- 1925 - 1989 г.г. В ряды Советской армии призван в 1942 году. После окончания шестимесячных учебных курсов ушел воевать на Северный фронт. Командовал батареей. Награжден медалью «За боевые заслуги». Войну закончил в Мурманске.  Демобилизовался в 1952 году. Отец носил только боевую медаль и только один день в году – 9 мая. Юбилейные награды не надевал.

После войны работал в школе и преподавал физкультуру, позволяла это сделать армейская закалка.  Потом райком послал на работу в редакцию. После окончания высшей партийной школы был парторгом ордена Ленина совхоза «Кулундинский», директором школы и заместителем редактора газеты «Советская Кулунда".

Воспоминания. 

Отец

Те, кто прошел войну и устоял, не знали слова «нет». Или – «Не могу». На многие вещи они смотрели как на боевой приказ. Приказано – делай. И все.

Таким был мой отец Иван Егорович Малыхин.

…После войны, вернувшись домой, как и большинство фронтовиков, он сел за парту. Война в свое время не дала им возможности получить образование. Да и армейские годы грамоты, как я понимаю, не добавили. То, что плохо помнили, забыли. Приобрели другой опыт. Который, кстати, часто мешал в обычной жизни, ведь в ней многое идет совсем по-другому.

 …В вечерней школе русский язык преподавала Нина Степановна Степаненко. Так и свела судьба отца и мою мать. Пятьдесят две ошибки сделал отец в своем первом диктанте. Об этом часто вспоминали на семейных посиделках. Поженившись,  стали они писать диктанты дома. Но потом, когда Иван Егорович работал уже в редакции, в его текстах корректору делать было нечего…

    Часто о человеке говорят: «У него характер есть». Вот эта расхожая фраза к отцу была очень даже применима. Характер у него был. Взрывной, импульсивный, неуступчивый. Но отходчивый. Зла он держать в душе не мог.

… В январе 43-го призвали и направили в учебную роту, где готовили десантуру. Инструктор-старшина на плацу бил молодняк по-настоящему. Пожаловался кто-то. Приехал по такому случаю комбат, построил и сказал только: «Сынки (присказка такая у него была), на фронте фашист вас жалеть не будет». Запомнил на всю жизнь он эти слова. Понял по-своему, как приказ: себя не жалеть!

…Десантником он не стал. Дело было так. Шли прыжки с парашютом. Один из новичков отказался прыгать, и вся рота испугалась. Ротный выстроил всех пацанов (им по восемнадцать было) и спросил: «Комсомольцы есть?!» Рота опустила глаза. Страшно. Все на грани паники. Закричал ротный: «Комсомольцы есть?!» И выругался матерно. Отец один шагнул вперед: «Есть!»

А когда ему парашют надевали в этой нервотрепке, не закрепили ремни, которые проходят между ног. Он прыгнул, в воздухе его перевернуло, приземлился на голову. Барабанная перепонка и  лопнула. Из десантников его списали в артиллеристы.

… После «учебки» ехал на фронт сержантом, а приехал – рядовым.  На рынке «с применением табельного оружия» (так он говорил, было в приказе)  разогнал озверевшую толпу мародеров. Разжаловали. «Хорошо, - говорил он, - что  в штрафники не отослали».

С фронта Иван Егорович пришел гвардии капитаном. О фронте, как и все «настоящие фронтовики», не рассказывал никогда. Был у него друг – Филипп Игнатьевич Лягуша, в свои восемнадцать на  Курской дуге ставший гвардии майором. Так за бутылочкой-другой они, когда о тех годах речь  заходила (я по молодости спрашивал), они только друг другу в глаза смотрели, но молчали. Не знаю, что уж они там, в глазах, видели…

…Удивительное все-таки время – молодость страны. Им казалось, что все возможно и все впереди. Ведь и они были молоды.

После войны отец «дослуживал». Что это такое? Он родился в 1925 году, а этот год попал на фронт из-за возраста уже в середине войны, и после ее окончания домой вернулись сразу те, кто прошел войну от начала и до конца, а кто начинал в 43-44 годах, был оставлен в армии. Отец «дослуживал» до начала пятидесятых. Служил, как он говорил, в Мурманске (ударение обязательно на втором слоге). Места северные, снега много, он был по армейской классификации «стариком», поэтому временем располагал более свободно, чем молодежь. Вот и увлекся лыжами.

     Из армии пришел кандидатом в мастера спорта по лыжным гонкам. Бегал с самим Терентьевым (первым советским олимпийским чемпионом по лыжным гонкам). Отец часто рассказывал: «Терентьев нам на «десятке» (прим. 10 километров – одна из дистанций классических лыжных гонок) по две-три минуты «привозил».

…Уже в конце пятидесятых-начале шестидесятых, без всякой тренировки, вышел Иван на трассу тридцатикилометровой гонки – попросили за честь Кулунды постоять. И после первых километров вдруг услышал голос  из-за спины: «Лыжню!» Это догнал его тот, кто стартовал позже…

Лыжню он уступил, таковы правила, но в соперника «вцепился», не зная, что тот - мастер спорта в отличной форме. Пробежали вместе они двадцать пять километров, уж как это удалось отцу – не мне судить.

    Об этом отец рассказывал так: «Я даже потом покрылся, услышав, что меня со старта почти сразу достали, а когда он меня обходил, то я увидел, что тот парень ухмыльнулся: ну, мол, ты и «чайник», вот и решил: «Не уступлю!». Бежим, он обернется, посмотрит на меня и добавляет. Километров пять до финиша было, а там длинный «тягун» (прим. подъем), я решил, что здесь буду его обходить, хотя сил и не было. А он тоже задумал на этом подъеме от меня убежать…  Когда я с ним поравнялся, подумал, что умру, но не уступлю…».  

Он не умер, он в этот момент потерял сознание. Но - не уступил.

…Так Иван Егорович и шел по жизни. Никогда никому и ничему не уступая свою «лыжню».

   Эта бескомпромиссность часто мешала ему жить. Настоящую карьеру он так и не сделал. Карьеру в обычном понимании слова (кстати, слово карьера он сильно не любил).

    После армии работал в школе и преподавал физкультуру – позволяла это сделать армейская закалка. Потом пригласили в райком партии и направили работать… в редакцию. На эти вещи он смотрел как на приказ. Тем более что приказала партия (он до конца жизни верил в партию, но делил людей на «в партии» и «около партии», последних не терпел).

      …Вот так Иван и стал журналистом. Это – судьба. Потому что и в конце жизни, смертельно больной, вспоминая прожитое, Иван Егорович внутренне считал себя не учителем, не директором школы, не парторгом (а на всех этих работах ему довелось поработать), а газетчиком.  

     Он строго разделял два понятия: журналист и газетчик. Первый – это тот, кто работает в центральных и краевых газетах, второй – тот, кто «пашет на земле» - в районной газете. Где нормы строк немеряные, где часто о творчестве и вспомнить некогда, так как надо «закрывать полосу». А в те годы информацию со стороны давала только «тетя Тася» (ТАСС). Электронной почты, понятно, не было, телефон – не в каждом совхозе или колхозе, так что материалы в номер шли свои, местные. А из технического оборудования в редакции – пишущая машинка…

В те годы в командировку в села журналисты нередко ездили по нескольку дней. Но приказ есть приказ, строки давай!

Проработав несколько лет в редакции «Советской Кулунды», отец уехал в Новосибирск в высшую партийную школу. От семьи и троих детей – направил райком, а заочно, насколько я знаю, в шестидесятые  годы в ВПШ не обучали. После этого проработал недолго парторгом в целинном совхозе «Кулундинский» вместе с Емельяненко – Героем социалистического труда, создавшим это знаменитое в свое время хозяйство – орденоносное, потом – директором школы, а затем снова – в редакции заместителем редактора. Почему такая извилистость в биографии?

…Из парторгов его убрали так. Приехал в совхоз проверяющий из Барнаула, из крайкома. Проверил и на общем собрании стал критиковать руководство хозяйства (так было положено). Но не стерпел отец некомпетентности. Ответил, что, мол, прежде чем критиковать, надо бы разбираться в производстве. На следующий день (!) Иван Егорович стал директором школы. Партийная система жестко фильтровала свои ряды на профпригодность.

     Он об этом никогда не жалел. Потому и два сына, и внук его пошли в редакцию, основателем династии стал Иван Егорович.

     …Если он хотел кого-то похвалить, то говорил о таком человеке: «Он не лгал и не фальшивил…»

…Так и сам прожил свою жизнь.

Без лжи и фальши.

Газетчик Иван Егорович Малыхин.

Светлая ему память