми залпами нашей артиллерии мы начали отход через мост. Заметив это, враг предпринял атаку. Останавливаться было поздно- окопы остались в ничейной полосе. Как только последний солдат перебежал мост, на гребне высот показались фашистские танки и автоматчики. Невдалеке у моста занял оборону взвод ПТР.

Между нашей артиллерией и вражескими танками завязалась дуэль. Отдельные танки устремились к мосту. Они ведут огонь по бронебойщикам и подрывникам, которые устроились в полуразрушенном окопчике на удалении 200 метров от моста. Я вижу, как один из подрывников, высунувшись из окопа, вдруг падает, сраженный пулеметной очередью. Потом мины накрывают всю местность перед мостом. Танки подходят к мосту. Почему медлят на подрывной станции? Наконец, офицер-подрывник выскакивает из окопчика и бежит вдоль проводов, но вдруг, словно споткнувшись, падает, широко раскинув руки. Больше никого из подрывников не осталось в живых. Глухая обида разрывает грудь. Неужели фашистам удастся захватить мост?

«Смотри, это он!» – вдруг закричал политрук, передавая мне бинокль.

К мосту бежал небольшого роста человек. Секунда, вторая, третья – он падает, отползает и снова бежит. Пулеметы противника с высоты простреливают подступы к мосту. В бинокль видно его искаженное от боли лицо. Еще бросок. Упал!.. Снова ползет. Вот, наконец, и окоп подрывников. Офицер берет подрывную машинку и, распластавшись по траве, продвигается вдоль линии электрических проводов. Впереди и сзади, справа и слева видны разрывы вражеских снарядов.

На КП полка, очевидно, уже заметили этот необычный поединок безоружного сапера и орудий. Наша сорокопятка беглым огнем ударила по врагу. Только на мгновение были ослеплены фашистские артиллеристы, но этого было достаточно, чтобы офицер вскочил, перебежал и прыгнул в воронку. А секунд через 15 волею и умением этого человека на месте моста поднялся смерч воды и обломков дерева. Это был капитан Борисенко, начальник инженерной службы дивизии. Так я впервые познакомился с Петром Стефановичем. В его делах я увидел неисчерпаемую любовь к своей Родине. Мне захотелось поговорить с ним, пожать его мужественную руку.

Но сделать это мне удалось значительно позже, под Сталинградом, когда был назначен командиром отдельного саперного эскадрона дивизии. Борисенко оказался на редкость отзывчивым человеком. О себе он рассказывать не любил.

Осенью 1944 года мы провожали Петра Стефановича Борисенко в военно-инженерную академию (из которой он был отозван на войну). Проводили, и я потерял с ним связь. И лишь 12 лет спустя встретил полковника Борисенко в Калининградском военно-инженерном училище. Он работал в должности военного педагога – старшего преподавателя. Та же скромная прическа, тот же неутомимый заботливый характер.  В нашей товарищеской беседе, дышавшей фронтовыми воспоминаниями, я как-то случайно, сам того не ожидая, спросил Петра Стефановича: «Правда ли, что вам на войне исключительно везло?» В ответ он доверительно сказал: «Удача всегда сопутствует тем, кто ее настойчиво добивается. Вот поэтому и должность не переменил, – не без гордости заявил Петр Стефанович. – Хочу знания и опыт передать молодым командирам».

Он был прав. Начиная с того знойного лета 1942 года, когда я впервые встретил Борисенко , он уже руководил форсированием многих рек и речек, и среди них были такие, как Дон, Березина, Неман, Сож и другие. И руководил успешно. Об этом свидетельствуют ордена Красного Знамени, Красной Звезды, Отечественной войны и другие, украсившие грудь полковника. У Петра Стефановича есть чему поучиться молодежи».