"...Странное и унизительное чувство испытывает человек под бомбежкой. Не страх, а злость на свою беззащитность. В наземном бою, в поле, оружие, которым можешь поразить врага, делает человека сильным и уверенным в себе. А тут, при воздушном налете ничего нельзя сделать, нечем поразить врага, единственное, что остается - искать укрытие: кювет, канаву, воронку от снаряда, просто дерево или бугорок, или упасть на землю и ждать. Это унижает человека, но и порождает ненависть. Бывалые солдаты, как бы они не устали, на любой остановке, в обороне или наступлении, никогда не ленятся откопать ровики и часто это определяет судьбу человека..."

"...Занятый своими размышлениями, я не спеша шел по направлению к березовой роще. Поравнявшись с ней, пошел вдоль опушки. Жарко. Остановился передохнуть. Загляделся на небо. В его глубине, чуть выше горизонта и ближе к роще вдруг стали вспыхивать белые облачка разрывов. Надумалось - самоликвидация зенитных снарядов. Послышались приглушенные расстоянием хлопки. Вокруг меня в роще появилось какое-то продолжительное, все нарастающее жужжание, похожее на шмелиное или пчелиное. Какие-то шлепки, как будто шмель или пчела столкнулись со стволом березы. Потом до меня дошло. Да это же бьют по роще шрапнелью немцы. Вот дурень! Высунулся на опушку! Заметили движение или в порядке профилактики бьют по роще? Встал за ствол толстой березы. Наблюдаю и жду, что будет дальше. Картечины-шрапнели все также шлепали, врезаясь в стволы берез, чиркали о землю, рикошетили и с визгом летели дальше. Они-то и создавали впечатление гудения полета пчелиного роя. Если бы я побежал, то наверняка повстречался бы с ними. Дурня и пьяницу бог бережет! - так говорит русская пословица...."

"...С Кенигсбергом связан еще один эпизод в моей жизни. Еще до штурма в полосе своей армии я побывал на всех огневых позициях. Осмотрел каждое орудие. При необходимости ремонта, тут же на огневых работали подчиненные мне артмастерские, приводили орудия в порядок.
Примерно за десять дней до штурма я получил задание от полковника Санина добиться от начальника тыла армии выделения в наше распоряжение тридцати грузовых автомашин для подвоза боеприпасов непосредственно на огневые позиции батарей.
Три боевых комплекта снарядов к нам поступили на склад армии транспортом фронта. В войсках армии к тому времени было сосредоточено два боекомплекта. Нужно было сосредоточить на огневых позициях не менее трех боекомплектов.
Во время артподготовки перед штурмом подвозить снаряды на огневые позиции со складов частей войсковым транспортом, – значит, замедлять темп стрельбы. Возможны паузы в стрельбе из-за не-предвиденных случайностей с подвозом боеприпасов.
Было решено заранее подвезти боеприпасы к орудиям, чтобы исключить всякие случайности и задержки. Транспорт частей в это время был занят собственными перевозками при подготовке к штурму.
Весь армейский транспорт находился в распоряжении замкомандующего армией по тылу. Сначала послали к нему подполковника Парамонова, заместителя Санина, но неудачно. Видимо состоялся крутой разговор и тут неожиданно Парамонов грохнулся в обморок. Полковник Санин сам находился неотлучно при командующем артиллерией армии. Он решил послать к зампотылу меня.
Я тоже потерпел неудачу: транспорта от генерала не получил, сколько не доказывал необходимость его выделения. Но не стушевался, а попросил у него разрешения обратиться по этому вопросу к члену военного совета армии, как положено по уставу. В этом генерал отказать мне не мог и разрешил.
Впервые за всю войну я решил использовать протекцию. Жена генерала Рассадина была подружкой Кати и я раза два встречался с членом военного совета в госпитале, где Надежда Андреевна работала начальником штаба.
Доложил полковнику Санину и попросил его устроить мне прием у Рассадина. Он согласился. Буквально часа через два он передал мне время и место встречи. Еще посмеялся и сообщил мне, что Рассадин сказал: "Только не присылайте ко мне того слабонервного".
В уютном коттедже, в большой гостиной, обставленной мягкой мебелью, состоялась наша встреча. Маленькая собачка поменьше нашего Тимки бегала по клавиатуре пианино. Я доложил генералу по всей форме зачем прибыл и по чьему поручению. Он выслушал и пригласил сесть. Во время беседы в комнату вошла Надя. Взяла на руки собачку и улыбнулась мне. Затем вышла из комнаты.
Во время беседы я намекнул, что такое решение с боеприпасами принято командующим артиллерией армии. Видимо, в таком решении есть необходимость.
В конце беседы генерал сказал, что доложит командарму и вероятно вопрос будет решен для нас положительно. Я встал и попросил разрешения быть свободным.
На другой день транспорт нам был выделен: прибыла рота грузовых машин. Старший команды доложил, что прибыл в наше распоряжение на восемь дней. Так неожиданно просто решился вопрос с подвозом боеприпасов. Началась будничная работа с транспортом, в которой я уже не принимал участия, занятый своими обязанностями по подготовке штурма. После взятия Кенигсберга армия занялась ликвидацией группировки немцев на косе Фриш Нерунг, которая вскоре капитулировала...."